Смекни!
smekni.com

Миф большого города в реалистической литературе XIX века (стр. 7 из 10)

Характерны для улиц Достоевского «капитальные»дома высокие, холодные, с глухими стенками, которые в короткий срок совершенно исказили образ северной столицы. «Старик и молодая женщина вошли в большую, широкую улицу, грязную (…) и повернули из нее в узкий, длинный переулок, с длинными заборами по обеимсторонам его, упиравшийся в огромную, почерневшую стену четырехэтажного капитального дома…» (I, 269). Он шел по гнилым, трясучим доскам, лежавшим в луже, к единственному входу на этот двор из флигеля дома, черному, нечистому, грязному, казалось, захлебнувшемуся в луже. В нижнем этаже жил бедный гробовщик». (I, c. 272.) («Хозяйка»). В этом описании Достоевский подчеркивает грязь и нищету мрачного и тяжелого быта. Все эпитеты настойчиво указывают на одни и те же черты. И снова мастерская гробовщика как напоминание о неизбежном завершении этой безотрадной жизни.

Вполне отчетливо Достоевский высказал свои мысли о физиономии дома при описании жилища Рогожина. Писатель заставляет заранее узнать его. «Подходя к перекрестку Гороховой и Садовой, он сам удивился своему необыкновенному волнению… один дом, вероятно по своей особенной физиономии еще издали стал привлекать его внимание, и князь помнил потом, что сказал себе: «Это наверное тот самый дом» (VII, с. 170). «У дома Рогожина «лицо» его хозяина, то есть внешние детали поглощаются ощущением «сходства» дома с Рогожиным – субъективной психологической реакцией князя Мышкина[23]».

Дома Достоевского – «не слепок, не бездушный лик», за их архитектурными очертаниями прозревает он своеобразную душу, полную таинственной жизни. Это отношение к дому как к одухотворенному организму породило в Достоевском совершенно особую возможность войти в личное общение с домом, заключить с ним нечто вроде дружбы. В «Белых ночах» один старенький домик обрисован как «человеческое существо». «Но никогда не забуду истории с одним прехорошеньким светло-розовым домиком. Это был такой миленький каменный домик, так приветливо смотрел на меня, так горделиво смотрел на своих неуклюжих соседей, что мое сердце радовалось, когда мне случалось проходить мимо. Вдруг на прошлой неделе я прохожу по улице и как посмотрел на приятеля, слышу жалобный крик: «А меня красят в желтую краску!» Злодеи, варвары!. Они не пощадили ни колонны, ни карнизов, и мой приятель пожелтел, как канарейка!» (II, с. 103). Город, скрывающий в своих недрах эти дома, насыщенные какой-то сокровенной жизнью, и сам живет как сверхчеловеческое существо

А теперь обратимся к внутреннему убранству этих домов (интерьеру). В описании интерьера Достоевского нет бесстрастной эпичности, они не документальны, как повествования писателей – хроникеров, в них нет и следа любования изображаемыми предметами. Отношение к ним всегда субъективное, отношение притяжения или отталкивания, любви или даже ненависти. Поражает теснота помещений, в которых живут герои Достоевского. «… Комната была узенькая и тесная, приплюснутая перегородкою к двум низеньким окнам. Все было загромождено и заставлено необходимыми во всяком житье предметами; было бедно, тесно…» (I, с. 272). «… направо находилась комната Версилова, тесная и узкая, в одно окно; в ней стоял жалкий письменный стол… а перед столом не менее жалкое мягкое кресло, со сломанной и поднявшейся вверх углом пружиной…» (XII, с. 43). «Маленькая закоптелая дверь в конце лестницы, на самом вверху, была отворена. Огарок освещал беднейшую комнату шагов в десять длиной. Через задний угол была протянута дырявая простыня» (VI, с. 22) (комната Мармеладовых из «Преступления и наказания»). Вспомним описание каморки, где живет Родион Раскольников. Она «походила более на шкаф, нежели на квартиру» (VI, с. 5) – и это отнюдь не все, с чем сравнивает жилище Раскольникова Достоевский. Погружаясь в действие романа все дальше, перед нашим взором вырисовывается «крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид со своими желтенькими и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко» (VI, с. 25). А через несколько страниц его каморка и вовсе превращается в гроб! Таким образом обстановка у Достоевского давит на человека, вынуждает порождать в голове какие-то зловещие мысли. Стоит упомянуть описание комнаты Сони Мармеладовой: «Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое…» (VI, с. 24). «Неправильный четырехугольник» - это сравнение наталкивает на мысль о неправильной жизни Сони не по своей вине. Как комната «изранена» строителями, так и Соня «изранена» обстоятельствами жизни, из-за которых она вынуждена торговать своим телом. В романе «Идиот» Ипполит рассказывает, что «мрачный» дом Рогожина «поразил меня; похож на кладбище, а ему (Рогожину), кажется нравится» (VIII, с. 310). Действительно, внутри дома Рогожина темно и неприютно: «.. темные комнаты, какой-то необыкновенной холодной чистоты, холодно и сурово мебелированные старинной мебелью…» Угрюмый Рогожин и живет в доме, навевающем тоску и холод на окружающих.

Отличен колорит Достоевского в описании мебели и внутреннего убранства помещений. Автор высказывает явно негативное отношение к желтому цвету. Р.Г. Назиров называет эту особенность «неадекватностью цвета, его моральной возмутительностью[24]». Каморка Раскльникова с «желтенькими, пыльными обоями». Это не мимолетный штрих в описании комнаты, эти обои усиливают гнетущее, отталкивающее впечатление, создаваемое комнатой. И «желтоватые, почерневшие» обои в комнате Сони в равной степени создают тягостное впечатление. Ну, а самые трагические эпизоды романа произошли в квартире старушки – ростовщицы с желтыми обоями и желтой мебелью. Даже стулья в комнате следователя Порфирия Петровича были из желтого отполированного дерева. Фактически в «Преступлении и наказании» использован лишь только желтый фон. Этот желтый фон – великолепное, целостное живописное дополнение к драматическим переживаниям героев. Отметим также, что в полицейской конторе, где Раскольников падает в обморок, ему подают «желтый стакан, наполненный желтою водою». «В конечном счете желтый становится отвратительным и нагнетает злую тоску[25]».

Петербург предстает перед нами равноправным героем произведений Достоевского, он живет и так или иначе влияет на своих обитателей. Интересную в этом смысле характеристику дает Свиригайлов в «Преступлении и наказании»: «Петербург – это город полусумасшедших. Если б у нас были науки, то медики, юристы, философы могли бы сделать над Петербургом драгоценнейшие исследования, каждый по своей специальности. Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге!» (VI, с. 391).

Итак, Петербург – трагический и фантастический город. На его улицах случается все что угодно: здесь может зародиться мысль о преступлении и найти свое завершение, а в следующий момент можно стать свидетелем сошествия Христа дабы спасти грешных, живущих в этом «аду бессмысленной и ненормальной жизни». Человеку трудно жить и дышать в этом городе, но, однако, ни у одного из героев не возникает мысль покинуть его: какая-то непреодолимая тайная сила влечет и заставляет остаться в этом «самом умышленном и отвлеченном городе на всем земном шаре».


Глава IV. Варшава Пруса.

Варшава – оригинальный красивый город, бывший в XIX веке во власти Пруссии, Австрии, а с 1814 года ставший столицей Королевства Польского, входящего в состав России. Польшу XIX века называли «бунтовщицей в кандалах», а Варшава в 1830-1831 и 1863-1964 годах была центром освободительных восстаний против гнета царизма. Большая часть города расположена на левом берегу Вислы. Здесь сосредоточено историческое ядро Варшавы – Старе – Място, со множеством памятников польского Возрождения и барокко: знаменитый Костел Святого Яна, колонна Зыгмунта дома с декоративной скульптурой и росписями. Внешний облик города очень красив и оригинален, впрочем, как и сами поляки. Обаяние исторического города, прославленного своей знаменитостью, подчеркивается блестящим обществом. В XIX веке Варшава становится одним из главных центров развития капитализма. Наличие огромного русского рынка было прекрасным условием для его развития.

И этот сложный красивый город со своими архитектурными памятниками и бурным развитием капитализма слагается в новый образ, данный в произведении Болеслава Пруса «Кукла». Объективную реальную картину большого города Прус превращает в некий миф. В «Кукле» Прус, по его словам, хотел «охарактеризовать общественную жизнь, взаимоотношения и типы нескольких поколений[26]».

В центре романа – современная Прусу Варшава, капиталистический город со всеми его противоречиями, жизнью различных классов: аристократии, буржуазии и трудящихся.

Главная фигура романа – Станислав Вокульский – сложный, противоречивый образ. Именно через его восприятие мы знакомимся с людьми, улицами, зданиями Варшавы, именно благодаря ему появляется миф этого города.

Картины жизни Варшавы сопровождают героя на протяжении всего романа, в одном случае они отражают его эмоциональное состояние, в другом – служат подоплекой тех или иных событий. Вспомним возвращение Вокульского после успешной наживы на войне в свой город. Его встречает «отвратительный мартовский день; скоро уже полдень, но варшавские улицы почти пустынны. Люди сидят по домам или прячутся в подворотнях, или же съежившись бегут, подхлестываемые дождем, смешанным со снегом»[27] (III, с. 31). Здесь как бы дается небольшой намек читателю, о том, что ожидает Вокульского в Варшаве, коль его приезд оттеняется такой картиной.