Или такой случай: « Раздались восклицания со всех сторон. Князь побледнел. Странным укоряющим взглядом поглядел он Гане прямо в глаза; губы его дрожали и силились сто-то проговорить; какая-то странная и совершенно неподходящая улыбка кривила их.
-Ну пусть хоть мне…а не дам!…- тихо проговорил он наконец; но вдруг не выдержал, бросил Ганю, закрыл руками лицо, отошёл в угол, стал лицом к стене и прерывающимся голосом проговорил:
-О, как вы будите стыдится своего поступка!»2
Умалчивание в данных случаях применяется Достоевским именно в такие моменты, когда выявляются самые глубокие пласты психики и внутреннее состояние героя становится настолько противоречивым и сложным, смутным, что по-другому это уже изобразить нельзя. Умалчивание намекает на неисчерпаемую глубину, тем самым ещё более усиливая психологическое напряжение.
Достоевский зачастую использует сны в качестве психологического анализа. Раскрывая внутренний мир своего героя в снах, Достоевский стремится показать столкновение противоборствующих сил: непрестанную борьбу между сознанием и подсознанием, намерением и осуществлением этого намерения. Даже во сне Достоевский не показывает спокойного душевного состояния своего героя. Он рисует его в максимальном развитии, а чувства и переживания – в предельно обострённом виде. Здесь уместно будет привести пример сна Раскольникова, когда Миколка бесжалостно избивает бедную старую лошадь. В этом сне видна бессмысленна жестокость. У меня создалось впечатление, что и в этом сне Достоевскиё изобразил то, насколько жесток и несправедлив этот мир. «Все лезут в Миколкину телегу с хохотом. Налезло человек шесть, и ещё можно посадить.(…) Кругом в толпе тоже смеются, да и впрямь, как не смеятся: этакая лядащая кобылёнка да такую тягость вскачь везти будет! (…) несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало – кнуты, палки, оглоблю, и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становится сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирае.»1 И мальчик (Раскольников) тоже не может этого принять:
-Папочка, папочка, - кричит он отцу,- папочка, что они делают?
Папочка. Бедную лошадку бьют!
(…) О бежит подле лошадки, он забегает вперёд, он видит, как её секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нём поднимается, слёзы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает всё это.(…) Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает её мертвую, окровавленную морду и целует её, целует её в глаза, в губы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку.»2
Идея несовершенного, жестокого мира так глубоко сидит в Раскольникове, что даже входит в его сны. Правда Достоевский уже тогда показывает, что один человек не в состоянии изменить его.
Фёдор Михайлович проникает в самые глубинные пласты человеческой психики, в возбуждённом состоянии у героев Достоевского обнажается вся неисчерпаемая сложность натуры, её бесконечная противоречивость. Это происходит как во сне так на яву. Во, например, внутренний монолог Раскольникова:
«А куда же я иду? – подумал он вдруг. – Странно. Ведь я зачем-то пошёл. Как письмо прочёл, так и прошёл… На Васильевский остров к Разумихину я пошёл, вот куда, теперь… помню. Да зачем, однако же? И каким образом мысль идти к Разумихину залетела мне именно теперь в голову? Это замечательно» 3 или просто монолог: «Боже – воскликнул он, - да неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп…буду скользить в липкой, тёплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью… с топором…Господи, неужели?»
Он дрожал как лист говоря это.
«Да что же это я! – продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, -ведь я знал же. Что я этого не вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь ещё вчера, вчера, когда я пошёл делать эту …пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что не вытерплю… Чего ж я теперь-то? Чего ж я ещё до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестнице, я сам сказал, что это подло, гадко, низко…Ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило…
Нет, я не вытерплю, не вытерплю! Пусть, пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчётах, будь это всё, что решено в этот месяц, ясно как день, справедливо как арифметика. Господи! Ведь я же всё равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!… Чего же, чего же и до сих пор…»
В романах Достоевского присутствует огромное количество диалогов,
которые в полной мере раскрывают характеры героев. Мне бы хотелось в этом случае воспользоваться первыми страницами «Идиота». Так здесь, как нигде с первых страниц, за счёт диалога становится понятно кто есть кто.
Для меня роман долгое время был загадкой: я восхищалась наблюдая мгновенные метаморфозы, происходящие с людьми, совершенно разными по социальному статусу, возрасту, полу, интеллекту, воспитанию, мировоззрению, во время диалогов с князем Мышкиным. Как это достигается? Что заставляет людей, встречающихся с князем, менять привычные способы поведения, открываться с новой лучшей стороны? Как Мышкин вызывает в людях желание меняться? Что несёт он людям и что при этом получает сам? По моему мнению это самый удачный роман Достоевского, ничего раньше я не читала так жадно, вчитываясь в каждую фразу. Образ Мышкина, Настасьи Филлиповной, настолько загадочны, и именно поэтому и интересны…
Правда некоторые критики считают роман «Идиот» неудавшимся. При подготовке к реферату я наткнулась на статью Бориса Парамонова :
« (…) И вот среди этих глыб есть одна, из которой ваятель так и не сумел ничего толком высечь: «Идиот», конечно. Мышкин не получился, Христа из него не вышло, как задумывалось, - и не потому, что он недостаточно хорош, а потому, что, страшно сказать, недостаточно плох. Он не догадался, точнее не решился слить Мышкина и Рогожина в одном лице, в едином персонаже. И не вышло крупного героя. А без этого какой Достоевский?»1
Я полностью не согласна с ним, потому что после прочтения «Идиота» этот роман мне показался зрелым, по настоящему законченным. Парамонов считает, что из Мышкина не вышло Христа. И тут у меня невольно возникает вопрос : «А хотел ли Достоевский получить из Мышкина Христа?»
Бесспорно то, что он хотел изобразить идеально прекрасного человека, но я не считаю, что Достоевский создал своего героя, чтобы тот, появившись « словно Бог послал»( думает о князе генерал Епанчин) творил добро на земле и изменял людей. По моему мнению Достоевский просто изобразил жизненный идеал в его понимании – Мышкина, у которого не было ни какой особой цели, он просто жил. Герои Достоевского кажутся несколько наивными. У них нет определённого направления, видимой цели: «точно слепые или пьяные, шатаясь бродят по мирё эти всё же взрослые люди. Они останавливаются, оглядываются, задают вопросы и бегут, не дождавшись ответа, даольше в неизвестность. Кажется, что они только сейчас вступили в наш мир и не успели с ним освоится. И люди Достоевского останутся непонятными, если не вспомнить, что они русские, дети народа, которые из вековой, варварской тьмы сввалились в гущу нашей европейской культуры». 1Достоевский изобразил то, как такой положительно прекрасный человек, наивный как ребёнок не мог ужиться в этом жестоком мире, но его натура вызывала у всех необычайный интерес, и просто человеческую симпатию (что не мало важно). Он просто появляется, чтобы воспевать жизнь. Он вызвать в людях желание меняться, хотя сам Мышкин ничего специально для этого не принимает, он ведёт себя естественно.
Чтобы по глубже разобрать эти вопросы, я хочу разобрать такой приём психологического анализа, как диалог, по средству которого в романе «Идиот» и раскрывается сущность Мышкина.
Автор с первой страницы романа знакомит читателей с главным героем, князем Мышкиным. О оказывается в одном купе поезда на пути из Швеёцприи в Петербург с Рогожиным и Лебедевым. «Черноволосый сосед в крытом тулупе всё это разглядел, частию от нечего делать, и наконец спросил с тою неделикатною усмешкою, в которой так бесцеремонно и небрежно выражается иногда людское удовольствие при неудачах ближнего: «Зябко?»
Моё собственное ощущение от чтения этих строк похоже на то, что возникает, когда тебя оценивают. Это чувство унижения, возмущения и желание защититься, поставить человека на место, наказать, ответить какой-то агрессией. Автор же делает упор на то, что Мышкин же отвечает с чрезвычайной готовностью. Через это уже и начинается раскрытие его характера. Своим поведением князь вызывает симпатию.
Очень интересно рассмотреть этот диалог, как Достоевский изображает некую борьбу. В диалоге выясняется, что князь лечился за границей: «Слушая его черномазый несколько раз усмехался; особенно засмеялся он, когда на вопрос: « Что же, вылечили?» - белокурый отвечал, что «нет, не вылечили». С самого начала романа над князем смеются. В этот момент мне его становится просто за него страшно: двое на одного, причём на такого человека. Который, как кажется на первый взгляд не может сказать «нет». И тут , Достоевский дальше раскрывает образ своего героя. Оказывается, он может сказать «нет», причём так, что никто из попутчиков не обижается, а наоборот, оба проникаются к князю ещё большей симпатией и доверием: «О, как вы в моём случае ошибаетесь. - подхватил швейцарский пациент тихим и примиряющим голосом, - конечно. Я спорить не могу, потому что всего не знаю. Но мой доктор мне из своих последних ещё на дорогу дал да два почти года там на свои содержал». Эти открытость, принятие чужого мнения, готовность соглашаться с собеседником обескураживают и подкупают Лебедева, привыкшего повсюду искать подвоха. Он хотя в душе, и считает князя простофилей, но не может не признать вслух: «Гм… по крайней мере простодушны и искренне, а сие похвально!»