Появление первых произведений Замятина и прежде всего «Уездного» было воспринято как литературное событие. Высоко ценил его Горький. «Прочитай «Уездное» Замятина, - писал он Е. П. Пешковой в июле 1917 года, - получишь удовольствите». Критика одобрительным, даже восторженным хором встретила восхождение новой звезды. Заголовки статей – «Грядущая сила», «Новы талант» – уже говорили сами за себя.
В марте 1916 года Замятин отправляется в командировку в Англию, на завод в Ньюкасле. Еще раньше через его руки проходили чертежи первого после «Ермака» русского ледокола «Царь Михаил Федорович». В Ньюкасле при самом непосредственном участии Замятина строятся для России ледоколы «Святой Александр Невский», «Святогор», «Мини», «Пожарский», «Илья Муромец». Больше всего инженерного, конструкторского труда воплотилось в первом из этих, по тогдашним меркам очень могучих ледоколов: он делал для «Ленина» аванпроект и ни один чертеж не попадал без его проверки и подписи в мастерскую.
В 20 – е годы Замятин продолжал активно работать в литературе, создавая новые заметные произведения. Таковы рассказ о русском Севере «Ёла» (1928), социально – психологическая, с изломами, «достоевщиной» любовная драма «Наводнение (1930) или законченная позднее, но начатая в 1928 году повесть о позднем, гибнущем Риме «Бич Божий», написанная на пределе исторической достоверности и стилистической виртуозности. Кроме испытанного жанра прозы, писатель обращается к стихии драматургии, театра.
В конце 20 – х годов он обращается к жанру исторической драмы и создает трагедию «Атилла» о нашествии варваров на дряхлеющий, внутренне обреченный Рим. «Чтобы войти в эпоху Атиллы, - вспоминал Замятин,- потребовалось уже около двух лет, пришлось прочитать десятки русских, французских, английских томов, дать три текстовых варианта. Совершенно независимо от того, что пьеса до сцены так и не дошла – все это оказалось только подготовительной работой к роману». Произведение получило высокую оценку со стороны многих.
После издания в 1929 году в пражском журнале «Воля России» началась обструкция против Евгения Ивановича Замятина. В создавшихся условиях он в ноябре 1931 года уезжает за рубеж и с февраля 1932 года проживает в Париже. В письме Сталину Замятин писал: «… Я прошу разрешить мне вместе с женой временно…выехать заграницу – с тем, чтобы я мог вернуться назад, как только у нас станет возможным служить в литературе большим идеям без прислуживания маленьким людям, как только у нас хоть отчасти изменится взгляд на роль художника слова». До этого времени Замятин не дожил – он скончался в 1937 году от грудной жабы). Тем не менее они наступили, и Замятин получил возможность вернуться на Родину, вернуться на Родину, вернуться своими произведениями…
Самое гениальное из них – вне сомнений – роман – антиутопия «МЫ». Уже на первых страницах романа Е. Замятин создает модель идеального, с точки зрения утопистов, государства, где найдена долгожданная гармония общественного и личного, где все граждане наконец – то обрели долгожданное счастье. Во всяком случае именно таким оно предстает в восприятии повествователя – строителя Интеграла, математика Д – 503. В чем же счастье граждане Единого Государства? В какие моменты жизни они ощущают себя счастливыми?
В самом начале романа мы видим, какой восторг вызывает у героя – повествователя ежедневная машировка под звуки Музыкально Завода: он переживает абсолютное единение , чувствует солидарность с себе подобными.
Одинаковостью, механичностью отличается вся их жизненная деятельность, предписанная Часовой Скрижалью. Это характерные черты изображенного мира. Лишить возможности изо дня в день выполнять одни и те же функции значит лишить счастья, обречь на страдания, о чем свидетельствует история «О трех отпущенниках».
Символическим выражением жизненного идеала главного героя становится прямая линия и плоскость, зеркальная поверхность, будь то небо без единого облачка или лица, «не омраченные безумием мысли».
Идея всеобщего равенства, центральная идея любой утопии, оборачивается в антиутопии всеобщей одинаковостью и усредненностью. Идея гармонии личного и общего заменяется идеей абсолютной подчиненности государству всех сфер человеческой жизни. «Счастье – в несвободе», - утверждают герои романа. Малейшее проявление свободы, индивидуальности считается ошибкой, добровольным отказом от счастья, преступлением, поэтому казнь становится праздником.
Как же достигается счастье в романе Замятина? Как сумело Единое Государство удовлетворить материальные и духовные запросы своих граждан?
Материальные проблемы были решены в ходе Двухсотлетней войны. Победа над голодом одержана за счет гибели 0,8 населения. Жизнь перестала быть высшей ценностью: десять нумеров, погибших при испытании, повествователь называет бесконечно малой величиной третьего порядка. Но победа в Двухсотлетней войне имеет еще одно важное значение. Город побеждает деревню и человек полностью отчуждается от матери – земли, довольствуясь теперь нефтяной пищей.
Что касается духовных запросов, то государство пошло не по пути творения, а по пути подавления, ограничения, строгой регламентации. Первым шагом было введение сексуального закона, который свел великое чувство любви к «приятно – полезной функции организма»…
«Идеальный» общественный уклад достигнут насильственным упразднением свободы. Всеобщее счастье здесь не счастье каждого человека, а его подавление, нивелировка, а то и физическое уничтожение. Но почему же насилие над личностью вызывает у людей восторг? Дело в том, что у Единого Государства есть оружие, пострашней Газового Колокола. И оружие это – слово. Именно слово может не только подчинить человека чужой воле, но и оправдать насилие и рабство, заставить поверить, что несвобода и есть счастье. Этот аспект романа особенно важен, так как проблема манипулирования сознанием актуальна и в наши дни.
Постигая чудовищную логику, а точнее – идеологию Единого Государства, вслушаемся в его официальный язык. С первых же страниц романа бросается в глаза обилие оксюморонов…
Ощущение утраты равновесия еще более усугубляется в герое романа в связи с посещением Древнего Дома. О глубоких изменениях, произошедших с героем, свидетельствует тот факт, что он не доносит на I – 330. Обратим внимание , что главной деталью портрета ее в восприятии становится икс, образованный складками возле рта и бровями; икс для математика – символ неизвестного… Меняется и речь героя. Обычно логически выстроенная, она становится сбивчивой, полной повторов и недоговоренностей… И дело не в только в смятении, в предельном эмоциональном напряжении, переживаемом героем, но и в том, что слова любви, ревности знакомы ему. Д –503 привык к отношениям с женщинами, как к «приятно – полезной функции организма, как к выполнению долга перед Единым Государством. Право каждого нумера на любой нумер являлось для него доказательством равенства, одинаковости, взаимозаменяемости людей. Любовь к I – 330 – это нечто совсем другое.
После радикального перелома в мироощущении героя вердикт доктора звучит как: «По – видимому, у вас образовалась душа». Плоскость, зеркальная поверхность становятся объёмными. Привычный двухмерный мир рушится. То, что казалось иррациональным, вдруг становится реальностью, только иной, невидимой. Почему болезнь – «душа».
Так герой вступает в непримиримый конфликт не только с Единым Государством, но и самим собой. Мир в романе Замятина дан через восприятие человека с пробуждающейся душой. И герой не одинок. Неслучайно доктор говорит об «эпидемии души». Есть в романе и другие ее проявления…
Единому Государству, его абсурдной логике в романе противостоит пробуждающаяся душа, то есть способность чувствовать, любить, страдать. Душа, которая и делает человека человеком, личностью. Единое Государство не смогло убить в человеке его духовное, эмоциональное начало. Почему же этого не произошло?
Замятинские герои – все – таки живые люди, рожденные отцом и матерью и только воспитанные государством. Имея дело с живыми людьми, Единое Государство не может опираться только на рабскую покорность. Счастье номеров уродливо, но ощущение счастья должно быть истинным. Следовательно, задача тоталитарной системы – не уничтожить полностью личность, а ограничить ее со всех сторон: перемещения – Зеленой Стеной, образ жизни – Скрижалью, интеллектуальный поиск – Единой Государственной Наукой, которая не ошибается. Можно, казалось бы, вырваться в космос. Но Интеграл несет в иные миры «трактаты, поэмы, манифесты, оды или иные сочинения о красоте и величии Единого Государства». Полет его – идеологическая экспансия, стремление подчинить Вселенную воле Единого Государства.
И чем все это заканчивается? Бунт не удался, I – 330 попадает в Газовый Колокол, главный герой подвергается Великой Операции и хладнокровно наблюдает за гибелью бывшей возлюбленной. Финал романа трагичен.
Роман замечателен не только тем, что автор уже в 1920 году сумел предсказать глобальные катастрофы всего века. Главный вопрос, который он поставил в своем произведении: выстоит ли человек перед все усиливающимся насилием над его совестью, душой, волей? Ответы нам дает ИСТОРИЯ…
Что же касается личного, авторского мнения по поводу произведения, то оно далеко неоднозначно. Да, пусть Марио Пьюзо, автор «Крестного отца», утверждает, что «эмоции мешают думать», пусть. Но после ознакомления с произведением я находился под впечатлением от него несколько дней. Говоря словами одного из героев «Мы» – «всем срочно нужно сойти с ума, нет, всем срочно нужно сойти с ума». Нечто подобное испытал я…
Читая роман я временами не мог от него оторваться – настолько он поражал от страницы к странице меня Замятин. Что ж, моему тезке удалось создать такое произведение, что просто дух захватывыет… А ведь в принципе этот товарищ был прав и он смог предвидеть то будущее, которое нас ожидает, но только оно настанет не через века, а уже в 30 – е годы прошлого столетия. Тогда работавшая репрессиионная машина не жалела, да и просто не могла жалеть никого – кругом враги, всех нужно уничтожить за малейшую «провинность» в виде каких – нибудь раздумий или действий, которые нам сейчас кажутся нормальными – нельзя травить себя никотином, пить алкоголь, пропускать работу. Сны считаются болезнью!!! Это просто ужас. Да что уж там – жуть… А личная жизнь? Да так она просто по розовым талонам! Я бы не выдержал такого.