Смекни!
smekni.com

Синонимия русского и немецкого языков. Проблематика подбора, перевода и классификации синонимов на материале романа Г. Фаллады Каждый умирает в одиночку (стр. 11 из 14)

bald скоро

baldin Zukunftzukünftig – umsonstvergebensvergeblich

В синонимических рядах глаголов и прилагательных при иллюстрации употребления допускались примеры, включающие субстантивированные слова, если последние сохраняют и хорошо передают семантические особенности исходного слова. Например:

nachsinnenвысок. =nachdenken... sie schwieg in tiefem Nachsinnen - она молчала, погруженная в глубокое раздумье.

Производные слова включаются в словник лишь в том случае, когда они отличаются от исходного слова не только своим лексико-грамматическим значением, а обра­зуют синонимический ряд, не совпадающий по составу с рядом исходного слова. Например, ряд исходного сущест­вительного:

Laune прихоть, каприз

die Launedie Schrulledie Marotteder Tick— die Grilledie Mucke

значительно отличается по своему составу от ряда производного прилагательного:

launenhaft непостоянный, капризный

launenhaftlaunischkapriziösunberechenbargrillenhaftwetterwendisch

4. Перевод – один из путей взаимодействия национальных культур и средство коммуникации.

§1. Общие проблемы перевода.

Перевод традиционно и с полным правом рассматривают как один из важнейших путей взаимодействия национальных культур, как действенный способ межкультурной коммуникации. О теоретической и практической значимости перевода свидетельствует тот факт, что он удачно вписывается в научную проблематику, получившую в настоящее время название «Диалог культур». Что же является предметом перевода (переводческой деятельности) — тем, с помощью чего в ме­ру, допустимую спецификой двуязычной опосредованной коммуни­кации, можно максимально приблизить последнюю к естествен­ной, одноязычной коммуникации?

Очевидно, что таковым является переводной текст (ПТ). Заме­няя в процессе двуязычного общения текст-подлинник, или, как при­нято говорить в переводоведении, исходный текст (ИТ), текстом переводным, переводчик тем самым нейтрализует разделяющий разноязычных коммуникантов лингвоэтнический барьер и дает им возможность речевого общения, сравнимую с возможностью общения в рамках одноязычной коммуникации. Иными словами, потреб­ность, обусловливающая деятельность переводчика, удовлетворяется путем создания ПТ.

При переходе к социально-личностным барьерам прибавляется еще и лингвоэтнический барьер — расхож­дение в языках, закономерностях их функционирования, культурах общающихся. Задача переводчика состоит в том, чтобы нейтрали­зовать этот и только этот барьер, то есть барьер лингвоэтнический. Иными словами, в процессе перевода переводчик нейтрализует только те препятствия на пути эффективной речевой коммуни­кации разноязычных участников общения, которые вытекают из обстоятельства их принадлежности к разным лингвоэтническим кол­лективам. Перевод, таким образом, является чисто лингвоэтнической ретрансляцией при переводе осуществляется лишь лингвоэтническая, но не социально-групповая или индивидуально-личностная переадресовка сообщения, происходят замены адресатов типа русский — немец, англичанин — китаец, и не производятся замены типа специалист — неспециалист, взрослый — ребенок, массовая ау­дитория в ФРГ — товарищ Петров из СНГ. Иногда, правда, лингвоэтнические и социально-групповые различия могут совпадать. Так, если иностранный текст, переводимый на русский язык, адре­сован врачам-католикам, то отсутствие у нас аналогичной соци­альной группы должно рассматриваться не только как социальное, но одновременно и как лингвоэтническое различие между адре­сатами ИТ и ПТ и учитываться в переводе путем введения не содержащейся непосредственно в ИТ, но подразумеваемой, известной адресатам ИТ информации непосредственно в ПТ или сообщения этой информации адресатам ПТ с помощью примечаний и коммента­риев к тексту перевода.

Чисто лингвоэтнический характер переводческой ретрансляции обусловлен общественным предназначением перевода. Если бы в про­цессе перевода нивелировались не только лингвоэтнические, но также социально-групповые и индивидуальные коммуникативно-релевантные характеристики носителей ИЯ и носителей ПЯ, если бы переводчик адаптировал сообщение в его переводном варианте к ситуации, возникающей между переводчиком и редактором худо­жественной переводной литературы в тех случаях, когда переводчик отвергает вышеназванное требование: «Что делать редактору в таком случае, если, скажем, автор пишет длинными периодами с параллельными конструкциями, а переводчик короткими эмоционально-рваными фразами и притом аргументирует тем, что «иначе будет не по-русски»? Тут, разумеется, дело редактора требовать, чтобы было и по-русски и как у автора. Ведь доказано же русскими писателями и переводчиками, что и по-русски длинный период, правильно построенный, может сохранить логику раз­вития мысли и эмоциональность. Труднее спорить, когда перевод­чик принципиально не согласен с тем, что авторский период нужно сохранять, нужно-де только, чтобы перевод, в общем, производил то же впечатление, что и подлинник». Как мы видим, в опи­санной ситуации объективная основа для обсуждения, принятия и отклонения вариантов перевода практически исчезает.

Теперь подведем итог сказанному о требовании к тексту перевода. Максимально возможная (не переходящая в буквализм) семантико-структурная близость ИТ и ПТ позволяет:

— максимально сохранить в переводе идентичность авторской мысли;

— увеличивает диапазон адекватного замещения исходного тек­ста переводным (соответственно уменьшает количество потен­циальных ситуаций, в которых ИТ может оказаться неадек­ватным заместителем ПТ);

— повышает объективность процесса перевода и переводческого решения.

В перечисленном заключается конструктивная ценность семантико-структурной (текстуальной) близости ИТ и ПТ в рамках об­щественного предназначения перевода для общественной практики.

Перевод можно рассматривать как процесс создания текста на ПЯ, в опреде­ленных отношениях равноценного тексту на ИЯ. Это дает нам основа­ние взглянуть на перевод через призму философского учения о тож­дестве — равенстве — эквивалентности. На наш взгляд, это весьма полезно, поскольку понятие эквивалентности в переводе, получившее в последнее время широкое распространение, используется без дос­таточного научного обоснования, как нечто априорно или интуитивно понятное.

А между тем именно введение в теорию перевода термина «эк­вивалентность» и замена им синонимичного термина «адекватность» открывает благоприятную возможность увязать проблему перевод­ческой эквивалентности с широкой общенаучно-философской проб­лематикой тождества — равенства — эквивалентности и решать эту переводоведческую проблему на гораздо более высоком теоретичес­ком уровне.

Слово «адекватность», используемое в теории перевода для обоз­начения специально переводческой эквивалентности, представляет собой локальный, чисто переводческий термин: в общенаучном плане «адекватность» не является термином, а употребляется нетерминологически — в значении «вполне соответствующий», «равный». Из-за этого в тех случаях, когда вместо термина «эквивалентность» упот­ребляется термин «адекватность», проблема переводческой эквива­лентности уже на терминологическом уровне изолируется от широкой общенаучно-философской проблематики тождества — равенства — эквивалентности.

Иное дело — термин «эквивалентность», являющийся обозна­чением родового понятия всевозможных отношений типа равенства.

Эквивалентность каких-либо объектов означает их равенство в каком-либо отношении. Равенства объектов во всех отношениях не бывает. Всякая вещь универсума есть единственная вещь. Двух вещей, из которых каждая была бы тою же самой вещью, что и другая, не существует.

Тем не менее, как в повседневной жизни, так и в теории мы постоянно отождествляем различные предметы, то есть, говорим о разных предметах так, как если бы они были одной и той же вещью. Возникающая при этом абстракция отождествления различного получила от­ражение в принципе тождества неразличимых Г. В. Лейбница. Между признанием индивидуальности каждой вещи и принципом тождества неразличимых не возникает противоречия, поскольку, говоря об инди­видуальности, мы имеем в виду онтологическую индивидуальность ве­щей (вещей «самих по себе», по их «внутреннему состоянию»), а принцип тождества неразличимых имеет в виду не абсолютную (онтологическую) неразличимость, то есть неразличимость вещей по любому признаку, а лишь их неразличимость «для нас» в процессе их познания, в практике. Если различать «вещь» (то есть предмет уни­версума «сам по себе») и «объект» (предмет универсума в познании, в практике, в отношении к другим предметам), то, можно сказать: нет тождественных вещей, но есть тождественные объекты.

Таким образом, с онтологической точки зрения тождество (экви­валентность) является идеализацией, имеющей, однако, объективное основание в условиях существования вещей: практика убеждает нас в том, что существуют ситуации, в которых «разные вещи» ведут себя как «одна и та же вещь». Поэтому отождествление различного не является упрощением или огрублением действительности.

Неразличимость объектов, отождествляемых по принципу тож­дества неразличимых, может выражаться операционально — в их «поведении», истолковываться в терминах свойств, вообще опреде­ляться совокупностью некоторых фиксированных условий неразли­чимости.

Каковы условия неразличимости в переводе, при которых текст на одном языке признается эквивалентным тексту на другом язы­ке?

Из всего сказанного выше следует, что в наиболее общем виде они сводятся к трем главным требованиям: