Далее мы остановимся на еще одной проблеме психологии творчества и попробуем выявить какое влияние оказала религия на формирование творческих индивидуальностей Н.В.Гоголя и М.А.Булгакова.
1.3 Влияние религии на формирование творческих индивидуальностей Гоголя и Булгакова
Любой исследователь творчества Гоголя неизбежно приходит к выводу о значительной разнице между произведениями /условно говоря/ "начала" и "конца" жизни. Современники Гоголя и многие советские критики видели причину этой перемены в оторванности Гоголя последних лет жизни от России, в прогрессирующем пагубном влиянии религии на ум и душевное состояние писателя. До сих пор объективно неисследованным остается значение христианства, религиозного мировоззрения на судьбу и творчество великого мастера.
Значительно отличаются в этом отношении выводы исследователей-психологов и исследователей-литературоведов. Отмечая "несуразности" в произведениях последних лет жизни Гоголя литературоведы истолковывали их по-разному: болезненным состоянием духа /В.Майков/, долгим пребыванием за границей и оторванностью от русской жизни /Аксаковы/, изменой самому себе, своему искусству /Э.Губер/. Достаточно подробно проследил "историю душевной болезни" Гоголя В.Г.Короленко (1909г.). Его вывод о том, что "трагедия великого юмориста" заключалась в неспособности Гоголя победить свой угнетающий мистицизм и экзальтацию, очень убедителен. Но даже Короленко, очень точно определив причину угасания гоголевского таланта, сбивается на эмоциональные обвинения в том, что у писателя наблюдались "ошибки его мысли, преждевременно погубившие великий талант", что "он испугался "страшной правды" реальной действительности, от которой спрятался за собственный безоблачно нарисованный образ идиллической России во 2ом томе "Мертвых душ", что "под влиянием южных идей, развившихся в отдалении от жизни, он изменил собственному гению и ослабил полет творческого воображения, направляя его на ложный и органически чуждый ему путь». [48,641]
В действительности, причина творческой неудачи последних произведений Гоголя /"Выбранные места из переписки с друзьями", "Развязка "Ревизора", 2-ой том "Мертвых душ"/ в том, что автор находясь под влиянием болезни, решил объективировать свои субъективные представления о добре и зле, морали и нравственности, пороках общества, т.е. творческий акт был подменен интеллектуальными измышлениями, а продукт творчества /произведения/ стал хоть и художественным, но все же сводом правил поведения, соответствующих гоголевским идеалам. В результате происходит "ослабление внутренней самодостаточности героев, которая возводила даже Собакевича и Коробочку на уровень личности", "сужение смыслового поля произведения" /в «Развязке «Ревизора» и 2-ом томе «Мертвых душ»/. [75,166] Так авторский замысел низводится до морализаторской установки /однозначного действия/ вместо полноценной эстетической реакции читателя или зрителя /т.е. деятельности/.
С точки зрения психологов, случай с Гоголем - это пример /и далеко не единичный/, когда творческое состояние прерывается не просто периодом душевного надлома, а переходит в явное психическое расстройство. И наступает момент, когда гениальная личность перестает быть и личностью, и гением.
При оценке таких выраженных клинических ситуаций психиатров в одинаковой мере интересуют и результаты анализа преобразования психики и прогноз дальнейшей судьбы творчества именитых пациентов. Очень много ценного для научного поиска дает также характеристика творческих переживаний и содержание самих художественных произведений.
Так, болезнь Гоголя психиатр Н.Н.Баженов (1902г.) диагностировал, как маниакально-депрессивный психоз, а другой ученый – В.Чиж, как общее слабоумие. Ну, а диагноз "шизофрения" у великого писателя как бы и не подвергался сомнению. Опытные специалисты на примере последних литературных изысканий Гоголя продолжают убедительно доказывать, что к концу жизни "установочная" патология переросла в прогрессирующую болезнь.
Интерес представляют с этой точки зрения работы отечественного психиатра А.Н.Молохова, в которых приводятся подлинные фактологические материалы из истории болезни Гоголя.
Н.В. Гоголь умер в 1852 г. Его болезнь в то время не была правильно распознана, врачи ее неправильно лечили, а духовный его руководитель неправильно оценивал состояние больного. И больной умер от тяжелого истощения с бредом греховности, самоуничижения, а на высоте приступа с упорным отказом от пищи, полной двигательной и мыслительной заторможенностью и мутизмом /10 дней не говорил ни слова/. Сожжение второго тома "Мертвых душ" было также совершено во время приступа депрессии с болезненным сознанием своей виновности и греховности своего творчества. По своему складу характера Гоголь не был, конечно, гармоничным человеком: биографы говорят о странной смеси упрямства, дерзкой самонадеянности и самого уничиженного смирения при склонности к ипохондрическим переживаниям и странным выходкам еще во время учебы в лицее.
Первый приступ болезни Гоголь перенес в 1840г., в Риме. Он сознавал, что находился в необычном болезненном состоянии и писал в письмах о тяжести в груди, давлении, об остановившемся пищеварении /что типично для депрессии/, о болезненной тоске /"как смертный ужас"/, для которой нет основания. "Солнце, небо - все мне неприятно. Моя бедная душа ей здесь нет приюта. Я теперь гожусь больше для монастыря, чем для жизни светской". [28,198]
Противоположные состояния 5 марта 1841г. В письме к Аксакову: "Да, мой друг, я глубоко счастлив, я слышу и знаю дивные минуты, создание чудное творится и совершается в душе моей". 18 мая: "Труд мой велик, мой подвиг спасителен". [28,199]
Аксаков потом писал об этих периодах: "Гоголь в эти периоды впадал в противный тон самоуверенного наставника". [28,227] В состоянии патологической экзальтации появились мысли о его провиденциальном назначении.
В первых приступах еще сохранялась оценка своего состояния и поведения, Гоголь сам знал эти периоды возбуждения, наступавшие на выходе из депрессии на несколько недель, когда он не вполне владел своими чувствами и волей. В частности, в книге "Выбранные места из переписки с друзьями" он писал отцу Матфею /своему духовнику/, что он написал и выпустил эту книгу «слишком скоро после своего болезненного состояния, когда ни нервы, ни голова не пришли еще в нормальный порядок».
1842г. Новый приступ депрессии, и он пишет: "Мной овладела моя обыкновенная болезнь, во время которой я остаюсь в почти неподвижном состоянии в комнате иногда в продолжений 2-3 недель". "Голова моя одеревенела. Разорваны последние узы, связывающие меня со светом. Нет выше звания монаха" /письмо Прокоповичу/.
1846г., а состояние настолько тяжелое, что повеситься или утопиться кажется ему единственным выходом, как бы похожим на лекарство. "Молитесь, друг мой, да не оставит меня Бог в минуты скорби и уныния" /письмо к Языкову/.
Приступы учащаются и становятся тяжелеет в 1849г. – Жуковскому: "Если бы Вы знали, какие со мной странные происходят перевороты, как сильно все растерзано внутри меня. Боже, сколько я пережил, сколько перестрадал".
Последний приступ болезни /декабрь 1851 - февраль 1852г./, закончившийся смертью, протекал злокачественно, на фоне нарастающего аффекта с бредовыми идеями самообвинения и гибели. Слуга обращается к друзьям, так как опасается за его жизнь. 11-12 января он сжигает свою рукопись второго тома "Мертвых Душ". С этой ночи он 10 дней лежит в напряженной позе в постели и не с кем не говорит до самой смерти.
Итак, даже при отсутствии истерии болезни и компетентного врачебного описания из этих потрясающих по наблюдательности и художественной точности самоописаний специалисты делают выводы о сущности болезни писателя, о ее развитии, ставят точный диагноз. Нам из этих выводов важен следующий момент. Поведение врачей и духовника в отношении патологических состояний Гоголя было ошибочным.
При таких состояниях - обязанность духовника вовремя распознать аффективные корни депрессии и маний, вовремя рекомендовать обратится к врачу за помощью и помочь бороться во время депрессии с унынием, с греховными мыслями о самоубийстве, с безнадежностью, "мирской печалью", с тоской, которая "производит смерть", а во время экзальтации - помочь бороться с горделивыми мыслями, переоценкой своих возможностей, которые непосредственно смыкаются с состоянием прелести.
В религиозных переживаниях Гоголя были, особенно в первых приступах и даже до 1848г., элементы борьбы с болезнью, сопротивления, молитвенного призвания помощи Божьей и просьб к ближним о помощи в борьбе с мятежными мыслями, суевериями, пустыми приметами и малодушными предчувствиями. В дальнейших приступах, и особенно в последнем, было уже полное господство бреда греховности, самоуничижения, потери веры в возможность прощения, то есть все то, что западными психологами религии расценивается как "ложная мистика", продиктованная болезнью.
Духовник не понимал, что имеет дело далеко не с обычным покаянием, "печалью о грехах" здорового человека, которая в общей диалектике здорового покаяния заканчивается радостью прощения.
У Гоголя была депрессия витальная, от природных биологических процессов, «по естеству», печаль не та, которая от Бога и "которая производит неизменное покаяние ко спасению", а "печаль мирская, которая производит смерть" /по ап. Павлу/. Поэтому вместо ободрения и призыва к самопроверке, вместо разъяснения больному, что он впал в болезнь, которая имеет естественное биологическое происхождение, что эту болезнь надо принять и с терпением нести, как человек переносит тиф и воспаление легких или туберкулез, духовник советовал бросить все и идти в монастырь, а во время последнего приступа привел Гоголя в ужас угрозами загробной кары, так что Гоголь прервал его словами: "Довольно! Оставьте! Не могу больше слушать! Слишком страшно! " [81,205]