Прошлый 1847 год был особенно богат замечательными романами, повестями и рассказами. По огромному успеху в публике первое место между ними принадлежит, без всякого сомнения, двум романам: «Кто виноват?» и «Обыкновенная история», почему мы и начнем с них наше обозрение изящной литературы за прошлый год.
<…>Видеть в авторе «Кто виноват?» необыкновенного художника— значит вовсе не понимать его таланта. Правда, он обладает замечательною способностию верно передавать явления действительности, очерки его определённы и резки, картины его ярки и сразу бросаются в глаза. Но даже и эти самые качества доказывают, что главная сила его не в творчестве, не в художественности, а в мысли, глубоко прочувствованной, вполне сознанной и развитой.
Поэт-художник—более живописец. Чувство формы —в этом вся натура его. Вечно соперничать с природою в способности творить — его высочайшее наслаждение. Два-три факта,— и его фантазия восстановляет целый отдельный, замкнутый в самом себе мир жизни, со всеми его условиями и отношениями, со свойственным ему колоритом и оттенками. <...> Другой разряд поэтов, о котором мы начали говорить и к которому принадлежит автор романа «Кто виноват?», может изображать верно только те стороны жизни, которые особенно почему бы то ни было поразили их мысль и особенно знакомы им. Для них важен не предмет, а смысл предмета. <…>
Что составляет задушевная мысль Искандера, которая служит ему источником его вдохновения, возвышает его иногда, в верном изображении явлений общественной жизни, почти до художественности? — Мысль о достоинстве человеческом, которое унижается предрассудками, невежеством и унижается то несправедливостью человека к своему ближнему, то собственным добровольным искажением самого себя. Герой всех романов и повестей Искандера, сколько бы ни написал он их, всегда был и будет один и тот же: это— человек, понятие общее, родовое, во всей обширности этого слова, во всей святости его значения. Искандер — по премуществу поэт гуманности. <...>
Совершенную противоположность составляет с ним в этом отношении автор «Обыкновенной истории». Он поэт, художник —и больше ничего. У него нет ни любви, ни вражды к создаваемым им лицам, они его не веселят, не сердят, он не дает никаких нравственных уроков ни им, ни читателю, он как будто думает: кто в беде, тот и в ответе, а мое дело сторона. Из всех нынешних писателей он один, только он один приближается к идеалу чистого искусства, тогда как все другие отошли от него на неизмеримое пространство—и тем самым успевают. Талант Гончарова не первостепенный, но сильный, замечательный. <...>
<...> У Искандера мысль всегда впереди, он вперед знает, что и для чего пишет; он изображает с поразительною верностию сцену действительности для того только, чтобы сказать о ней свое слово, произнести суд. Г-н Гончаров рисует свои фигуры, характеры, сиены прежде всего для того, чтобы удовлетворить своей потребности и насладиться своею способностию рисовать; говорить и судить и извлекать из них нравственные следствия ему надо предоставить своим читателям. Главная сила таланта г. Гончарова — всегда в изящности и тонкости кисти, верности рисунка; он неожиданно впадает в поэзию даже в изображении мелочных и посторонних обстоятельств. В таланте Искандера поэзия — агент второстепенный, а главный - мысль; в таланте г. Гончарова поэзия - агент первый и единственный <...>
Настоящая статья («Современник», 1848, № 1, 3) — обобщающая работа В. Г. Белинского — философа, социолога, организатора и теоретика «натуральной школы», творческий манифест русского реализма, прямо подводящий к эстетике и теории реализма Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова. Глубоко принципиальной статью делает также то, что конкретный анализ важнейших произведений писателей «натуральной школы» критик сочетает с теоретическими выводами. Как всегда, статья Белинского воинствующе полемична, правота революционно-демократического мировоззрения доказывается путем опровержения идей славянофилов, сторонников теории «официальной народности», приверженцев «чистого искусства». Статья Белинского стала социальным, эстетическим и историко-литературным обоснованием критического реализма, авторитетным ответом на вопрос о задачах и перспективах развития современной литературы. Работа эта особенно значительна еще и потому, что она написана в период самоопределения передовой русской литературы на путях реализма. Ответственность момента и задачи работы потребовали от Белинского рассмотрения большого круга разнообразных, но в условиях общественно-литературной борьбы конца 40-х годов особенно актуальных и тесно связанных между собою проблем. Это такие вопросы, как объективное обоснование передового общественного идеала; специфика искусства и индивидуальное своеобразие писателя; предмет искусства вообще и современной литературы в особенности; сознательная мысль и тенденция в художественном творчестве; художественная правда и пафос отрицания; национальное своеобразие русской литературы в связи с творческими достижениями «натуральной школы» и место последней в истории русской литературы; критический анализ теории «чистого искусства». Обзор Белинского подвергся цензурной правке и обратил на себя внимание С.-Петербургского цензурного комитета и комитета под председательством А. С. Меньшикова.
В суждениях Белинского сочетаются характеристики особенностей и идейно-познавательных возможностей современного романа и повести с изложением и обоснованием «идеи социальности» применительно к художественному творчеству. И это не случайно: именно в романе и повести с наибольшей полнотой и ощутимостью дается социальное толкование человека, в то же время вне «идеи социальности» немыслима подлинно реалистическая правдивость романа и повести.
Суждения Белинского о романе «Кто виноват?» имели принципиальное значение не только потому, что раскрывали (в меру цензурных возможностей, которые ко времени написания второй статьи стали еще более ограниченными) идейную направленность произведения Герцена. Они демонстрировали творческое многообразие «натуральной школы» и утверждали полноценность (и полноправность!), условно говоря, «интеллектуального» типа творчества, чем еще раз доказывалась необходимость наличия сознательной мысли в произведении искусства. Таким образом, Белинский не только продолжал разработку существенного теоретического вопроса, но и доказывал правомерность существования своеобразного по стилю течения в русской литературе.