Писатель считает необходимым активно включать в свое произведение исторические события, которые занимают большое место. Но принципиально важно, что отдельная человеческая особь, герой, его индивидуальность при этом не исчезает, не растворяется в истории, он остается ее активным действующим лицом. И поэтому не случайно, что основное внимание писатель уделяет не событийному ряду как таковому (при всей тщательности и заботе о развитии сюжета), а душевному миру героя, показу его внутреннего роста, психологического состояния.
Разумеется, в трилогии К. Федина иной, чем в «Тихом Доне», расклад сил, проблематика, акценты, иной микроклимат, если можно так выразиться. Он больше внимания уделяет судьбам творческой интеллигенции (Пастухов, Цветухин); не случайно одним из центральных событий первого романа у него становятся похороны Льва Толстого; вообще образ этого писателя как бы пронизывает всю трилогию, является своеобразным камертоном, по которому выверяют свои нравственные чувства, духовный мир герои, сам автор романов. В свою очередь, для М. Шолохова важнее всего судьба рядового, хотя и не ординарного человека из народа, подлинно народного характера в его тесной, неразрывной связи с судьбой своего казачьего племени, всего русского народа. Взгляд Шолохова более широк, свободен, стихиен - как его любимый тихий Дон в пору весеннего разлива...
Для героев Федина, как и для героев романа «Тихий Дон», определяющим является их отношение к революции. Об этом немало говорят и горячо спорят Цветухин и Пастухов, размышляют другие персонажи. Цветухин «не большевик», но он, по его собственному выражению, «большевичит» в искусстве: создает свою драматическую студию-театр, ставит в нем пьесу Шиллера «Коварство и любовь»... Кое в чем похож, но во многом и отличен от него его друг Пастухов. Он тоже «ни к каким партиям не принадлежал», ему дорога свобода, как он ее понимает; но жизнь затягивает его, словно в воронку, помимо его воли. Он отчаянно сопротивляется, не хочет принадлежать ни к красным, ни к белым. Почему, в самом деле, задается он вопросом, нельзя быть «оливковым» или «ультрамариновым»? Но он все же вынужден сделать выбор. «Выбор, выбор, вот что должен был сделать Пастухов! Все содержание его жизни, вся его сущность сводится к одному, и это одно - выбор!» [5]. Это осознание пришло к нему после того, как он попадает в плен к белым и его по недоразумению едва не убивают за то, что он якобы красный. В конце концов он становится на сторону новой власти и теперь по своей воле собирается написать некий «апофеоз» для театра Цветухина. У героев Шолохова проблема выбора показана еще более остро и драматично; она, по сути, определяет все поведение Григория Мелехова, многих других героев...
В этой связи следует отметить, что Шолохову в большей мере удается сохранить высокую степень исторической и художественной объективности в изображении представителей двух противоположных лагерей, и прежде всего центрального героя эпопеи - Григория Мелехова. Как известно, это вызвало критическое замечание Сталина (на котором он, впрочем, не настаивал), а вслед за ним и ожесточенное неприятие авторской концепции «Тихого Дона» со стороны многих критиков и писателей - «неистовых ревнителей», сторонников классовой четкости и однозначности. Шолохову не без труда удалось устоять под шквалом этой «дружеской» критики, не отступить от своих художественных принципов, от главного из них - следовать жизненной правде, а не абстрактным теориям и меняющейся злобе дня.
Герои К. Федина выглядят куда более прямолинейно и схематично; положительные персонажи довольно быстро преодолевают свои заблуждения, а отрицательные - порой необъяснимо упорствуют в своих ошибках. В результате при чтении нередко создается впечатление, что поведение героев романа, их эволюция слишком явно подчиняется не внутренней логике характеров, а навязанному им авторскому замыслу. Это неизбежно создает ощущение облегченности, упрощенности конфликта, рождает недоверие к некоторым сюжетным линиям.
В частности, к концу романа К. Федин все более педалирует положительные черты центральных персонажей. Так, Кирилл Извеков, даже будучи уверенным в виновности (саботаже) Шубникова, бывшего мужа Лизы Мешковой и его соперника, отказывается подписать приговор, чтобы не вызывать подозрения в «личных мотивах». Правда, при этом сама законность приговора революционной «тройки» (автор дает описание суда скорого и беспощадного) у него не вызывает сомнений. Моральная щепетильность, которую проявляет Извеков, присуща и Рагозину; оба они ведут себя таким образом, чтобы не дать ни малейшего повода для упрека в использовании служебного положения, предпочтения личных интересов общественным. Своеобразным апофеозом является концовка романа: героическое поведение Извекова вознаграждается признанием его заслуг со стороны высшего партийного и военного руководства... Подобная «счастливая концовка», как уже отмечалось, противоречит самим художественным принципам автора «Тихого Дона».
Следует также признать, что в романах К. Федина сцены «войны» гораздо слабее, чем сцены «мира». «Война», как правило, изображена общим планом; в них писатель более скован, его язык теряет образность, появляется сухая описательность. Вспомним, что аналогичный упрек высказывался в свое время и Шолохову - однако применительно к «Тихому Дону» это, думается, лишено оснований...
Поэтика К. Федина более организованна, дисциплинированна и - более рационалистична, скованна. Для К. Федина более характерно письмо тяжеловесное, под стать Л. Толстому, благодарным учеником которого считал себя сам писатель. Шолохову тоже близок Л. Толстой, но ему удалось выбраться из пут вязкого, сверхплотного психологизма, иссушающего рефлексирования героев, сохранив при этом толстовскую пластичность, резкость оптической настройки, прямоту, неотводимость взгляда.
Развиваясь в одном русле с Шолоховым, Федин, как уже говорилось, порой утрачивает чувство пластики, реалистической достоверности. Особенно это заметно во второй части трилогии К. Федина - романе «Необыкновенное лето». Границы повествования здесь заметно расширяются, произведение все больше обретает очертания романа-панорамы. Наряду с достоинствами это оборачивается и существенными просчетами - все более очевидной поляризацией, идеологизацией героев, известным схематизмом основного исторического действия, ослаблением сюжетных связей, что, в свою очередь, приводит к снижению читательского интереса. М. Шолохову, как мы знаем, всего этого удалось избежать.
4
Сущностно, кровно близок к Шолохову всем своим творчеством Л. Леонов. Уже сами названия их произведений - «Тихий Дон» и «Русский лес» - говорят об определенном родстве главной темы их творчества, философского и художественного мировосприятия. О родстве, но опять-таки не о внешнем сходстве. Каждый из этих писателей настолько оригинален и самостоятелен в литературе, что, сравнивая и сближая их, постоянно приходится оговариваться относительно их несходства.
«Русский лес» в послевоенной литературе - это, в известной мере, знаковое произведение. Л. Леонов во многом поднялся над своим временем, глубоко и самобытно размышляя об историческом творчестве, о самом смысле человеческого существования, об отношении человека к себе подобным, к обществу, природе, космосу. Но в то же время его роман принадлежит своему времени - с его сложными, противоречивыми проблемами и тенденциями, со всей атмосферой общественно-политической, идеологической, литературной борьбы. «В «Русском лесе» отразился пафос последних лет; на романе лежит «печать времени, когда он создавался», - справедливо отмечал исследователь Леонова В. Ковалев [6].
Есть немало общего уже в самой творческой судьбе романов М. Шолохова и Л. Леонова. Как и «Тихий Дон», «Русский лес» был встречен непониманием самого замысла, художественного своеобразия писателя. Лишь позже пришло признание вершинности, новаторского характера произведения Л. Леонова. А поначалу - в чем только не обвиняли писателя! И в «витиеватости» языка (А. Тарасенков), и в «надуманности образов» (М. Щеглов), и в «достоевщине» (З. Кедрина) и т. д. В газетах мелькали заголовки: «Неоправдавшиеся надежды», «Надуманная книга» и др. Идеи Вихрова и самого Леонова о «непрерывном лесном пользовании» назывались «старой и убогой идеей». Писатель С. Злобин делал вывод, что роман Леонова - это «крупная и серьезная неудача как по содержанию, так и по форме» [7]. М. Шагинян упрекала Л. Леонова за то, что вопрос об отношении человека к природе он решал «вполне реакционно», то есть в «пользу» природы [8]. Критиковали роман Леонова и лесоводы. Один из них - П. Васильев отмечал: «Образ профессора Вихрова не типичен для передовых деятелей нашего лесного хозяйства». И далее: «В этой части романа, где речь идет о лесе, советского народа нет» и т. д. [9]. И уж, конечно, писателю ставилось в вину, что в романе не показана должным образом роль партийного руководства в лесном деле... Как и Шолохов, Л. Леонов выстоял: не отказываясь «подумать над всем, что было сказано», «исправлять» написанное он не торопился...
М. Шолохова и Л. Леонова со всей очевидностью сближает отношение к двум социальным типам, характерам - народному, демократическому, с одной стороны, и либеральному, с другой. Григорий Мелехов и Иван Вихров находятся в разных социальных группах, они во многом несхожи психологически, но между ними немало и общего - это, прежде всего, их глубоко народные корни, тесная, органическая связь с народным бытом, традициями, национальной культурой. Типологическая общность, но уже на другой, либеральной, основе объединяет и таких героев, как Евгений Листницкий из «Тихого Дона», и Александр Грацианский из «Русского леса». В каком-то смысле можно сказать, что идеологически они - близнецы-братья; то худшее, что есть в Листницком-младшем лишь в зародыше, в потенции, в Грацианском сгустилось, сконцентрировалось до предела.