Семья пичужек молодая
Зовет заботливую мать.
Не шевелюсь, не беспокою.
Уж не завидую ль тебе?
Вот, вот она здесь, под рукою,
Пищит на каменном столбе.
Я рад: она не отличает
Меня от камня на свету,
Трепещет крыльями, порхает
И ловит мошек на лету.
(1879)
Это дважды повторенное "я рад" (в начале первой и заключительной строфы) - знак счастливого, хоть и мгновенного слияния с жизнью природы, голос, которой поэт постоянно слышит, как, например, в стихотворении "Мотылек - мальчику", где трогательно выражена мольба мотылька о пощаде:
Цветы кивают мне, головки наклоня,
И манит куст душистой веткой;
Зачем же ты один преследуешь меня
Своею шелковою сеткой?
(1860)
Замечательно признание Фета Полонскому в письме от 4 октября 1888 года по поводу его "Хвойного леса": "Еще раз возвращаюсь к прелестному "Хвойному лесу". Так и слышится, что не связанный никакими побуждениями или соображениями совершенно свободный поэт вошел в лес, как ребенок или молодой бог, для которого нет ни малейшей разницы между муравьем и генералом Муравьевым, кроме того, что муравей гораздо несомненнее в каждую данную минуту знает, что ему делать, и не смущается тем вздором, который станут говорить о его действиях. Словом, видно, мне с тем и умереть, оставшись в поэзии непримиримым врагом наставлений, нравоучений и всяческой дидактики; но с муравьями я беседовать сердечно рад" (курсив мой. - Л. Р.).
Законы природы, по Фету, несомненнее общественных идей, и поэт должен помнить это.
Природа постоянно являет примеры поучительной для человека стойкости (здесь Фет близок Толстому, его повести "Три смерти"). В стихотворении "Георгины" вчерашние "пылкие" и "томные" цветы погибают, схваченные внезапным холодом:
Казалось, нет конца их грезам
На мягком лоне тишины, -
А ныне утренним морозом
Они стоят опалены.
Но прежним тайным обаяньем
От них повеяло опять,
И над безмолвным увяданьем
Мне как-то совестно роптать.
(<1859>)
И еще:
Учись у них - у дуба, у березы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.
Здесь и укор, и урок страдающему человеку: "Они стоят, молчат; молчи и ты!" И далее:
Но верь весне. Ее промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша,
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.
(1883)
Чаще всего лирический герой Фета не чувствует "равнодушия" природы, а напротив - ощущает живую связь с ней (он действительно "Великой Матерью любимый"). В отличие от Тютчева, глубоко ощущавшего и счастье общения с Природой ("Нет, моего к тебе пристрастья / Я скрыть не в силах, мать-Земля!"), и трагический разлад с нею ("Откуда, как разлад возник? / И отчего же в общем хоре / Душа не то поет, что море, / И ропщет мыслящий тростник?"), герой Фета воспринимает отношения человека с природой всегда гармонически. Ему неведомы ни "хаос", ни "бездны", столь значительные в тютчевском мировосприятии, ни чувство сиротства среди всемирного молчанья:
Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг -
И мы, в борьбе, природой целой
Покинуты на нас самих.
(Тютчев, "Бессонница".)
Герой Фета не знает этого чувства покинутости человека, отданного природой на волю рока. Красота природы вливает в душу, при всех невзгодах, ощущение полноты и радости бытия:
Снова птицы летят издалека
К берегам, расторгающим лед,
Солнце теплое ходит высоко
И душистого ландыша ждет.
Снова в сердце ничем не умеришь
До ланит восходящую кровь
И душою подкупленной веришь,
Что, как мир, бесконечна любовь.
("Весенние мысли", 1848.)
Или:
Пропаду от тоски я и лени,
Одинокая жизнь не мила,
Сердце ноет, слабеют колени,
В каждый гвоздик душистой сирени,
Распевая, вползает пчела <...>
Нет, постой же! С тоскою моею
Здесь расстанусь. Черемуха спит.
("Пчелы", 1854.)
Можно ли, друг мой, томиться в тяжелой кручине?
Как не забыть, хоть на время, язвительных терний?
Травы степные сверкают росою вечерней,
Месяц зеркальный бежит по лазурной пустыне.
("Месяц зеркальный бежит по лазурной пустыне...", 1863.)
Распахни мне объятья твои,
Густолистый, развесистый лес!
("Солнце нижет лучами в отвес...", 1863.)
Нельзя заботы мелочной
Хотя на миг не устыдиться,
Нельзя пред вечной красотой
Не петь, не славить, не молиться.
("Пришла, - и тает всё вокруг...", 1866.)
И так до конца жизни, ибо "Блаженных грез душа не поделила: / Нет старческих и юношеских снов" ("Всё, всё мое, / Что есть и прежде было...", 1887).
Это "всё" - также и неизбывное, постоянно присутствующее в лирике Фета, вдохновенное и спасительное чувство единения с природой. Какая-то особенная, интимная связь с природой и есть "благодатная тайна" поэта.
Сад весь в цвету,
Вечер в огне,
Так освежительно-радостно мне!
Вот я стою,
Вот я иду,
Словно таинственной речи я жду.
Эта заря,
Эта весна
Так непостижна, зато так ясна!
Счастья ли полн,
Плачу ли я,
Ты - благодатная тайна моя.
("Сад весь в цвету...", <1884>.)
В самых последних стихах Фета - то же единение:
Ночь и я, мы оба дышим,
Цветом липы воздух пьян.
(1891)
И верить хочется, что все, что так прекрасно,
Так тихо властвует в прозрачный этот миг,
По небу и душе проходит не напрасно,
Как оправдание стремлений роковых.
("О, как волнуюся я мыслию больною...", 1891.)
Одно из поздних стихотворений Фета заканчивалось так:
И безмолвна, кротка, серебриста
Эта полночь за дымкой сквозной
Видит только, чту вечно и чисто,
Чту навеяно ею самой.
("От огней, от толпы беспощадной...", 1889.)
"Вечно и чисто" в природе, изображаемой Фетом, всё - и смена времен года, каждое из которых несет свою, казалось бы такую знакомую и вместе с тем всегда новую (как в первый раз!), красоту, и чувство поэта, влюбленного в эту красоту и до малейших оттенков замечающего все изменения в ней.
Еще вчера, на солнце млея,
Последним лес дрожал листом.
И озимь, пышно зеленея,
Лежала бархатным ковром.
..................................................
Сегодня вдруг исчезло лето.
А позже, также "вдруг", - волшебное явление зимы:
Как будто в сизом клубе дыма
Из царства злаков волей фей
Перенеслись непостижимо
Мы в царство горных хрусталей.
(<1864>)
Холодной, мрачной осенью вся природа выглядит безнадежно печальной, как и душа поэта ("Старый парк", <1863>). Но часто, как бы ни сгущался холод и мрак, поэт предчувствует просветление:
А все надежда в сердце тлеет,
Что, может быть, хоть невзначай,
Опять душа помолодеет,
Опять родной увидит край,
Где бури пролетают мимо,
Где дума страстная чиста, -
И посвященным только зримо
Цветет весна и красота.
("Какая грусть! Конец аллеи...", 1862.)
Здесь очень важно слово "посвященным", то есть одаренным чувством прекрасного, способным воспринимать красоту природы и всего мироздания.
Как будто волею всезрящей
На этот миг ты посвящен
Глядеть в лицо природы спящей
И понимать всемирный сон.
("Есть ночи зимней блеск и сила...", <1885>.)
"ИЗ ВРЕМЕНИ В ВЕЧНОСТЬ"
Живая связь между душой и мирозданием глубоко ощущается в ее общении (именно это слово естественно здесь употребить) с морской стихией и звездным небом. Так, в стихотворении "Море и звезды" именно они побеждают тоску и злобу:
И с моря ночного, и с неба ночного,
Как будто из дальнего края родного,
Целебною силою веяло в душу.
Всю злобу земную, гнетущую вскоре
По-своему каждый - мы оба забыли,
Как будто меня убаюкало море,
Как будто твое утолилося горе,
Как будто бы звезды тебя победили.
(1859)
"Диалог" со звездами начался у Фета в самом раннем его творчестве и продолжался всю жизнь.
Я долго стоял неподвижно,
В далекие звезды вглядясь, -
Меж теми звездами и мною
Какая-то связь родилась.
(<1843>)
Скажу той звезде, что так ярко сияет, -
Давно не видались мы в мире широком,
Но я понимаю, на что намекает
Мне с неба она многозначащим оком.
("Младенческой ласки доступен мне лепет...", <1847>.)
Молчали листья, звезды рдели,
И в этот час
С тобой на звезды мы глядели,
Они - на нас.
("Звезды", 1859.)
Наконец, одно из самых значительных стихотворений в этом многолетнем "диалоге" - "Среди звезд" (1876). Поэту слышатся голоса звезд:
Вы говорите: "Вечность - мы, ты - миг,
Нет нам числа. Напрасно мыслью жадной
Ты думы вечной догоняешь тень;
Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный
К тебе просился беззакатный день.
Вот почему, когда дышать так трудно,
Тебе отрадно так поднять чело
С лица земли, где всё темно и скудно,
К нам, в нашу глубь, где пышно и светло".
"Стихотворение это, - писал Толстой Фету, - не только достойно вас, но особенно и особенно хорошо, с тем самым философски-поэтическим характером, кот<орого> я ждал от вас. Прекрасно, что это говорят звезды. И особенно хороша последняя строфа" (<6-7 декабря> 1876 года).
В "фантастическом рассказе" "Сон смешного человека" (1877) Достоевский описывает счастливых людей на другой планете, которые жили по единым законам со всей окружающей природой: "Они указывали мне на деревья свои, и я не мог понять той степени любви, с которою они смотрели на них: точно они говорили с себе подобными существами. И знаете, может быть, я не ошибусь, если скажу, что они говорили с ними! Да, они нашли их язык, и убежден, что те понимали их. Так смотрели они на всю природу <...> Они указывали мне на звезды и говорили о них со мною о чем-то, чего я не мог понять, но я убежден, что они как бы чем-то соприкасались с небесными звездами, не мыслию только, а каким-то живым путем". И еще: "У них было какое-то насущное, живое и беспрерывное единение с Целым вселенной".