Смекни!
smekni.com

"Звезды прелестные" в поэзии Пушкина и его современников (стр. 1 из 2)

"Звезды прелестные" в поэзии Пушкина и его современников

"Звезды прелестные" в поэзии Пушкина и его современников

Из заметок о лексике и фразеологии "Евгения Онегина".

И. Г. Добродомов, И. А. Пильщиков

Словосочетание прелестные звезды памятно читателям по 7-й главе "Евгения Онегина", отрывки из которой (в том числе цитируемый ниже) увидели свет в 1828 г.:

У ночи много звезд прелестных,

Красавиц много на Москве.

Но ярче всех подруг небесных

Луна в воздушной синеве.

Но та, которую не смею

Тревожить лирою моею,

Как величавая луна

Средь жен и дев блестит одна.

(7, LII, 1-8) [2]

Это место неоднократно привлекало внимание исследователей. М. И. Шапир указал главный литературный источник пушкинского сравнения красавиц со звездами - хрестоматийные строки из "Искусства любви" Овидия (I, 59): <...> quot caelum stellas, tot habet tua Roma puellas = <...> сколько на небе звезд, столько в твоем Риме молоденьких женщин [3].

Кроме того, в уподоблении первой красавицы с луной, окруженной звездами, П. О. Морозов не без оснований усмотрел влияние "Тавриды" С. Боброва (1798) [4]:

<...> Все звезды в севере блестящи,

Все дщери севера прекрасны;

Но ты одна средь их луна,

Твои небесны очи влажны

Блестят - как утренние звезды <...> [5]

Список вероятных источников пушкинских строк может быть пополнен. Так, Пушкину, несомненно, было известно стихотворение Баратынского "Звездочка" (1824), в котором к обсуждаемому топосу добавляется мотив множественности (много звезд):

Взгляни на звезды: много звезд

В безмолвии ночном

Горит, блестит кругом Луны,

На небе голубом.

Взгляни на звезды: между них

Милее всех одна!

За что же? ранее встает,

Ярчей горит она?

<...>

Себе звезду избрал ли ты

В безмолвии ночном?

Их много блещет и горит

На небе голубом [6].

Ни в одном из указанных источников нет определения прелестный, которое в пушкинском контексте приобретает особый смысл. Прежде всего, оно воспринимается как относящееся не только и не столько к звездам, сколько к красавицам, которые сравниваются со звездами. При этом два значения прилагательного прелестный, развившиеся в XVIII в., реализуются одновременно, так что оно "сразу обозначает: и 1) очаровательный, чудный, прекрасный <...> и 2) обольстительный, связанный с обольщением, соблазнами" [7]. Доминирует здесь, по-видимому, первое значение - так же, как в близком контексте повести Карамзина "Наталья, боярская дочь" (1792), уже сопоставлявшейся с интересующим нас фрагментом "Евгения Онегина": "<...> много было красавиц в Москве белокаменной... но никакая красавица не могла сравняться с Натальею - Наталья была всех прелестнее" [8]. Ср. похожие сравнения у М. Яковлева: <...> между юных, милых дев // Как между звезд луна сияла <...> [9], и у самого Пушкина - во-первых, в "Цыганах":

Между красавиц молодых

Одна была... и долго ею

Как солнцем любовался я

И наконец назвал моею... [10] -

а во-вторых, в беловой рукописи 8-й главы "Онегина":

<...> И над поникшею толпою

Сияет царственной главою

И тихо вьется и скользит

Звезда-Харита меж Харит <...> [11]

Аналогичные картины возникают (не под влиянием ли Пушкина?) в анонимном романсе "На небе много звезд прекрасных...", опубликованном в 1829 г. [12]:

На небе много звезд прекрасных;

Но мне одна там всех милей -

Звезда любви, звезда дней ясных,

Счастливой юности моей <...>

В толпе прелестных дев уныло

Всегда одну лишь я ищу;

Увижуль образ сердцу милый,

С него очей я не свожу [13].

В романсе есть и звезды, и эпитет прелестные, но нет главного - словосочетания прелестные звезды. Между тем по давнему наблюдению В. В. Виноградова, в церковнославянском языке это сочетание является идиоматическим [14]. Оно употреблено в 13-м стихе соборного послания св. ап. Иуды, где о лжеучителях, людях нравственно неустойчивых, сказано: "звезды прелестныя, имже мракъ тмы вовЬки блюдется" (в русском синодальном переводе несколько иначе: "<...> звезды блуждающие, которым блюдется мрак тьмы на веки"). В греческом оригинале эти небесные тела названы asteres planetai 'звезды блуждающие' - ср. соврем. рус. грецизм планета. История русского языка знает и другие кальки того же греческого сочетания: преходная звезда (не позднее XV в.), заблудная звезда (XVII в.), а также заблуждающаяся, блуждающая, блудящая, ходящая, движимая звезда (XVIII в.) [15].

В русской лексикографии новозаветное выражение не сразу получило окончательное истолкование. В первом издании "Словаря Академии Российской" (ч. III, 1792) ему приписано значение 'метеор': "Звезда прелестная. Огонь в воздухе раждающийся, которой кажется упадающею звездою, но по сгорении вещества огню подлежащаго изчезает. Звезды прелестныя, им же мрак тмы во веки блюдется. Иуд. I. 13" [16]. Того же мнения придерживался А. С. Шишков, который говорит в своем "Рассуждении о старом и новом слоге..." (1803): "Прелестными звездами называются те воздушные огни, которые, доколе сияние их продолжается, кажутся нам быть ниспадающими звездами, кои потом исчезают <...>" [17]. При этом Шишков цитирует послание Иуды во французском переводе: "<...> ce sont des etoiles errantes, auxquelles l'obscurite des tenebres est reservee pour l'eternite" [18]. Однако выражение etoile errante является перифрастическим синонимом слова planete 'планета' - ср., например, русско-французский словарь Ф. И. Рейфа (1835-1836), где оба синонима (etoile errante и planete) фигурируют и в дефиниции выражения блудящие звезды, и в дефиниции слова планета [19]. Такое понимание интересующего нас сочетания отразилось во втором издании "Словаря Академии Российской" (ч. II, 1809): "Звезда прелестная. То же, что звезда блудящая" [20]. Рядом находится определение: "Звезда блудящая. Каждая из планет; по тому что оне в разсуждении себя и других звезд переменяют положение" [21].

У Пушкина прелестные звезды названы "небесными подругами" луны. Такой контекст принуждает читателя предположить, что речь идет либо о луне среди звезд [22], либо о луне среди других планет ("прелестных звезд"). Вместе с тем, нельзя отводить и возможность истолкования прелестных звезд как метеоров [23]. Их появление в тексте романа подготовлено метафорой движущихся огней в заключительных стихах предшествующей строфы (7, LI, 13-14): <...> явиться, прогреметь, // Блеснуть, пленить и улететь (о гусарах). Укажем кстати, что астрономическая метафорика вообще не чужда поэтическому языку Пушкина конца 1820-х годов - ср. в стихотворении "Портрет" (1828):

<...> О жены Севера, меж вами

Она является порой

И мимо всех условий света

Стремится до утраты сил,

Как беззаконная комета

В кругу расчисленном светил [24].

По замечанию Виноградова, в "Евгении Онегине" Пушкин, пользуясь термином прелестная звезда, "каламбурно играет двойственностью его возможных осмыслений" [25]. Иначе говоря, выражение прелестные звезды в LII строфе 7-й главы пушкинского "романа в стихах" может трактоваться и как свободное субстантивно-адъективное сочетание, в котором сохраняются самостоятельные лексические значения обоих компонентов ('прелестные' + 'звезды'), и как фразеологическое сращение с одним из двух неразложимых значений - 'планеты' ('блуждающие звезды') или 'метеоры' ('падающие звезды') [26]. Синтаксическая неоднозначность такого рода характерна для поэтики и стилистики "Онегина" [27].

Толкование стиха У ночи много звезд прелестных, предложенное Виноградовым, нашло отражение в "Словаре языка Пушкина": "В соч<етании> <...> прелестная звезда (планета). В каламб<урном> употр<еблении>" [28]. Не вполне понятно, правда, почему это употребление рассмотрено sub voce прелестный, а не в статье "Звезда", где то же самое место из "Евгения Онегина" (7, LII, 1) приведено как пример использования слова звезда в прямом значении [29].

В комментаторской традиции судьба наблюдений Виноградова оказалась еще менее удачной. Н. Л. Бродский во втором издании своего комментария к "Евгению Онегину" (1937) не очень внятно пересказал виноградовские рассуждения ("<...> назвав звёзды прелестными, Пушкин создал интереснейший приём игры различных осмыслений этого термина <какого? - И. Д., И. П.>, приём каламбурного применения церковнославянизма <какого? - И. Д., И. П.> путём отождествления его с соответствующими русскими 'омонимами' <какими? - И. Д., И. П.>") и сделал неожиданно односторонний вывод: "Таким образом, применением к московским красавицам выражения прелестная звезда Пушкин давал современному читателю наряду с общепринятым пониманием - прекрасная звезда - красавица - другое осмысление: прелестная звезда - коварная, изменчивая красавица" [30]. В. В. Набоков, не называя имен, но, несомненно, имея в виду Бродского, которого он величал не иначе как "невежественным <...> компилятором" [31], безапелляционно заявил: "charming stars <...> Some understand this as 'wanton stars' (prelestnitsa being a 'fallen woman', and a 'fallen star' being a prelestnaya zvezda), but this is farfetched" [32]. Конечно, в таком карикатурном изложении доводы в пользу неоднозначности сочетания прелестная звезда потеряли всякую основательность. После набоковского демарша комментаторы к наблюдениям Виноградова уже не возвращались: Ю. М. Лотман оставил строки 7, LII, 1-4 без каких-либо пояснений [33], а Н. М. Шанский, разбирая LII строфу 7-й главы, коснулся стихов 2, 5-6 и 8, но проигнорировал начальный стих [34].

Каламбурная игра, начатая Пушкиным в 7-й главе "Онегина", имела продолжение. В октябре 1829 г. Баратынский написал стихотворение "В Альбом отъезжающей":

В небе нашем исчезает,

И красой своей горда,

На другое востекает

Переходная звезда.

Но на век-ли с ней проститься?

Нет, предписан ей закон:

Рано-ль, поздно-ль воротиться

На старинный небосклон.

Покидая, забывая,

Ей подобно, край родной,

Скоро, прелесть кочевая,

Озаришь ты край иной!

Весела красой чудесной,