"Вечно-женственное в русской душе..."
В.В.Колесов
Сегодня России присваиваются различные феминные свойства. Говорят, что русская неопределенность формы противопоставлена иноземной ограненной твердости. Русские пространства обширны, а Время - мужской символ - еще и не начиналось. Устойчивой святости по вертикали (иерархия уровней) русские предпочитают женское развертывание вширь, "тяготение вдаль", а в мышлении "мужской" голове - "женское" сердце. Не маскулинность огня, но женственность воды описываются как символическая стихия русского духа. Неоформленная пассивность в пластичности своих проявлений тоже женская черта, которая определяет многие особенности русского характера: созерцательность, долготерпение, всепонимание и просто ожидание принца, который придет избавителем. Загадочность русской души объясняется той же женской глубиной, которая находится в постоянном движении, развитии и рождении нового. Так это или не так, и следует определить в пределах нашей темы на фоне других народных ментально стей.
И.А.Бодуэн де Куртене в 1929 г. напечатал работу, в которой установил особую роль родо-половых признаков в индоевропейских (и семитских) языках, которые до сих оказывают влияние на мировоззренческие структуры сознания. Он выделил три типа языков, в которых сохраняется категория грамматического рода, и указал на ментальные различия между ними.
Языки с различением трех грамматических родов "сексуализируют человеческую мысль", вводя в нее физиологический подтекст как лейтмотив мышления; весь мир до последней былиночки предстает разделенным на родо-половые противоположности с дополнительным выделением беззащитно детского (или собирательно общего) в средний род (дитя - оно, и поле - оно же). Таковы древние языки (санскрит, греческий, латинский), а также немецкий и славянские.
В языках с двумя родами находим биологическое противопоставление живого - неживому, того, что может двигаться и изменяться, тому, что инертно, что "омертвело" (genus vivum - поп vivum), В романских языках, а также в литовском и латышском противопоставлены мужской и женский роды.
В третьей группе языков основная идея социологического характера. Скандинавские и английский языки выделяют личные мужской и женский роды, общий род и средний между ними (род веществ). В центре внимания здесь лицо, личность, род зрело-мужской (или мужественно-индивидуальный) и род общий. В такой языковой атмосфере женщина борется за свои права, феминистски добиваясь политкорректности, о которой и не помышляют представительницы других ментально стей. Эти же не желают относиться к "общему" роду, настаивая на личной индивидуальности.
Историческая последовательность в развитии категории именно такова: физиологическое > психологическое > социологическое. Литовский и латышский на полупути от первых ко вторым, польский - от вторых к третьим.
Во всех языках женские формы вторичны, производны от мужских: сосед -соседка, учитель - учительница, и оправдание тому известно: Ева от ребра
Адамова. На самом деле это спорно, коренные слова показывают исходно четкое противопоставление равноправия: муж (мужик, мужчина) - зрелый и мудрый, жена (женка, женщина) - рождающая (genus, гены). Но и тут в подсознании сохраняется исходная мотивированность терминов. Воспроизводимость слов показывает, что муж > мужик (социально маленький муж) > мужичина (индивид при суффиксе единичности) > мужчина, а жена > женьскъ (принадлежность, а не самостоятельность) > женьчина (как индивидуум) > женщина. Полное совпадение с суждениями Владимира Соловьева, который говорил, что мужчина - идея и свет, субъект жизни, в размышлении рождает в мир (генерирует в генах), а женщина само бытие, т.е. объект жизни. Соотношение "вещи" и идеи в реалистском понимании. Родина - "Родина-мать", но и все, что связано с проявлением жизни, тоже женского рода. Жизнь и смерть, власть и судьба; во многих языках слово война тоже женского рода. Первая группа языков сохраняет больше равноценных оппозиций, в которых женское равноправно с мужским, не повторяясь в общем словесном корне. Исключений немного, и все они сакрального характера, связаны с определенной ментальностью. Так, русские дух и душа общего корня и различаются только родом, не так, как в английских soul и spirit, немецких Geist и Seele, и т.д. На таких "этимологических мифах" и строятся обычно рассуждения философов, которые говорят о высокой духовности и женственной русской душевности.
В русском языке слова женского рода преимущественно собирательно-отвлеченного значения и чаще развивают переносные значения. Слова мужского рода конкретны и определенны. Различные степени отвлеченности особенно заметны при заимствовании слов. Полученные из разных европейских языков слова зал, зало, зала в конце концов остались в конкретно-частной форме зал (рельса, рельс > рельс и т.д.)- Наоборот, научные термины обычно женского рода (анемия, дизентерия, логика, филология, история и т.д.).
В русском языке противоположность мужского женскому пронизывает всё, то ли в согласовании по роду (мой крупный нос - моя большая рука), то ли в рассказе о прошлых событиях (я пришел - и я пришла!). Такое различие кажется важным. В некоторых славянских языках и личные местоимения различаются: jaz скажет о себе мужчина, ja - женщина. Мифологические представления всех народов основаны на родовой примете слов. Сюжеты сказок и былин часто основаны на противоположности родовых признаков.
В связи с родо-половыми характеристиками слов Бодуэн де Куртене обсуждал вопрос об эротике, порнографии и любви (о последней меньше всего). Первая группа языков в центре внимания держит связь идеи-мысли о роде с выражением её в слове; вторая группа языков обращена на тело-вещь, а для третьей вопрос о роли "пола" решен окончательно. Отсюда, между прочим, разное отношение к любви. В первом случае любовь предстает как многогранный символ различного отношения к людям (у русских слово любовь имеет четыре одинаково важных смысла), во втором - как образ жизни, воспроизведение рода как связь полов, а в третьем - как определенное понятие о несущественной стороне жизни, оцененное прагматически (однозначно sex). По мнению Бодуэна, "порнографический цинизм" вырастает из ментальности второй группы языков, а нездоровое любопытство школьника к проблемам пола присуще третьей. У представителей первого типа ментальности часто развивается и ценится
платонически-романтическое чувство любви. В основе предпочтений лежат различные "философски" ментальные позиции: реализм в первой группе, концептуализм во второй, номинализм в третьей. Философские установки каждой живой ветви индоевропейцев коренятся в архетипическом отношении к отцу-матери, проявляясь в родо-видовых оппозициях, которые составляют глубинный подтекст ментально сти.
Особенно различаются данным признаком западные и восточные европейцы, и причина тому одна: расхождение в конфессиях. Средневековые влияния оказались сильны. Вслед за Аристотелем (и Фомой Аквинским) католики полагали, что мужская природа более завершенна, все мужские качества совершеннее женских. К тому же женщины менее духовны, менее простодушны, но более мнительны, злонамеренны и несдержанны. Женщина легче подвергается слезам, ревности, ворчливости, больше склонна к брани и дракам, теряет присутствие духа, в ней меньше стыда, она обманывает чаще, к тому же она пассивна и во многом слабее мужчины. Даже этимология подтверждала это: vir 'муж1 от vis 'сила1, связано с virtus 'добродетель', тогда как женщина mulier от mollis 'мягкая, слабая', а следовательно (такова логика!), чувственно порочная. "Маскулинность" властной католической силы философски оправдана античным авторитетом и словесным концептом.
Наоборот, идеальной нормой восточных славян долгое время оставалась женская ипостась человека, связанная с языческими "рожаницами" и с родом, с Мать-сырой (живой, плодородной) землей и, в конечном счете, с Богородицей (на Западе культ Девы развивается только после XI в.). Идеальные типы народного сознания здесь всегда женские. Елена Пре-красная выражает высшие степени красоты, Василиса Пре-мудрая - мудрости. Красота и мудрость, выходящие за пределы видимого, чувство и разум, взятые вне волевого усилия. Живые как жизнь. Елена буквально значит 'светлая', а Василиса - 'царственная'. Значимые признаки этих ликов возвышенны сами по себе. Вера, Надежда, Любовь и мать их София также наводят на размышления; славянофилы говорили о восстановлении язычества в связи с распространением культа Богородицы, который соотносили с древним культом Матери-Земли.
Разнонаправленность идеалов обусловила противоположность в ментальное™ западных и восточных индоевропейцев. Люди Запада не находили в русских тех черт, которые ценили сами - и потому раз навсегда осудили их за "мягкую женственность". Субъективность отношения понятна, само отношение -нет.
Женщина говорит не так, как мужчина. В ее речи отличается мелодика, построение фразы, выбор слов. Уменьшительно-ласкательных слов у неё больше (не рука и книга, а ручка, книжка), грубых слов меньше. Женщина нацелена на диалог и не терпит монологов (реплики, вопросы, уточнения), её речь эмоциональна, экспрессивные формы множатся с помощью прилагательных и наречий. Женщины более политичны в разговоре, чаще используют непрямые выражения и переносные значения слов. В их речи много частиц, которые, как ни странно, не засоряют речь: ведь, неужели, разве. Женщине важна конкретная ситуация речи, и в диалоге даже личные местоимения я и ты (или ты - вы) она использует иначе, чем мужчина. Психосоматические особенности женщины присутствуют объективно.
Однако в какой мере "вечно-женственное" в его чертах присуще русской ментальности вообще? Тут много сложностей, потому что "мужское-женское" и "русское-нерусское" пересекаются лишь частично. Русские философы и поэты не раз обращались к этой теме; у нас есть возможность обратиться к интуициям Вл.Соловьева, Ивана Ильина, Петра Астафьева, Василия Розанова и других, писавших о "вечно-женственном в русской душе". Вот сводка их мнений.