Вобрав в себя зримый образ Богочеловека - Христа и повторив его путь, Данте постиг идею утверждения Бога через созданного им человека. Любопытную аналогию этого мистического события можно заметить в отношениях автора и героя, как их толкует М. Бахтин: "Избыток видения - почка, где дремлет форма и откуда она развертывается, как цветок: но чтобы эта почка действительно развернулась цветком завершенной формы, необходимо, чтобы избыток моего видения восполнял кругозор созерцаемого другого человека, не теряя его своеобразия. Я должен вчувствоваться в этого другого человека, ценностно увидеть изнутри его мир, как он его видит, стать на его место и затем, снова вернувшись на свое, восполнить его кругозор тем избытком видения, который открывается с этого места вне его, обрамить его, создать ему завершающее окружение из этого избытка моего видения Я, моего знания, моего желания и чувства" [1, c. 24]. Эти и вышеприведенные строки Данте можно иллюстрировать одной и той же геометрической фигурой, как бы воплощающей траекторию сознания, о которой говорится у Данте и которая описывается Бахтиным.
Траектория сознания, иллюстрируемая на рисунке, приложима и к концепции Вяч. Иванова о дионисийском восхождении поэта и его жажде "нисхождения" как устремлении ко всенародности - национально-русской идее соборности искусства. Заметим, что слова Данте "Ирида от Ириды встала" предполагают рождение одной радуги от другой. Радуга же - это часть круга и прочно ассоциируется с аркой.
Исследуя метафору "арки" в ивановском творчестве, И. Корецкая отмечает: "Арка, дуга - как часть круга( то же можно сказать и о дуге Ириды - В.А.) - сохранила в своем начертании "объединительный" смысл связи, моста, столь существенный для идеологии Иванова и его "симпозиональной", по слову Ф. Степуна, личности. Образ арки присутствует в статьях Иванова, где речь идет о единящей силе искусства" [9, c. 158]. Уместно заметить, что и Эрос римляне называли "pontifex", что значит "строитель мостов" (и "священник").
Геометрическая фигура на рисунке, иллюстрирующая "путь сознания" Данте, способна служить и графическим отображением понятия "символ". Ведь символ, писал Иванов, "не только соединяет, но и сочетает. Сочетаются двое третьим и высшим. Символ - это третье, уподобляется радуге, вспыхнувшей между словом-лучом и влагою души, отразившей луч" [2, c. 106]. Подобный характер связи обнаруживается и в мистическом процессе становления Богочеловека, где Слово есть Дух Святой, а душа, отразившая луч - душа, просветленная Богом.
Дальнейшее рассмотрение рисунка, инспирированного дантовскими стихами, приводит к выводу о цветовой шкале "нисхождения" и "восхождения" и о звуковой гармонии, соответствующей данным цветам.
Это "нисхождение" и "восхождение" совершается через три главных цвета радуги, о которых говорит Данте в 115 - 118 терцинах ХХХIII "Рая" Данте.
В мифолого-символическом этюде о цвете П. Флоренский указывает эти цвета: голубой, розовый и зеленый. Далее Флоренский рассуждает о соотношении цвета и Софии. "Лишь из соотношения двух начал (тьмы и света. В.А.), - пишет он, - устанавливается, что София - не есть свет, а пассивное дополнение к нему, а свет не есть София. Это соотношение определяет цветность. Созерцаемая как произведение божественного творчества, как первый сгусток бытия, относительно самостоятельный от Бога, как выступающий вперед навстречу свету, тьма ничтожества, т.е. созерцаемая от Бога по направлению в ничто, София зрится голубою и фиолетовою. Напротив, созерцаемая как результат божественного творчества, как неотделимое от божественного света, как передовая волна божественной энергии, как идущая преодолевать сила божия, т.е. созерцаемая от мира по направлению к Богу, София зрится розовою и красною. Розовая и красная она зрится как образ божий для твари, как явление Бога на земле (...) Напротив, голубою и фиолетовою она зрится как мировая душа, как духовная суть мира, как голубое покрывало, завесившее природу. (...) Наконец, есть и третье метафизическое направление - ни к свету и ни от света, София вне ее определения или самоопределения к Богу. Это тот духовный аспект, при котором нет еще познания добра и зла. Нет еще прямого устремления ни к Богу, ни от Бога, потому что нет еще самих направлений, ни того, ни другого, а есть лишь движение около Бога, свободное играние перед лицом Божиим (...) как играющее на солнце море. И это тоже София, но под особым углом постигаемая. Этот аспект Софии зрится золотисто-зеленым и прозрачно-изумрудным. (...) Три основные аспекта первотвари определяют три основные света символики цветов, все они говорят об отношении, хотя и различном, но одной и той же Софии, к одному и тому же небесному Свету. (...) - Бог, София и Тьма кромешная - вот те начала, которыми обусловливается многообразие цветов, так при полном всегда соответствии тех и других друг другу" [13, с. 15 - 16].
Таким образом, согласно толкованию символики цвета П. Флоренским, завершая "путь сознания", путь сублимации Эроса, Данте видит не что иное как Душу Мира, универсальную гармонию. Заметим, что Вышеславцев писал: "... всякий Эрос есть в конце концов предчувствие универсальной гармонии и успокаивается только в ней, но универсальная гармония не есть Бог, а лишь отражение Божественного Лика. (...) Чтобы подчеркнуть это, - замечает Вышеславцев, - Вл. Соловьев вводит понятие Софии, или Премудрости Божией". Соловьев сам как бы влюблен в эту Софию, в эту женственную красоту, разлитую в мире, в "вечную женственность", в космическую Беатриче. Для него это Психея, "Душа Мира". [4, с. 127]
Следовательно, "путь сознания" Данте - это путь восхождения Эроса, путь познания Бога, восхождение через любовь к Мудрости, через созерцание Софии как идеи целостности и своего восполнения до Богочеловека через поэтическое творчество.
Так происходит "оправдание творчеством" у Данте и символистов.
Список литературы
[1] Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
[2] Бердяев Н. Ивановские среды // Русская литература 1890 - 1910 гг. / Под ред. Венгерова С.А. М., 1917. Т. 3. Кн. 6 - 8.
[3] Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса. М., 1994.
[4] Вышеславцев Б.П. Русский национальный характер // Вопросы философии. 1995. N6.
[5] Данте Алигьери. Божественная комедия. М., 1967.
[6] Данте Алигьери. Малые произведения. М., 1968.
[7] Иванов Вяч. Собрание соч. Брюссель, 1979. Т. 2, 3.
[8] Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994.
[9] Корецкая И. Над страницами русской поэзии и прозы начала века. М., 1995.
[10] Михайли Д. Смерть и жизнь по откровениям Данте. Париж, 1926.
[11] Платон. Пир // Платон. Собр. соч. М., 1993. Т. 2.
[12] Лена Силард, Петер Барта. Дантов код русского символизма // Studia Slavica. Academiae scientarum Hungaricae. Budapest, 1989. T.35. Рasc.1-2.
[13] Флоренский П. Небесные знамения (размышления о символике цветов). Маковец, 1992. N. 2.
[14] Эллис. Дантеана // Труды и дни. 1914. N 7.