Б. Навроцкий
Первые свидетельства истории о словаках относятся к IX—X вв. н. э. Повидимому словаки первоначально заняли в Ср. Европе территорию, освобожденную Карлом Великим от аваров. В настоящее время словаки занимают (этнографически) пространство между Татрой и Дунаем (от Яблункова до Новых Замков и от Братиславы до Шаришского потока). Будучи в своем экономическом развитии слабее окружающих их племен, словаки очень рано утеряли свою самостоятельность. Только один раз, в начале XIV в., они ее восстановили на короткое время, но и эта попытка была вскоре разгромлена венгерскими феодалами. Герой указанной эпохи (1301—1312) — Матвей Тренчанский (Matuš Čák Trenčiansky, 1260—1321) воспет был словацкой буржуазией и стал для нее одним из образов-символов борьбы за национальное возрождение словацкого народа.
От древнейшей эпохи до нас не дошло литературных памятников. Только от конца XIV в. сохранился памятник словацкого языка — сборник церковных песен Вацлава Бзенецкого со словацкими глоссами (1385). В неблагоприятных условиях подневольного существования словацкий язык и литература, естественно, не могли развиваться нормально, и потому далее мы видим снова длительный период культурного упадка. Некоторый просвет внесла эпоха гуситизма, когда словацкие церковные круги, подпадая под влияние гуситских проповедников, культивировали, хотя и в религиозной форме, песню с тематикой борьбы против феодального гнета. Однако это памятники собственно чешского языка и литературы, свидетельствующие о влиянии чешских руководящих верхов на развитие культурного процесса у словаков. Таковы напр. произведения Яна Сильвана (ум. 1572), Ю. Бановского (J. Bánovski, ум. 1561), Яна Таборского (ум. ок. 1576), Яна Пруно (Ján Pruno Fraštacký, ум. 1586) и др.
В связи с известным относительным усилением словацкой торговой, затем промышленной буржуазии последняя стремится отвоевать себе более самостоятельные позиции по отношению к чешской буржуазии. В XVII в. Даниил Горчичка (Daniel Sinapius Horčička, ум. 1709), евангелический проповедник и писатель, впервые поднимает голос в защиту самобытности словацкой культуры. В 1678 он издал свой труд «Neoforum latino-slovenicum», в котором имеется собрание (30 декурий) словацких народных пословиц. В предисловии Горчичка высказывает мысль, что словацкий язык — древний язык, родственный и равноправный другим славянским языкам. Протестантская часть словацкой буржуазии на протяжении всего XVII и XVIII в. держала контакт с близкими ей чешскими общественными кругами, с которыми ее связывала известная общность экономических интересов. Поэтому данный период характеризуется снова рядом писателей (из протестантских кругов), выступающих на чешском языке: Бель (M. Bél, 1684—1749), Крман (D. Krman, 1653—1740), Грушковиц (S. Hruškovič, ум. 1748), Долежал (P. Doležal, 1709—1778), Голко (M. Holko, 1719—1785).
Организация собственно словацкого литературного яз. и поэзии началась в иных словацких общественных слоях — в кругах католической словацкой буржуазии, экономически и идейно независимых от чешских влияний. Словацкий католический священник Бернолак (Antonin Bernolák, 1762—1813) в 1787 в Братиславе опубликовал «Dissertatio philologico-critica de literis Slavorum» и как приложение к ней «Linguae slavonicae per Regnum Hungariae usitatae orthographia». В своих трудах Бернолак предложил особую систему правописания, известную под именем «бернолаччины». Бернолак положил в основу словацкого литературного яз. зап.-словацкое наречие, на котором и стали издаваться книги в этот период. Впоследствии словацкие писатели отказались от «бернолаччины» в виду большой искусственности ее языковой основы и неудобства правописания, установленного Бернолаком. Однако им было положено начало самостоятельному развитияю словацкого литературного яз.
Период перед революцией 1848 характеризуется попытками организации культурнопросветительных и литературных обществ, ставивших целью развитие словацкого литературного яз. Но эти попытки были все же еще весьма слабыми. Из таких обществ следует упомянуть «Tovarišstvo literného umeňa slovenského», возникшее в 1793 в Тернаве, и «Spolek milovnikov reči a literatury slovenskej» — в 1834 в Пеште. В 1835—1840 был организован периодический орган «Zora», сыгравший значительную роль в словацком литературом процессе той эпохи. В Братиславе издавался альманах «Nitra» (1842—1853), с 1828 выходила «Literarna Jednota», закрытая в 1838 австрийским правительством. Развивалось изучение словацкого фольклора: Шафарик (P. J. Šafarik, 1795—1861) в 1823—1827 издал собрание словацких песен, дополненное и переизданное Колларом (Ján Kollar, 1793—1852) в 1834—1835. Шафарик и Коллар однако являлись идеологами единой чехословацкой литературы и рассматривали С. л. лишь как частное проявление «общеславянского культурного возрождения». Крупнейшим поэтом этого периода является Ян Голый (Ján Hollý, 1785—1849), воспитавшийся на классицизме, переводчик античных поэтов и между прочим вергилиевой «Энеиды». Отдавая дань европейскому классицизму, Я. Голый создал ряд героических поэм целиком в духе указанного стиля. Таковы: «Sviatopluk» (Святополк, 1833) и «Cyrillo-Methodiada» (Кирилло-Мефодиада, 1835) и др. Эти поэмы характеризуются фольклорной и исторической основой буржуазно-националистической идеологии в ее ранней форме.
Уже в 30-х гг. начало постепенно назревать движение венгерских масс против австрийского абсолютизма, завершившееся революционным восстанием в 1846—1848. Словацкая буржуазия, конкурируя с более сильной венгерской, стремится противодействовать этому движению, используя недовольство словацких масс националистической деятельностью венгерских шовинистических кругов. Не остановились идеологи словацкой буржуазии и перед прямым соглашением с австрийским самодержавием, активно помогая ему в подавлении венгерской революции. Эта реакционная деятельность словацкой буржуазии, спровоцировавшая словацких повстанцев и приведшая к прямой поддержке австрийской реакции, в литературе нашла свое выражение в творчестве целой группы поэтов и писателей. Отождествляя словацкую борьбу за культурную независимость с идеями реакционного панславизма, доходя до идеализации русского царизма, эти поэты и писатели тем самым извращали освободительную сущность борьбы словацких народных масс с феодальным гнетом. Янко Краль (Janko Kral, 1822—1876), один из крупнейших идеологов словацкого движения этого периода, нашел поддержку у известного душителя венгерской революции, хорватского бана Елачича и т. д. Вот почему, как известно, Маркс и Энгельс заклеймили позором реакционную деятельность буржуазии австрийских славян в эту эпоху. Крупнейшими культурными деятелями и писателями этой эпохи были: Само Халупка (Samo Chalupka, 1812—1883), Людевит Штур (Ludevit Štur, 1815— 1856), Ян Ботто (Ján Botto, 1829—1881), Андрей Сладкович (Andrej Sládkovič, 1820—1872). Само Халупка известен как автор лирических и эпических произведений. Многие песни его фольклоризовались благодаря близости их к народной речи, таковы напр. «Nad Tatru sa nebo kali», «Truby trubia», «Koniku môj vrany» и др. Эпические произведения имеют фольклорную и историческую тематику («Mor ho!», 1864; «Muráň», 1863; «Starý väzeň», 1858, и др.). Ян Ботто, замыкающий собой ряд последователей Халупки, известен гл. обр. своим основным произведением «Smrt Jánošika» (Смерть Яношика, 1862), где идеализируется легендарный герой словацких лесов, мститель панам за угнетенный народ. Крупнейшим поэтом этого периода является Андрей Сладкович, глава словацкой поэзии, часто называемый критикой словацким Пушкиным. У него мы находим ряд романтических поэм, как напр. «Sověty rodine Dušanovej», «Marina» (1846), «Detvan» (1853), поэма о Зринском и др.
В идеологическом отношении эти поэты возглавлялись Л. Штуром, основным идеологом охарактеризованного выше движения, почему и называются они часто по его имени «штуровцами». Л. Штур стал в 30-х гг. XIX в. во главе кафедры чехословацкой литературы в Братиславском лицее, явившемся на долгое время основной идейной цитаделью всего движения. Ему принадлежит заслуга узаконения в качестве основы словацкого литературного яз. центрального словацкого наречия. Штур написал ряд эпических и лирических произведений, из числа которых наиболее значительными были «Святобой» и «Матвей Тренчанский», представляющие собой опыт литературного обработки устного героического эпоса. И сам Штур и штуровцы опирались на немецкий романтизм, пытаясь использовать по его примеру данные фольклора в классовых интересах национальной буржуазии. В философском отношении штуровцы были правыми гегельяцами, которые усвоили только идеалистическую сторону системы Гегеля, игнорировав полностью гегелевскую диалектику. Узкая буржуазно-националистическая идеология движения, сохраненная на долгое время последующими поколениями словацкой буржуазии, сказалась между прочим и в том, что всегда совершенно игнорировалось и замалчивалось влияние венгерской литературы на молодую словацкую. Между тем те или иные влияния венгерских писателей и поэтов мы видим и в «Святополке» Голого и у позднейшего словацкого поэта Гвиездослава (P. O. Hviezdoslav, 1849—1921), переводчика Петёфи, крупного венгерского поэта, и у Паулини Тота (V. Paulíny Tóth, 1826—1877).
Националистическая идеология штуровцев, сохраняясь у целого ряда последующих поколений буржуазных словацких писателей с незначительными изменениями, приобретала в новых социально-политических условиях все большую реакционность. По мере того как развивалась и крепла словацкая буржуазия, ее идеологи все более замыкались в заколдованном кругу националистической идеологии в противовес растущим силам молодой революционной С. л. Во второй половине XIX в. во главе буржуазно-националистического течения стал Светозар Гурбан-Ваянский (Svetozár Hurban Vajanský, 1847—1916), выступивший как поэт, прозаик и журналист. Он заявил себя достаточно непримиримым борцом против угнетения словацкого народа венгерским правящим классом. Но у него же мы видим и характерные для всего движения черты реакционности, поскольку напр. он как истый панславист ожидал «спасения» для словацкого народа лишь от русского царизма. Гурбан-Ваянский, как и Штур, стоял во главе целой школы писателей и культурных деятелей. В литературном отношении наиболее интересной среди них фигурой явилась Елена Марати Солтанова (Elena Maróthy-Šoltészová, p. 1855), автор популярного в свое время романа «Мои дети» (Moje deti).