Итак, десакрализация «советского языка» с помощью речевых клише и штампов это вторая из черт поэтики Башлачева раннего периода творчества.
3) К концептам массового сознания Башлачев обращается не только с целью создания сатирического эффекта. Они могут исполнять также и текстообразующую функцию, не неся никаких оценочных коннотаций. Это и есть то, что мы назвали выше «поэтическими целями» использования концептов.
В этих целях А. Башлачев включает в свои тексты те же цитаты из массовых песен и романсов: «однозвучно звенит колокольчик Спасской башни Кремля», «Я устал кочевать от Москвы до самых дальних окраин», «свадьба <…> летела», «средь шумного бала», «враги сожгли родную хату». Употребление общих мест здесь не сатира, а конструктивный прием, показывающий преемственность поэтических поколений. Характерно и то, что Башлачев не стремится скрыть источник цитат, что характерно для «второй волны руского постмодерна» [6] (в частности, творчества Кибирова, Парщикова, Жданова), а выбирает самые «тиражированные» и эмблематичные места, вошедшие в массовый (среди интеллигенции) обиход» (отмечено С. Свиридовым – [7. C. 167]).
Подобную «конструктивную функцию» несут у Башлачева и бытовые выражения, соотносимые с речевыми клише. Это речевые обороты из репертуара так называемого «маленького человека», «башлачева» с маленькой буквы» [8. C.
205], несколько от-страненного от самого поэта: «плеск вчерашней волны повышает общий тонус», «наших скромных зарплат хватит только на аборты», «мы в почетном карауле», «не артист, не Янковский, конечно, но чем-то похож», «известна цель визита моего», «я буду к зависти толпы тебя любить любовью страстной», «товарищи слепили строгача», «А так какие новости?», «годом серьезных мер по борьбе с тоской», «я приглашаю вас к барьеру», «за убеждения и веру плеваться с десяти шагов», «он буквально творил чудеса», «словом, был человеком обычным», «согласно прописке», «взяла агитацией в корне наглядной», «по закону отвечать», «признан годным и рядовым».
Подобные сочетания, исходя из определения А.Е. Кибрика*, считаются несвободными и представляют собой «устойчивые словосочетания, эквивалентные слову, воспризводимые по памяти, а не по правилам». Мы считаем, что именно здесь, в использовании несвободных словосочетаний, кроются истоки той поэтики, к которой много позже приходит Башлачев и которую многие исследователи считают отличительной чертой данного автора. Ср.: «семантическая активизация слова» С. Свиридова [9. C. 106], «трансформация фразеологизмов» Шидера [10. C. 205], «подключение языковых конструкций к иным семантическим рядам» Е. Урубышевой [11.C. 306] и т. п.
Суть данной поэтики – в расширении смысла фразеологического целого за счет реализации метафорических свойств элементов фразеологизма. Например, «Я шепчу, что, мол, я сгоряча да в сердцах а в сердцах-то я весь, я в сердцах и каждое бьется об лед, но поет», или «В безрыбной речушке, которую кот наплакал, сегодня любая лягушка становятся раком» и т.д.
По нашему мнению, начало этой поэтики в использовании концептов массового сознания, которые сначала низводятся до уровня речевого клише, затем становятся «несвободными» словосочетаниями и под конец (высшая форма эволюции для речевого оборота) приобретают свойства фразеологизма. Стадиальность этого языкового процесса отражена и в творчестве А. Башлачева, который начал с критики «избитого советского стиля» и по ходу этой критики открыл для себя уникальные поэтические ресурсы русской идиоматики.
Анализируя взаимодействие поэтической системы АБ со структурами, порожденными массовым сознанием, в частности, с псевдопоэтической позой «асоциального поэта», идеологизированными клише и бытовыми речевыми оборотами, мы приходим к определению роли речевых штампов в творчестве А. Башлачева: привлекая внимание поэта к синтаксически несвободным (знаковое слово!) словосочетаниями, они порождают своеобразную поэтику «семантической активизации слова».
Список литературы
1. Козицкая Е.А. Академическое литературоведение и проблемы исследования в русской рок-поэзии // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Вып. 3. Тверь, 1999. C. 21-26.
2. Бахтин М.М. Собрание сочинений в 7 т. Т. 5. М., 1996.
3. «Золотое подполье»: полная иллюстрированная энциклопедия рок-самиздата. Нижний Новгород: Деком, 1994.
4. Козицкая Е.А. «Чужое слово» в поэтике русского рока// Русская рок-поэзия: текст и контекст. Вып. 1. Тверь, 1997. С. 49 – 56.
5. Палий О.В. «Рок-н-ролл» славное язычество (источники интертекста в поэзии А. Башлачева) // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Вып. 2 . Тверь, 1998. С. 67-73.
6. Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература М., 1997.
7. Свиридов С.В. Поэзия А. Башлачева: 1983-1984 гг. // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Вып. 3. Тверь, 1999.С. 162-172.
8. Николаев А.И. Словесное и до-словесное в поэзии Александра Башлачева // Вопросы онтологической поэтики. Иваново, 1998. С.203-208.
9. Свиридов С.В. Мистическая песнь человека (эсхатология А. Башлачева) // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Вып. 1. Тверь, 1997. С. 94-107.
10. Шидер М. Литературно-философская направленность русской рок-лирики // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Вып. 5. Тверь, 2001. С. 202 – 205.
11. Урубышева Е.В. Творчество А. Башлачева в циклизации «Русского альбома» БГ // Русская рокпоэзия: текст и контекст. Вып. 4. Тверь, 2000. С. 207-215