Поэт показывает, как революционные следствия и самовластие человеческого я по-разному проявляются в различных странах Европы в податливости им христианских священнослужителей, в "конституционных заклинаниях" роялистов, в либерально-эгалитарной демагогии демократов, в обесславливании и обессиливании Пруссии и Австрии, в восстаниях в Италии. В таком контексте он уподобляет православную Россию "Святому Ковчегу", всплывающему над волнами всеобщих европейских волнений и способному вместе с родственными по вере славянскими народами направить курс истории в иное русло.
Статья "Римский вопрос", озаглавленная первоначально "La Papaute et la Question Romaine" ("Папство и Римский вопрос") и законченная 1/13 октября 1849 г., вызвала из всех публицистических сочинений Тютчева наиболее оживленный, широкий и длительный интерес не только своей проблематикой, сопряженностью в ней религии и политики, "вечных" и "текущих" вопросов, но и не в последнюю очередь тем, что она была опубликована в одном из самых популярных европейских журналов "Revue des Deux Monoles". 9/21 октября 1849 г. жена Тютчева Эрнестина Федоровна писала своему брату К. Пфеффелю: "На днях, как только представится возможность, я пошлю вам новое произведение моего мужа. Это вторая глава труда, которым он занят и которая будет называться "Россия и Запад". Эта вторая глава называется "Папство и Римский вопрос"; она вполне приложима к тому, что на наших глазах происходило и, к сожалению, до сих пор происходит в Италии, а потому глава эта в силу своей злободневности может быть отделена от остального труда и напечатана самостоятельно. Вы сами увидите, дорогой друг, в какой газете можно поместить эту статью <…> Это произведение, которое вызовет великое негодование в католическом мире…" (Литературное наследство. М., 1989. Т. 97. Кн. 2. С. 235). При активном посредничестве К. Пфеффеля новая статья, названная им в письме к Эрнестине Федоровне младшей сестрой "России и революции", была напечатана 20 декабря 1849 / 1 января 1850 г. "Записка" вашего мужа, - писал он ей через неделю, - появилась в новогоднем номере "Revue des Deux Monoles". Ее предваряет небольшое введение, которое напоминает о "записке", опубликованной в июне, и воспроизводит нескромные намеки, сделанные тогда г-ном Бурлуэном, несмотря на то, что в своем сопроводительном письме я настаивал на неофициальном характере второй "заметки". Надеюсь, что никаких неприятностей для вашего мужа из-за этого не последует" (Там же. С. 239). И к новой статье, опубликованной без имени автора, было придумано добавление, выводящее ее за пределы личного мнения частного лица и представляющее Тютчева в качестве негласного рупора правительственной политики: "La Papaute et la Question Romaine au point de vue de Saint-Petersbourg" ("Папство и Римский вопрос с точки зрения Санкт-Петербурга"). И хотя поэта несколько смутило добавление в заглавие "точки зрения Санкт-Петербурга", он был доволен публикацией статьи именно в этом журнале, несмотря на полемическое предисловие к ней, принадлежавшее перу известного католического публициста П.С. Лораньи. Автор предисловия ставил своей задачей показать "новые претензии греческой церкви", считающей себя "хранительницей религиозной и нравственной истины" и стремящейся "к изменению религиозной оси мира".
Эхо от "Римского вопроса" не умолкало более тридцати лет и вызвало около пятидесяти статей, брошюр и книг на нескольких языках в крупнейших городах Европы, авторы которых выступали против критического рассмотрения Тютчевым католицизма и исторических и новейших тенденций в западном обществе. Среди читателей статьи на родине поэта также царило оживление. В середине января 1850 г. А.О. Россет писал А.О. Смирновой, что "статья Тютчева наделала много шуму в Париже, а теперь ее здесь читают" (Русский архив. 1896. Кн. I. С. 371). Тогда же А.С. Хомяков подчеркивал в письме А.Н. Попову: "Статья его в "Revue des Deux Mondes" вещь превосходная, хотя я и не думаю, чтобы ее поняли и у вас в Питере и в чужих краях. Она заграничной публике не по плечу. Статья Ф.И. Т. есть не только лучшее, но единственное дельное сказанное об европейском деле, где бы то ни было. Скажите ему благодарность весьма многих" (Хомяков А.С. Полн. собр. соч.: В 8 т. М., 1900. Т. 8. С. 200 - 201). О том, что происходило в Петербурге, сообщал П.А. Вяземскому в Константинополь П.А. Плетнев в средине февраля 1850 г.: "Его (Тютчева - Б.Т.) статья в 1-ой январской книжке Revue d. d. m. о папе и императоре Николае теперь составляет модный разговор общества" (Плетнев П.А. Сочинения и переписка: В 3 т. Спб. 1885. Т. 3. С. 404). В начале того же месяца А.И. Кошелев писал А.Н. Попову из Москвы: "Чаадаев хлопочет о статье Тютчева, помещенной в Revue des Deux Mondes об Римском вопросе и готовится писать возражение <…> Хомяков ею доволен и хотя не апробует все мнения, но вообще видит в ней явление замечательное" (Русский архив, 1886. №3. С. 353).
В статье "Римский вопрос" Тютчев раскрывает двусмысленную роль католического духовенства и римского первосвященника в революционных событиях 1848 - 1849 гг. в Италии, когда Пий IX поначалу заявлял о себе как о стороннике прогрессивных преобразований и воспринимался либеральным общественным мнением как "друг цивилизации", долгожданный папа-реформатор, основатель новой Италии, посредник между религией и демократией. Желание же "поклоняться Папе и одновременно отделить его от Папства", сама логика революции приводили к тому, что она "сбросила маску и предстала перед миром в облике римской республики", возрождая традиции древнего языческого Рима. В результате были провозглашены углубляющие революцию антиклерикальные реформы: национализация имущества католических орденов и монастырей вместе с землей, уничтожение политических привилегий духовенства, упразднение церковных судов, установление светского контроля над обучением и благотворительностью.
Антихристианскую сущность революции и атеизма поэт выводит из самого католицизма, из его отпадения от Вселенской Церкви и его отягощенности светской властью, превращения западной Церкви в государство в государстве. Это искажение христианского принципа, отрицание "божественного" в Церкви во имя "слишком человеческого" в жизни и послужило связующим началом между католицизмом и протестантизмом, выступившим против копившихся веками "бесчинств, насилий, гнусностей" (крестовые походы, костры инквизиции, продажа церковных должностей, торговля отпущениями грехов и т.п.) и одновременно углубившим разрыв со Вселенской Церковью на зыбкой почве "человеческого я", произвольного разрушения, ограниченного индивидуального рассудка, что как бы освящало своеволие и эгоцентризм, создавало условия для произрастания "антихристианского рационализма" и революционных принципов. По заключению автора "Римского вопроса" католицизм, протестантизм и революция образуют триединый фундамент современной европейской цивилизации, способствующей "апофеозу" отделяющейся от Бога личности с ее вне- или антихристианскими (в логическом завершении) принципами.
Знакомясь после кончины поэта с его архивом, И.С. Аксаков отметил: "Немало удивятся многие, когда узнают, что в бумагах Тютчева, уже после его смерти, отыскана черновая Французская рукопись, содержащая план целого обширного сочинения, преимущественно о политическом призвании России, - сочинения, из которого последние две напечатанные его статьи были только отрывком или отдельными главами <…> Эти заметки очень важны, как выражающие ту сокровенную, задушевную думу автора, с которою мы были до сих пор лишь отчасти знакомы по неясным намекам, разбросанным в статьях и списках, как прежде, так и позднее написания заметок" (Аксаков И.С. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 200). "План" и "заметки" представляют собой своеобразные подготовительные материалы к лишь начатому и неоконченному историософскому трактату, рукопись которого содержит два варианта его программы и в основном конспективные наброски семи глав из девяти. По замыслу автора, место восьмой главы должна была занять уже опубликованная ранее статья "Россия и Революция", а второй - "Папство и Римский вопрос", которую он завершит 1/13 декабря 1849 г. и которая осмыслялась им не только как самостоятельная работа, но и как часть единого целого (см. письмо Эрн. Ф. Тютчевой к К. Пфеффелю от 9/21 октября 1849 г.). И именно это целое как бы заново освещает, дополняет и углубляет содержание и проблематику опубликованных публицистических произведений поэта. Возможно, к непосредственному осуществлению своего замысла Тютчев приступил в сентябре 1849 г. (13 сентября помечен примыкающий к трактату "Отрывок"), но уже 1/13 января 1850 г. его жена отмечала в письме К. Пфеффелю: "Что же касается моего мужа, который два месяца назад, казалось, был убежден, что мир обрушится, если он не напишет труд, часть которого я вам послала и для которого были подготовлены все материалы, - так вот, мой муж вдруг все забросил" (Литературное наследство. М., 1989. Т. 97. Кн. 2. С. 240). Нельзя с очевидной достоверностью судить о реальных причинах, не позволивших Тютчеву развернуть в должной полноте свое сочинение. Гораздо существеннее другое: даже в таком неразвернутом виде "наброски" дают основание говорить об обширном замысле и всеобъемлющем труде. "В немногих сохранившихся отрывках, - заключает Л.П. Гроссман, - здесь раскрывается грандиозный план охвата единой историко-философской системой всех вопросов европейского будущего. Это целый Tractatus politicus, но только, как молитвенник, с крестом на переплете" (Гроссман Л. Тютчев и сумерки династий //Гроссман Л. Мастера слова. М., 1928. С. 44). Крестом на переплете исследователь с известной долей иронии своеобразно символизирует ту христианскую основу, которая определяет содержание, структуру и характер историко-философской системы Тютчева и вытекающие из нее идеологические и политические следствия и игнорирование или недоучитывание которой приводит к неадекватному истолкованию ее конкретных положений и непосредственной проблематики опубликованных статей, к противоречащим друг другу исследовательским выводам. В.А. Твардовская отмечает, что в литературе о Тютчеве, особенно увеличивавшейся в 1960 - 70-ые годы, общественно-политические взгляды поэта остаются наименее изученными. "Расхождения исследователей в их понимании и оценке весьма значительны - от определения Тютчева как "идеолога самодержавия и апостола всемирной теократии" до утверждения, что поэт "глубоко презирал самодержавно-крепостническую систему, предвидя ее неизбежный крах", а его консерватизм не был лишен черт стихийной революционности" (Твардовская В.А. Тютчев в общественной борьбе пореформенной России // Литературное наследство. М., 1988. Т. 97. Кн. 1. С. 132).