В супружестве. От них родятся мысли,
Дающие дальнейшее потомство.
Вот племя, что живет в сем малом мире.
На племя, что живет в том, внешнем, мире,
Похоже удивительно оно:
Ведь мысли тоже вечно недовольны.
Так, мысли о божественном всегда
Сплетаются с сомненьями…
(V, 5. Перевод М. Донского)
Как тут не вспомнить прекрасные слова Б. Пастернака из его «Замечаний к переводам из Шекспира»: «Для мыслителя и художника не существует последних положений, но все они предпоследние». Правда, Б. Пастернак тоже не придал особого значения словам В. Шекспира из «Ричарда II», хотя он, наверное, читал сонет 85, в котором В. Шекспир уже более чем откровенно сказал:
I think good thoughts, whilst other write good words…
Мне мысли по нутру, другим – слова…
(Перевод И.М. Ивановского4)
То есть, опять же, отсюда видно, что Х. Холланд и издатели первого фолио не говорили того, чего не говорил сам В. Шекспир. А говорил он, как видно из сонета 85 и других сонетов, еще и о том, чем он отличается от других поэтов.
Само собой разумеется, мысли рождаются здоровыми только тогда, когда не только ум здоров, но и душа чиста и отзывчива. Один выдающийся политик по этому поводу говорил: «Без человеческих эмоций никогда не было, нет и быть не может человеческого искания истины». И Фирдоуси написал в «Шах-наме»: «Не найти с незрячей душою благого пути». Кстати, в следующей строке Фирдоуси написал: «Коль внемлющих нет – бесполезны слова».
О том же, что творилось в его душе, В. Шекспир написал в сонете 66:
Измученный всем этим, смерть зову.
Как не устать от стольких трудных лет,
Когда везет пустому существу,
И самой чистой Вере веры нет,
И недостойным воздают почет,
И помыкают юной Красотой,
И Совершенство Скудостью слывет,
И Сила у Бессилья под пятой,
И рот Искусству зажимает Власть,
И Глупость надзирает за Умом,
И может Правда в простаки попасть,
И всюду Зло командует Добром.
Измученный, в могиле отдохну,
Но как любовь оставить мне одну.
Уже здесь можно отметить, что самим В. Шекспиром третья строка третьей строфы написана так: «And simple Truth miscalled Simplicity». Вот ее дословный перевод: «И простая Истина обозвана Наивностью». И из этого перевода видно, что, в общем-то, весь сонет написан только из-за одной этой строки. В ней отражен результат попыток В. Шекспира донести до людей понятую им истину. Поэтому лучше было бы в стихотворном переводе воспроизвести эту строку как можно точнее. Например, следующим образом: И Истину простую отторгает страсть. Дело тут еще и в том, что эта строка выделяет В. Шекспира из великого множества обличителей недостатков этого мира, существовавших и до него, и после него. Кроме того, в ней отражено явление, которое Г. Лейбниц описал такими словами: «Если бы геометрия так же противоречила нашим страстям и нашим интересам, как нравственность, то мы бы так же спорили против нее и нарушали ее вопреки всем доказательствам».
Но, для очистки совести, можно все-таки привести пример необходимости прислушиваться к советам Х. Холланда и издателей первого фолио. К тому же, этот пример будет полезен и на будущее. В пятой сцене четвертого акта пьесы «Троил и Крессида», в диалоге прощающихся влюбленных есть один интересный момент.
Cressida: My lord, will you be true?
Troilus: Who, I? Alas, it is my vice, my fault:
Whiles others fish with craft for great opinion,
I with great truth catch mere simplicity.
Крессида: Принц, вы будете верны?
Троил: Кто? Я? Увы, это мой порок, мой недостаток:
В то время как другие умело выуживают великую славу,
Я с великой правдой ловлю всего лишь имя простака.
Рассуждениям по поводу такого хитрого ответа Троила на бесхитростный вопрос Крессиды можно посвятить целую главу. Впрочем, люди бывалые в ответе Троила могут увидеть только его естественное для мужчины желание увильнуть от прямого ответа на поставленный Крессидой вопрос. Но даже самые бывалые представители мужского пола вряд ли когда-нибудь в таких ситуациях догадывались сослаться на «великую правду».
Возвращаясь к монологу в «Ричарде II», следует отметить, что кроме того, что понимал Фирдоуси, В. Шекспир понимал и то, о чем замечательно написала А. Маринина в детективе «Реквием»: «Но всегда, когда человек в чем-то сомневается, он должен идти до конца и выяснить правду, иначе он не сможет сам себя уважать». Потому и В. Шекспир написал в «Отелло» (III, 3), что ему недостаточно только усомниться: «Я должен… усомнясь – дознаться». Впрочем, эти соображения мало у кого вызовут возражения, если только в них не внести небольшого уточнения. Сомневаться-то нужно не только в чужих соображениях, но и в своих собственных. Именно на последнее обстоятельство указывает В. Шекспир, приводя в пьесе «Генрих V» пословицу: «Дурак всегда стреляет быстро». И именно опыт своих собственных сомнений по поводу своих собственных мыслей подытожил В. Шекспир в «Троиле и Крессиде» (II, 2):
…сомненье ж –
То буй спасенья мудрых или лот
Глубин несчастья.5
Действительно, как правило, люди редко бывают несчастны, когда они сомневаются в соображениях, уме или действиях только других людей. Самые же невыносимые сомненья, безусловно, – это сомненья в своем уме. Они, конечно, не миновали В. Шекспира. Недаром в пьесе «Как вам это понравится» (IV, 3) он говорит: «I do now remember a saying: “The fool doth think he is wise; but the wise man know himself to be a fool”». – Я вспоминаю пословицу: «Дурак думает, что он умен, но умный человек знает себя, когда он глуп». То есть смысл слов В. Шекспира в чем-то точнее пословицы: «Every man has a fool in his sleeve». У каждого человека в рукаве дурак. В «Троиле и Крессиде» (II, 1) В. Шекспир уточняет: «…that fool knows not himself – …этот дурак не знает самого себя». Таким образом, В. Шекспир знает, о чем он говорит, когда в этой же пьесе (II, 3) он говорит, что «глупость и невежество – общее проклятие человечества».
Тропинку, которая привела В. Шекспира к сомнению главному, можно осветить таким примером. Вообще, одним словом, глупость – это всегда бессвязность. На свое понимание этого В. Шекспир указал в пьесе «Мера за меру» словами герцога:
И в рассуждениях такая связь,
Какой нет у безумных.
(V, 1. Перевод М.А. Зенкевича)
Конечно, нельзя путать глупость и безумие. Глупость, скорее, как писал В. Шекспир в «Короле Лире»: «…смесь бессмыслицы и здравой мысли». Русская пословица описывает это таким образом: «В огороде бузина, а в Киеве – дядька». Такое может быть и в результате кары господней, сказал В. Шекспир в пьесе «Антоний и Клеопатра»:
Но если мы…в грехе погрязли,
То боги нас карают слепотой,
Лишают нас способности судить
И нас толкают к нашим заблужденьям,
Смеясь над тем, как шествуем мы важно
К погибели.
(III, 13. Перевод М. Донского)
Но ближе к практике понимание, что глупость – это причина различного рода потерь, допущенных в условиях, исключающих возможность оправдания этих потерь любыми другими причинами. Если отвлечься от массы второстепенных причин, то, в главном, глупость – это неспособность делать выводы из признаваемого известным знания, когда время делать эти выводы уже пришло. Как восклицал, хлопнув себя по лбу, персонаж кинофильма «Смерть на Ниле» Э. Пуаро: «Какими идиотами были мы все! Ведь я же знал это! Знал!» О. Фриш, вспоминая о своей совместной работе с Н. Бором, рассказывал: «Едва я приступил к рассказу, как он (Н. Бор) хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул: “О! Какими же глупцами были мы все! Да ведь это замечательно! Все так и должно быть! ”». Впрочем, как говорит английская пословица: «Никто так не слеп, как тот, кто не хочет видеть». Поэтому не все видят: «Голова всему начало».
Отсюда следует, что глуп не тот, кто чего-то не знает, а тот, кто не способен делать выводы из того, что он знает. Сам В. Шекспир сказал об этом в «Венецианском купце» (III, 5. Перевод П. Вейнберга) так:
О, Господи, какая болтовня!
Глупец набрал острот различных войско
И поместил их в памяти своей.
Я и других глупцов немало знаю
Из высшего сословья, но, как он,
Остротами себя вооруживших
И, чтобы в ход пустить одну из них,
Готовых в бой вступить со здравым смыслом.
Уже отсюда можно растечься мыслью по древу, но сейчас важнее следующее. Это только в огороде глупо дважды наступать на одни и те же грабли. В жизни же бывает необходимо некоторый опыт повторять неоднократно. Поэтому самый важный вопрос, конечно, сводится к тому, как правильно определить, когда повторение некого опыта уже переходит грань между взвешенностью и глупостью. То есть, нужно, безусловно, знать, что – «Всему свое время», но нужно и знать, когда это время чему-то уже пришло. Однако самая деликатная сторона дела выражается в вопросе о своевременности быть умным. Наверное, все-таки быть умным всегда своевременно. Конечно, умному человеку иногда приходится притворяться глупым и даже безумным. Но ведь и здесь есть некая черта. «Ни один умный человек умом хвалиться не станет», – написал Шекспир в пьесе «Много шума из ничего». Но в пьесе «Троил и Крессида» он написал: «…а что не вспухнет само, про то не узнает никто».
Не на каждое слово этих рассуждений можно найти подтверждение в словах самого В. Шекспира. Но он многое и не говорил по одной простой причине. Видя, как много у него не понимают, он все-таки не хотел быть непонятым в следующем: «…человек, известный за умного, не насмехается, хотя бы он всегда осуждал» («Двенадцатая ночь», I, 5. Перевод А. Кронеберга).
Теперь уже невозможно узнать, что и от кого услышал В. Шекспир перед тем как он написал в пьесе с интересным названием «Комедия ошибок» (III, 2) странные для влюбленного мужчины – Антифола Сиракузского слова:
Sweet mistress,
Teach me, dear creature, how to think and speak;
Lay open to my earthy-gross conceit,
Smother'd in errors, feeble, shallow, weak,
The folded meaning of your words' deceit.
Against my soul's pure truth why labour you
To make it wander in an unknown field?
Are you a god? Would you create me new?
Если точность перевода поставить впереди его благозвучности, то смысл этих шекспировских строк можно передать таким примерно образом:
Прекрасная,
Учите, прелесть, думать как, как говорить;