Кто титулом гордится, кто умом,
Кто кошельком, кто силой кулаков,
Кто модной вышивкой – новейшим злом,
Кто соколом, конем, кто сворой псов.
Пускай в пылу слепого увлеченья
Нам говорят, что выше всех оно.
Я порознь им не придаю значенья,
Поскольку все соединил в одно.
Две последние строки второй строфы этого фрагмента сонета В. Шекспиром написаны так:
But these particulars are not my measure;
All these I better in one general best.
Поэтому их точный перевод, с учетом смысла выделенных автором этой книги слов, должен быть примерно таким:
Я ж частностям не придаю значенья;
Понятье общее ценю одно.
Нужно осознать и прочувствовать, что в последней строке В. Шекспир говорит об общем понятии, что есть человек, которое В. Шекспир знает. Знает!
В. Шекспира вообще невозможно понять, если не понять, что он был диалектик. Он на деле понимал то, о чем намного позже сказал И.Кант: «Разум есть способность видеть связь общего с частным». В. Шекспир неоднократно подчеркивал свое понимание этой связи, высшим проявлением которого и является его закон связи времен. Показал он это понимание и в «Гамлете» (I, 4), написав, что общее («general») мнение о датчанах может быть искажено, если оно будет основываться только на явлении частном («particular») – их обычае напиваться на пирушках.
На необходимость видеть связь общего с частным он указал и в «Макбете» в отповеди Макбета на слова первого убийцы:
Государь, мы – люди.
Макбет:
Да, вы по списку числитесь людьми, –
Как гончих, шавок, мосек, полукровок,
Борзых, легавых и волчков, всех скопом,
Зовут собаками. Но роспись цен
Их делит на проворных, смирных, умных,
Сторожевых, охотничьих, по свойствам,
Которыми богатая природа
Их наделила, так что есть у каждой
Свой чин, хоть в общем списке между ними
Различья нет; вот так же и с людьми.
(III, 1. Перевод М. Лозинского)
Словами «Свой чин» М. Лозинский перевел слова В. Шекспира «Particular addition». И при всей кажущейся безобидности, несущественности частного случая опускания точного перевода слова «particular – частность», уже такой случай вносит свою лепту в непонимание общего характера творчества В. Шекспира. А ведь именно опираясь на такое понимание, надо подходить к переводу произведений В. Шекспира.
Открытие В. Шекспира можно проиллюстрировать словами А. де Сент-Экзепюри в «Военном летчике»: «О человеке нельзя сказать ничего существенного, если пытаться определить его только свойствами людей». А значение этого открытия лучше всего раскрывают слова Д. Дидро из комментария «Салон 1767 года»: «Но что есть я? Что такое человек?.. Животное… Да, несомненно; но собака тоже животное; волк – тоже. А человек – не волк, не собака… Как же возможно иметь точное представление о добре и зле, о красоте и уродстве, о хорошем, об истинном и ложном, не имея предварительного представления о самом человеке?.. Но если невозможно определить понятие “человек”, все потеряно…» Между прочим, В. Шекспир тоже написал в «Буре» (IV, 1): «…all, all lost, quite lost… – все, все потеряно, совершенно потеряно». И совершенно очевидно (поэтому переводчики и корнают эти слова), что выражаемая этими словами буря эмоций не могла подняться в душе В. Шекспира только из-за одного неподдающегося исправлению Калибана.
Нет средств показать, как многие люди были всего в нескольких шагах от возможности сделать открытие, подобное открытию В. Шекспира. Можно, например, предположить, что контуры его были видны уже Антисфену, написавшему в сочинении «Геракл»: «Лишь познав возвышенное, ты поймешь человеческую сущность. Познав же лишь земное, ты будешь бродить вслепую, как дикие звери». Почти все, что сказал В. Шекспир, сказал А. Блок: «Для России существенно важно, чтобы каждый осознал себя человеческой личностью в абсолютном (то есть в общем – Авт.) ее значении…» Много ли нужно было пройти Блоку до шекспировского понимания после его слов в статье с интересным названием «Много шума из ничего»: «Когда мы смотрим, как другие представляют, чем жив человек, мы как будто смотрим на самих себя в зеркало; оттого каждый из нас может лучше присмотреться к себе самому, увидать, что есть в душе у него черного и грешного и что есть светлого и радостного». И уж совсем сантиметры до шекспировского обобщения осталось Блоку пройти после выдвинутого им положения: «Во всех нас очень много настоящего и лишь одна капля будущего». Эти же сантиметры осталось пройти Г. Брандесу после выделенных жирным шрифтом его слов в цитате, посвященной «Генриху IV». На ступеньку не поднялся до уровня В. Шекспира Г.Лихтенберг, сказавший: «Человек, живущий в трех мирах – в прошедшем, настоящем и будущем – может быть несчастным, если один из этих миров ничего не стоит». Но самый поразительный пример появился ровно через четыре века после «Гамлета» в статье В. Триодина: «Прошлое, будущее, настоящее – все переплетено в человеке. Переплетение времен».11
За четыре века до В. Триодина В. Шекспир говорил об этом в последней сцене драмы «Ричарде II»: «So is it in the music of men's lives. – То же есть в музыке человеческих жизней». А что есть в музыке, В. Шекспир написал в сонете 8, который все переводчики начинают словами: «Ты – музыка…» Кстати, король Ричард употребил в этой сцене еще и такие слова: «…time is broke…» Это к тому, что у В. Шекспира ничего не проходило бесследно.
Таким образом, человек суть материализованная истина взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия. Как замечательно сказал А. Фет:
Хоть не вечен человек,
То, что вечно, человечно.
Очень жаль, но всего одной строки не хватило Г.Державину в стихотворении «Бог», чтобы встать вровень с В. Шекспиром. Ведь он уже сказал в нем: «Я – связь миров повсюду сущих…» Осталось только сказать: Я – связь времен. Или еще точнее: Я есмь истина.
Человек – это точнейший и ярчайший пример связи времен, потому что только он способен связывать времена, в которых он не жил, с временами, в которые он не будет жить. «Ибо человек, – говорил Ж.П. Сартр, – существо, которое устремлено к будущему и сознает, что оно проесцирует себя в будущее».
Но самое главное, материализованной истиной является именно абсолютно каждый без исключения человек. «Нет различий между людьми», – провозгласил («proclaim») В. Шекспир в «Генрихе VIII» (I, 1), естественно, устами герцога Букингема. В жизни каждого человека есть элементы будущего уже только потому, что жизнь каждого человека, какой бы она не была, будет примером, уроком для следующих людей. Просто одни люди об этом думают, а другие нет. И каждый человек, в котором светится сознание, является материализованной истиной, потому что сознание – это высшая форма связи. Просто людям надо просто понять, что есть сознание.
Все это В. Шекспир открыл, потому что понял то, о чем А. Блок только догадывался: в основе всех мыслей и действий всех людей лежит не что иное, как их представление о том, что есть человек. Писал же сам А. Блок: «Догматизм, как утверждение некоторых истин, всегда потребен в виде основания (ибо надо же исходить из какого-нибудь основания)». Отмеченная В. Шекспиром в «Кориолане» (II, 3) «разномастность умов, разлетающихся по разным направлениям», и определяется разномастностью представлений людей о том, что есть человек. Как справедливо заметил Лаэрт: «Враг есть и там, где никого вокруг». И нет для человека врага большего и худшего, чем его ошибочное представление о самом себе. Потому что, опять же, «добром не кончишь, если начал худо». Естественно, все это имел в виду и человек, слова которого – «Познай самого себя» – были выбиты на фронтоне храма в Дельфах.
Четвертую сцену пятого акта пьесы «Цымбелин» заключают слова тюремщика: «Unless a man would marry a gallows, and beget young gibbets, I never saw one so prone. Yet, on my conscience, there are verier knaves desire to live, for all he be a Roman: and there be some of them too that die against their wills; so should I, if I were one. I would we were all of one mind, and one mind good; O, therewere desolation of gaolers and gallowses! I speak against my present profit; but my wish hath a prefermeny in't».
Неизвестно, насколько распространены произведения других переводчиков этой пьесы. Но если читатели в основном читают перевод П. Мелковой, то эти слова В. Шекспира они воспринимают так: «Даже тот, кто желал бы жениться на виселице и народить малюток, не стал бы так стремиться к своей нареченной, как этот парень. Хоть он и римлянин, но, скажу по чести, на свете есть немало негодяев похуже его, которые цепляются за жизнь; тем не менее, многим из них приходится умирать. Во всяком случае, я бы так поступил, будь я на его месте. Хотел бы я, чтобы по этому вопросу все мы держались одного мнения, притом мнения хорошего. Тогда худо пришлось бы только виселице и тюремщикам! Я говорю против своей выгоды, но желание мое, если осуществится, всем принесет счастье».
Ну как тут не вспомнить слова В. Шекспира из пьесы «Много шума из ничего»:
О, на что только не решаются люди! На что только они не дерзают!
Чего только они не делают каждодневно, сами не зная, что они делают!
(IV, 1. Перевод Т. Щепкиной-Куперник)
Естественно, П. Мелкова и мысли не допускала, что выделенными в ее переводе словами она полностью искажает не только построение шекспировской фразы, но сам потаенный смысл выделенных шекспировских слов. Точнее, своим переводом она лишила потаенного и глубокого смысла выделенные шекспировские слова. Соответственно, никто из читателей не счел нужным задуматься о том, зачем выделенные в оригинале слова сказаны В. Шекспиром. Впрочем, как всегда, каждый вопрос о непонимания В. Шекспира в первую очередь относится к тем, кто читает его произведения на его родном языке.
А на этом языке В. Шекспир высказал свое желание, чтобы все люди придерживались в основе одного понимания, что в общем есть человек, и чтобы это понимание было истинным. Вспомните сонет 26.
О необходимости выработки такого единого понимания намекается уже в диалоге двух влюбленных в пьесе «Два веронца» (V, 4):
Julia: …It is the lesser blot, modesty finds,
Women to change their shapes, then men their minds.
Proteus: Then men their minds! 'tis true. O heaven, were man