Лекция проф. И. А. Дергачева для студентов-филологов в записи его учеников
Память навсегда сохранила образ Учителя. За кафедрой небольшого роста седовласый профессор с очень живыми модуляциями в голосе, с озорным блеском в глазах, с характерной жестикуляцией - рука вечно устремлена куда-то вверх. Сам этот образ как нельзя лучше соответствовал идее русской классической литературы - идее духовной вертикали, сопрягающей мир земной с миром небесным. Сказывался в этом образе и еще один момент, столь необходимый в занятии любым трудом - тот дисциплинирующий стержень, который остался у Ивана Алексеевича, по-видимому, еще с войны и который был пронесен им до самого последнего часа.
Стиль лекций проф. И. А. Дергачева трудно описать. Это было поистине артистическое действо, демонстрация органического вживания в русскую классику, ее философию и поэтику, взвешенное умом и прочувствованное сердцем Слово о великой литературе Пушкина, Лермонтова, Гоголя. У нас, слушающих профессора студентов, создавалось впечатление легкости и, как позднее выяснялось, обманчивой простоты. Это была лишь иллюзия, ибо, перечитывая конспекты лекций, мы понимали, насколько они внутренне глубоки и насыщенны в плане духовных открытий - при всей их, казалось бы, наружной легкости и доступности.
Лекции И. А. Дергачева о русской литературе первой трети ХIХ века были, конечно же, четко продуманы и осмыслены. Но нередко казалось, что лектор забывал о "форме плана", превращаясь на наших глазах в поэта-импровизатора (сродни герою пушкинских "Египетских ночей"). Лекцию на одну и ту же тему И. А. Дергачев в разное время читал по-разному. Так, к примеру, он признавался, что каждый год, готовясь к лекции по "Евгению Онегину", перечитывает заново пушкинский роман в стихах. Не это ли показатель научной требовательности и взыскательности, той уже по существу утраченной в наше время неспешной культуры "владения днем своим", которых требуют настоящее подвижничество в науке и высокое звание профессионала?
Кажется, у И. А. Дергачева никогда не было при себе законченного текста лекции, но был в обязательном порядке подготовительный материал к ней: план, необходимые выписки, цитаты и заготовленный дома или родившийся по ходу лекции открытый финал (тоже в известном - пушкинском смысле). Поэтому каждая лекция профессора представляла собой живое слово, которое, будучи одухотворено горячим дыханием самого творца, согревало души слушателей, вдохновляя их на трудное, но благодарное освоение великого мира русской классической литературы.
Остается только сожалеть, что излученное в космическое пространство живое слово учителя так и осталось не зафиксированным на магнитофонной пленке, а память слушателей оказалась недостаточно гибкой, чтобы передать все оттенки и повороты исследовательской мысли лектора, ее подчас неожиданные ассоциативные ходы. К сожалению, студенческие конспекты не смогли удержать и десятой доли того обаяния и той глубины, которыми были отмечены лекции профессора Ивана Алексеевича Дергачева.
Сама идея собрать эти лекции воедино, восстановить хотя бы их основной содержательный корпус возникла еще в 1991 году, сразу же после смерти И. А. Дергачева. Непосредственным стимулом к тому явилось искреннее восхищение, которое испытывали мы, слушатели этих лекций, студенты разных годов обучения в университете, тогда уже в большинстве своем аспиранты и молодые преподаватели кафедры русской литературы. Работа оказалась многотрудной. В нашем распоряжении были далеко не совершенные студенческие конспекты разных лет.
Приходилось их сводить воедино, чтобы получить в конечном счете некий сводный текст, в той или иной мере претендующий на содержательную полноту. Но и после этого еще требовалась редакторская правка всех сводных текстов. Сложность работы привела к тому, что в законченном варианте существуют пока лишь лекции, посвященные творчеству А. С. Пушкина и его предшественников.
Вниманию читателей журнала предлагается вводная лекция "пушкинского цикла". Нам кажется, что текст этой лекции интересен как своей педагогической направленностью на студенческую аудиторию, так и точной передачей живой интонации лектора. Особая благодарность основному разработчику данной лекции - Л. А. Назаровой, скрупулезно восстановившей ее по студенческим записям.
О. В. Зырянов
"Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа", - сказал Н. В. Гоголь. "...И пророческое", - добавил Ф. М. Достоевский. Начиная разговор о Пушкине, необходимо заметить, что его роль для нашей литературы огромна. Это начало всех начал, целая эпоха. Тем более важно понять, каким образом происходило становление поэта, обратиться к анализу его ранней, лицейской лирики. Развитие поэта было стремительным. Это отмечается всеми исследователями его творчества. Впервые он выступил в печати в 1814 году, но до этого им был пройден огромный путь духовного развития, накопления внутренней интеллигентности, которую нельзя "нахватать", которая добывается большим трудом.
Литературный опыт Пушкина - это опыт всей предшествующей литературы. То, что Жуковский сделал по отношению к зарубежной литературе, Пушкин сделал в отношении литературы русской. Если Батюшков в стихотворении "Мои пенаты" называет шесть корифеев литературы, на которых он ориентировался в своем творчестве и кого мог бы назвать своими учителями, то Пушкин в раннем своем стихотворении "Городок" упоминает имена уже двадцати шести литераторов. Такая начитанность не сводится к простому перечислению имен, а предполагает глубокую внутреннюю переработку различных художественных традиций. Опасно стать только "энциклопедией", но Пушкину это не грозит. Все прочитанное остается в нем не только как сумма предшествующей творческой мысли, но и как новое качество. Среди перечисленных Пушкиным поэтов мы находим наряду с Державиным - Горация, вместе с Дмитриевым и Крыловым - Лафонтена: "Здесь Озеров с Расином, / Руссо и Карамзин, / С Мольером-исполином / Фонвизин и Княжнин". Пушкин никогда не замыкался на чисто русской литературе, ему были доступны разные направления литературы европейской. Отзывчивостью на все "голоса" мира, широким приобщением к действительности Пушкин вырабатывает себя как поэта, творит свой собственный духовный мир.
Школа ученичества Пушкина - явление, достойное внимания. Н. А. Некрасов, к примеру, скупил весь свой сборник "Мечты и звуки", Н. В. Гоголь всю жизнь стыдился поэмы "Ганц Кюхельгартен"; Пушкин же включил в сборник 1825 года почти все свои ранние стихотворения и лишь некоторые поправил. Не умно отрекаться от юности, ведь она - момент общего развития.
В ранней поэзии Пушкина - бесчисленное множество поэтических формул, мотивов, античных имен. Все это знаки уже сложившейся поэтической культуры, отголоски известных, но все-таки ценных душевных состояний. Пушкин активно использует их в своем творчестве. Античность выступает у него не только в виде отдельных цитат, но и как ориентация на скульптурность, завершенность, изящество формы, как изображение полноты человеческой жизни, единства в ней духовного и физического начал.
Отсюда - тема красоты человеческой страсти, изящества чувства. В этом плане главная школа Пушкина - так называемая легкая поэзия, зародившаяся во Франции: Э. Парни, частично Вольтер. Ее представитель в России - К. Н. Батюшков. Влияние Батюшкова и Парни на поэта-лицеиста велико, но несомненна также известная самостоятельность творческого развития Пушкина:
Бреду своим путем:
Будь всякий при своем.
"Батюшкову", 1815
Иными словами, не отрицая предыдущей культуры, Пушкин ищет свой, особый путь в поэзии.
Раннее творчество поэта можно подразделить на два этапа. Первый этап - с 1813-го по 1816-й год. В большинстве стихотворений этого периода (примерно 2,5 года) господствуют тона изящного эпикуреизма, любования и наслаждения жизнью. Например, "К Наталье" - легкое, шутливое повествование, в конце которого поэт восклицает: "Знай, Наталья, я монах!". Но все содержание стихотворения прямо противоположно приведенному заключению. Сюжет другого стихотворения - "Пирующие студенты" - задан уже в названии: студенческое пиршество. Причем "разгул" здесь вполне литературен (на самом деле в Лицее были довольно строгие правила: на одного лицеиста приходилось по два воспитателя). Поэтическое воображение Пушкина в качестве идеала рисует норму эпикуреизма: всеобщее равенство и счастье, дружеские связи. Вакх, Эрот - мифологические атрибуты - поданы в стихотворении опять же как условность, а не как реальное отражение жизни.
Сильны у поэта анакреонтические мотивы: быстротечность жизни, упоение молодостью, иными словами - сarpe diem! Пушкин нередко выступает в качестве приверженца просветительства вольтеровского типа, утверждающего, что человек должен жить по собственному усмотрению. Поэт прославляет земную чувственность и бунтует против религиозного представления о человеке как средстве, а не как цели. Личность должна следовать не законам, поставленным для нее извне, а своим внутренним потребностям. Поэтому столь вольные сцены у Пушкина не признак распущенности, а широкое выражение полноты бытия личности.
Еще более четко связь поэта с классицизмом XVIII века прослеживается в его первой, незаконченной поэме "Монах". Основа сюжета поэмы взята из древнерусской литературы ("Путешествие Иоанна Новгородского на бесе в Иерусалим"). Бедного монаха искушает видение ... женской юбки. Окропленная святой водой, юбка превращается в беса.
Уже в самом выборе сюжета чувствуется влияние "Орлеанской девственницы" Вольтера. Эротизм, сатира - традиции свободомыслия века Просвещения, но сам стих уже чисто пушкинский.
Влияние Батюшкова сильно сказывается в стихотворении Пушкина "Городок" - прямом перепеве "Моих пенатов". У обоих поэтов одна и та же программа: стремление человека к слиянию с природой, сосредоточенность на полноте собственного бытия.