О катарсисе в "Маленьких трагедиях" А. С. Пушкина (стр. 2 из 2)

Следует заметить, что, хотя катарсическая реакция читателя и развивается аналогично реакции героев, она не совпадает с ней абсолютно, не исчерпывается ею. Так, высшего катарсического разрешения трагическое действие достигает в финале каждой трагедии - в момент гибели Дон Гуана и в сцене глубокой задумчивости Вальсингама уже после ухода Священника. В финальных сценах обеих трагедий посредничество героев, моделирующих ранее читательскую реакцию, отсутствует. Поэтому при анализе финальных сцен трагедий следует говорить о катарсисе как эстетической реакции читателя и катарсисе, переживаемом протагонистом трагедии.

Катарсис как рецептивная реакция в трагедии "Каменный гость" достигается в финале на основе второго блока противоречий, формирование которого принадлежит уже только читательскому восприятию, тогда как первый блок противоречивых чувств моделируется в реакции Доны Анны и обретает свое разрешение в достижении согласия между героями. В финале трагедии формируется новый конфликт - конфликт противоречивых рецептивных чувств: в противоречие вступают, с одной стороны, чувство приятия читателем протагониста как героя, страдающего от внутренней дисгармонии; с другой стороны - чувство неудовольствия авторским завершением судьбы героя (гибель Дон Гуана).

Данный рецептивный конфликт остается открыт, обнажен, мучителен; уничтожения противоречивых чувств в финале пушкинской трагедии не происходит (о чем свидетельствовали многие читатели - исследователи трагедии, начиная с Белинского).

Если видеть в гибели Дон Гуана авторское следование классическому жанровому канону трагедии (или следование традиции завершения сюжета о Дон Жуане), то здесь действует тот самый конфликт между содержанием и формой, о котором Л. С. Выготский писал как об основе эстетической реакции. Однако, поскольку снятия противоречий в финале пушкинской трагедии не происходит, катарсичен оказывается сам рецептивный конфликт: рецептивный катарсис тут достигается не в результате погашения противоречия, а за счет его обнажения. Обнажение рецептивного противоречия и является в данном случае одним из способов достижения трагедийного пафоса огромной силы.

Другого рода рецептивный катарсис представлен в заключительной трагедии цикла - в "Пире во время чумы". Момент его формирования связан с восприятием открытого финала трагедии. Состояние глубокой задумчивости протагониста может восприниматься читателем как свидетельство напряженной духовной деятельности героя, на путях которой только и вероятно обретение надежды на возможность разрешения проклятых вопросов. В финальной погруженности героя в задумчивость предыдущая эстетическая реакция, связанная с достижением между Священником и Вальсингамом глубокого духовного согласия (которую мы определили как сложную этико-эстетическую реакцию, формирующуюся в результате преодоления страха состраданием), находит свое подкрепление, благодаря чему усиливается чувство просветления, очищения от кажущейся ранее мучительной неразрешимости конфликта.

Таким образом, если в трагедии "Каменный гость" рецептивная катарсическая реакция связана с обнажением трагического противоречия, то в трагедии "Пир во время чумы" мы встречаем тот вариант катарсиса эстетической реакции, который можно описать в терминах аристотелевского определения трагедии - "очищение аффектов" или "очищение от аффектов" (оба варианта перевода фразы Аристотеля допустимы для описания эстетической реакции в заключительной трагедии болдинского цикла).

В первых двух трагедиях цикла ("Скупой рыцарь" и "Моцарт и Сальери") структура эстетической реакции менее сложна. Если в "Каменном госте" и "Пире во время чумы" рецептивная структура акцентирует процесс постижения читателем истинной сокровенной сущности характера протагониста и его трагедии, то в первых двух трагедиях читатель вслед за героем - след в след - совершает путь его от самообмана к прозрению. Катарсическое обретение трагического знания протагонистом формируется на глазах читателя, а эстетическая реакция читателя находит свое катарсическое удовлетворение в финале каждой трагедии: в "Скупом рыцаре" - в момент уяснения Бароном Филиппом той истины, что он "не рыцарь", и последовавшей за ним аффективной гибели; в "Моцарте и Сальери" - в момент уяснения Сальери своего сомнения и мысли о возможной правоте Моцарта.

Гибель одного героя и сомнение другого несут в себе сему возмездия, которая и лежит в основании эстетической реакции рецептивного освобождения в этих трагедиях. Происходит освобождение читателя от первоначальной ложной эмоции доверия логике протагонистов, вызванной логической убедительностью их идеологических построений: во второй сцене "Скупого рыцаря" и в первой сцене "Моцарта и Сальери" читатель вынужден был на себе испытать "обаяние" философских систем протагонистов, которому противостояло чувство морального ужаса. Разрешение данного конфликта и соответствует катарсическому просветлению.

Таким образом, анализ пушкинских "Маленьких трагедий" позволяет продуктивно использовать понятие катарсиса как при описании этической реакции героя на трагическое событие, так и при описании этико-эстетической реакции читателя, переживающего опыт восприятия трагического действия.

Список литературы

1 См.: Ярхо В. Н. Катарсис // ЛЭС. М., 1987.

2 См.: Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1986.