И.А. Гончаров "Обломов"
Аникин А.А.
(География и пространство русской литературы XIX века)
Дорога в могилу. Остановки: Обломовка, квартира на Гороховой, диван, халат, квартира на Выборгской стороне у вдовы Пшеницыной, гроб.
И.А. Гончаров, описывая петербургскую квартиру Обломова на Гороховой, следует гоголевской художественной манере: вещи вокруг Обломова должны стать стеклышками запыленного зеркала, в котором читатель разглядит образ Обломова. Из вещей, как из мозаики, проявится картина обломовского житья-бытья.
В четырех комнатах квартиры Обломова действующей и обитаемой оказывается одна только спальня, где Обломов целыми днями лежит на диване в персидском халате, правда уже выцветшим и не совсем свежим после долгого лежанья. В трех других комнатах "мебель закрыта была чехлами, шторы спущены".
Обстановка спальни Обломова только с виду очень изысканная: шелковые занавески, ковры, бронза, фарфор. Присмотревшись, внимательный наблюдатель заметит, что задок его дивана осел вниз, наклеенное дерево местами отстало. Видно, что Обломов, украшая свой интерьер, соблюдает "неизбежные приличия, лишь бы отделаться от них". Детали обстановки обломовской спальни напоминают гоголевские интерьеры: книгу с закладкой на 14-й странице в кабинете Манилова и плюшкинские два пера, "высохшие как в чахотке".
" По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли rаких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки. Если б не эта тарелка, да не прислоненная к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы подумать, что тут никто не живет - так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги,валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха".
Гончаров сжимает пространство петербургской квартиры Обломова до точки. Сначала четыре комнаты квартиры на Гороховой превращаются в одну спальню, потом спальня сплющивается до дивана, наконец, Обломов уходит в свой халат, точно в кокон. Халат Обломова, "восточный <...>, весьма поместительный, так что Обломов мог дважды завернуться в него", становится выразительным символом его лени. Штольц и Ольга Ильинская стремятся вытащить героя из халата, но, когда Обломов окончательно сдается, отказывается от жизненной борьбы, бежит от любви к Ильинской в сон и привычное безделье, халат вновь облекает его тучное тело.
Другой непременный атрибут лени Обломова — диван, на котором тот проводит все дни от рассвета до заката в мечтаниях, полудреме и сне. Любопытно, как диван совмещает в себе уход Обломова в себя, бегство от действительности в мечту, иллюзию, беспочвенные и сладкие фантазии, с одной стороны, и реальное пространство, которое открывается взгляду Обломова с дивана, точнее сказать диван сильно уменьшает угол обзора. Даже небо и солнце видятся Обломову с дивана. Впрочем, чаще всего солнце застит стена четырехэтажного дома: "Случается и то, что он исполнится презрением к людскому пороку, ко лжи, к клевете, к разлитому в мире злу и разгорится желанием указать человеку на его язвы, и вдруг загораются в нем мысли, ходят и гуляют в голове, как волны в море, потом вырастают в намерения, зажгут всю кровь в нем, задвигаются мускулы его, напрягутся жилы, намерения преображаются в стремления: он, движимый нравственною силою, в одну минуту быстро изменит две-три позы, с блистающими глазами привстанет до половины на постели, протянет руку и вдохновенно озирается кругом... Вот-вот стремление осуществится, обратится в подвиг... и тогда, господи! Каких чудес, каких благих последствий могли бы ожидать от такого высокого усилия!.. Но, смотришь, промелькнет утро, день уже клонится к вечеру, а с ним клонятся к покою и утомленные силы Обломова: бури и волнения смиряются в душе, голова отрезвляется от дум, кровь медленнее пробирается по жилам. Обломов тихо, задумчиво переворачивается на спину и, устремив печальный взгляд в окно, к небу, с грустью провожает глазами солнце, великолепно садящееся за чей-то четырехэтажный дом".
В "Сне Обломова" рисуется дворянское гнездо Обломовых –Обломовка – как некий утраченный рай, невозвратная семейно-патриархальная идиллия. Правда, не без авторской иронии.
Саму Обломовку Гончаров помещает в несколько фантастическое пространство с размытыми географическими границами: она расположена равно далеко и от Саратова, и от Нижнего Новгорода, вдалеке от российских столиц, и уж тем более от Европы. Это, что называется, "медвежий угол", чуждый цивилизации. Все же выбор этих городов, названных в романе, не случаен. Это волжские города. Обломовка где-то вблизи Волги. Туда, на пристань, а иногда и на ярмарку, крестьяне-"обломовцы" возили хлеб на продажу. Понятно, что, рисуя Обломовку, Гончаров вспоминал свою родную полупомещичью-полукупеческую усадьбу и волжский город Симбирск, в котором родился. "Ближайшие деревни и уездный город, – пишет Гончаров, – были верстах в двадцати пяти и тридцати. Крестьяне в известное время возили хлеб на ближайшую пристань к Волге, которая была их Колхидой и геркулесовыми столпами, да раз в год ездили некоторые на ярмарку, и более никаких сношений ни с кем не имели. Интересы их были сосредоточены на них самих, не перекрещивались и не соприкасались ни с чьими. Они знали, что в восьмидесяти верстах от них была "губерния", то есть губернский город, но редкие езжали туда; потом знали, что подальше, там, Саратов или Нижний; слыхали, что есть Москва и Питер, что за Питером живут французы или немцы, а далее уже начинался для них, как для древних, темный мир, неизвестные страны, населенные чудовищами, людьми о двух головах, великанами; там следовал мрак – и наконец все оканчивалось той рыбой, которая держит на себе землю".
Обломовка – благословенный край, в котором как Бог, так и природа, кажется, благоволят к человеку. В ней все смягчено Гончаровым: вместо суровых высоких гор небольшие холмы, вместо моря, временами пугающего человека бурями и штормами, тихие водоемы: пруды, речонки и ручейки. Даже небо как будто ниже и благосклонней к человеку, чем в других местах. Даже природа мягче, а зима короче. Обломовка живет в кругу сезонных сельскохозяйственных работ, церковных праздников, наблюдая из года в год одну и ту же смену времен года. Одним словом, в Обломовке нет убийственных страстей, невыносимых горестей, преступлений, "вулканической работы внутреннего душевного огня" и всего того, что наполняет большой мир, расположившийся вокруг Обломовки и неумолимо наступающий на нее. Только в Обломовке может висеть над обрывом изба крестьянина Суслова, и в ней благополучно живут уже 3-4 поколения семейства Сусловых, при этом никому из них не приходит в голову передвинуть избу подальше от обрыва.
В Обломовке царит послеобеденный сон, лень и еда. Обломов – порождение Обломовки, плоть от плоти ее, русский характер, взращенный и воспитанный в этом отчужденном от трагического, бушующего вокруг мира пространстве. Сказочность, выстроенного Гончаровым пространства Обломовки, усиливается особенностью обломовцев слушать сказки о Емеле-дурачке, которому все достается "по щучьему велению", и пугаться от страшной сказки о Милитрисе Кирбитьевне, благо в Обломовке бояться нечему.
"Небо там, кажется, напротив, ближе жмется к земле, но не с тем, чтоб метать сильнее стрелы, а разве только, чтоб обнять ее покрепче, с любовью: оно распростерлось так невысоко над головой, как родительская надежная кровля, чтоб уберечь, кажется, избранный уголок от всяких невзгод. Солнце там ярко и жарко светит около полугода и потом удаляется оттуда не вдруг, точно нехотя, как будто оборачивается назад взглянуть еще раз или два на любимое место и подарить ему осенью, среди ненастья, ясный, теплый день. Горы там как будто только модели тех страшных где-то воздвигнутых гор, которые ужасают воображение. Это ряд отлогих холмов, с которых приятно кататься, резвясь, на спине или, сидя на них, смотреть в раздумье на заходящее солнце. Река бежит весело, шаля и играя; она то разольется в широкий пруд, то стремится быстрой нитью, или присмиреет, будто задумавшись, и чуть-чуть ползет по камешкам, выпуская из себя по сторонам резвые ручьи, под журчанье которых сладко дремлется. Весь уголок верст на пятнадцать или на двадцать вокруг представлял ряд живописных этюдов, веселых, улыбающихся пейзажей. Песчаные и отлогие берега светлой речки, подбирающийся с холма к воде мелкий кустарник, искривленный овраг с ручьем на дне и березовая роща - все как будто было нарочно прибрано одно к одному и мастерски нарисовано. Измученное волнениями или вовсе незнакомое с ними сердце так и просится спрятаться в этот забытый всеми уголок и жить никому неведомым счастьем. Все сулит там покойную, долговременную жизнь до желтизны волос и незаметную, сну подобную смерть".
Отгороженность и оторванность Обломовки от внешнего мира обманчива и призрачна. Жизнь рано или поздно вторгнется в сон, подобный смерти, и разомкнет изолированность обломовского пространства. Обломов, живущий в Петербурге на Гороховой, получает от соседа-помещика письмо, в котором тот предлагает Обломову участвовать в проекте строительства дороги через Обломовку и окрестные деревни. Дорога соединит Обломовку с ближайшим городом, и цивилизация разрушит сказочное идиллическое пространство безмятежного и счастливого края. Страсти, пороки и страдания поглотят Обломовку и сделают ее частью остального греховного и бушующего мира.