2. Гражданская лирика
За свою долгую жизнь Тютчев был свидетелем многих «роковых минут» истории: Отечественная война 1812 года, восстание декабристов, революционные события в Европе 1830 и 1848 годов, польское восстание, Крымская война, реформа 1861 года, франко-прусская война, Парижская коммуна... Все эти события не могли не волновать Тютчева и как поэта, и как гражданина. Трагически ощущая свое время, кризисное состояние эпохи, мира, стоящего накануне исторических потрясений, Тютчев считает, что все это противоречит нравственным требованиям человека, его духовным запросам.
Волны в бореньи,
Стихии во преньи,
Жизнь в измененьи —
Вечный поток...
К теме человеческой личности поэт относился со страстью человека, испытавшего режим Аракчеева, а потом Николая I. Он понимал, как мало жизни "и движения в родной стране: «В России канцелярия и казарма», «все движется около кнута и чина», — говорил он Погодину. В зрелых стихах Тютчев напишет о «сне железном», которым все спит в империи царей, а в стихотворении «14-е декабря 1825», посвященном восстанию декабристов, он пишет:
Вас развратило Самовластъе,
И меч его вас поразил, —
И в неподкупном беспристрастье
Сей приговор Закон скрепил.
Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена —
И ваша память от потомства,
Как труп в земле, схоронена.
О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула,
На вековой громаде льдов,
Зима железная дохнула —
И не осталось и следов.
«Железная зима» принесла мертвенный покой, тирания превратила все проявления жизни в «лихорадочные грезы». Стихотворение «Silentium!» (Молчание) — жалоба по поводу той замкнутости, безвыходности, в которой пребывает наша душа:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои...
Здесь Тютчев дает обобщенный образ духовных сил, скрытых в человеке, обреченном на «молчание». В стихотворении «Наш век» (1851) поэт говорит о тоске по свету, о жажде веры, которую потерял человек:
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует...
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит...
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры…
«...Я верю. Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..»
«Бывают мгновения, когда я задыхаюсь от своего бессильного ясновидения, как заживо погребенный, который внезапно приходит в себя. Но к несчастью, мне даже не дано приходить в себя, ибо более пятнадцати лет я постоянно предчувствовал эту страшную катастрофу, — к ней неизбежно должны были привести вся эта глупость и все это недомыслие», — писал Тютчев.
В стихотворении «Над этой темною толпой...», перекликаясь с пушкинскими стихами о свободе, звучит:
...Взойдешь ли ты когда, Свобода,
Блеснет ли луч твой золотой?..
………………………………………..
Растленье душ и пустота,
Что гложет ум и в сердце ноет, —
Кто их излечит, кто прикроет?..
Ты, риза чистая Христа...
Тютчев чувствовал величие революционных потрясений истории. Еще в стихотворении «Цицерон» (1830) он писал:
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие,
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель...
Счастье, по Тютчеву, в самих «минутах роковых», в том, что связанное получает разрешение, в том, что подавленное и насильственно задержанное в своем развитии выходит наконец на волю. Четверостишие «Последний катаклизм» пророчит последний час природы в грандиозных образах, возвещающих конец старого мироустройства:
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Все зримое опять покроют воды,
И Божий лик изобразится в них!
Поэзия Тютчева показывает, что новое общество так и не вышло из состояния «хаоса». Современный человек не выполнил своей миссии перед миром, он не позволил миру вместе с ним взойти к красоте, к разуму. Поэтому у поэта много стихов, в которых человека как бы отзывают назад в стихию как несправившегося с собственной ролью.
В 40—50-х годах поэзия Тютчева заметно обновляется. Возвратившись в Россию и приблизившись к русской жизни, поэт больше внимания уделяет повседневности, быту и заботам человека. В стихотворении «Русской женщине» героиня — одна из многих женщин России, страдающая от бесправия, от узости и бедности условий, от невозможности свободно строить собственную судьбу:
Вдали от солнца и природы,
Вдали от света и искусства,
Вдали от жизни и любви
Мелькнут твои младые годы,
Живые помертвеют чувства,
Мечты развеются твои...
И жизнь твоя пройдет незрима...
Стихотворение «Эти бедные селенья...» (1855) проникнуто любовью и состраданием к нищему народу, удрученному тяжелой ношей, к его долготерпению и самопожертвованию:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
………………………………………..
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь небесный
Исходил, благословляя.
А в стихотворении «Слезы» (1849) Тютчев говорит о социальном страдании тех, кто оскорблен и унижен:
Слезы людские, о слезы людские,
Льетесь вы ранней и поздней порой...
Льетесь безвестные, льетесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые, —
Льетесь, как льются струи дождевые,
В осень глухую, порою ночной.
Размышляя о судьбе России, о ее особом многострадальном пути, о самобытности, поэт пишет свои знаменитые строки, которые стали афоризмом:
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
3. Философская лирика
Тютчев начал свой творческий путь в ту эпоху, которую принято называть пушкинской, он создал совершенно иной тип поэзии. Не отменяя всего, что было открыто его гениальным современником, он указал русской литературе еще один путь. Если для Пушкина поэзия — способ познания мира, то для Тютчева — возможность прикоснуться к непознаваемому через познание мира. Русская высокая поэзия XVIII века была по-своему поэзией философской, и в этом отношении Тютчев продолжает ее, с той немаловажной разницей, что его философская мысль — вольная, подсказанная непосредственно самим предметом, тогда как прежние поэты подчинялись положениям и истинам, заранее предписанным и общеизвестным. Возвышенным у него оказываются содержание жизни, ее общий пафос, ее главные коллизии, а не те принципы официальной веры, которыми воодушевлялись старые одические поэты.
Поэт воспринимал мир таким, каков он есть, и умел при этом оценивать всю кратковременность действительности. Он понимал, что любое «сегодня» или «вчера» есть не что иное, как точка в неизмеримом пространстве времени. «Как мало реален человек, как легко он исчезает! Когда он далеко — он ничто. Его присутствие — не более как точка в пространстве, его отсутствие — все пространство», — писал Тютчев. Смерть же он считал единственным исключением, которое увековечивает людей, выталкивая личность из пространства и времени.
Тютчев отнюдь не считает, что современный мир построен должным образом. По Тютчеву, мир, окружающий человека, едва ему знаком, едва освоен им, а по содержанию своему он превышает практические и духовные запросы человека. Мир этот глубок и таинствен. Поэт пишет о «двойной бездне» — о бездонном небе, отраженном в море, тоже бездонном, о бесконечности вверху и о бесконечности внизу. Человек включен в «мировой ритм», чувствует родственную близость ко всем земным стихиям: и «ночной», и «дневной». Родным оказывается не только Хаос, но и Космос, «все звуки жизни благостной». Жизнь человека на грани «двух миров» объясняет пристрастие Тютчева к поэтическому образу сновидения:
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами...
Настанет ночь — и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
Сон — способ прикосновения к тайнам сущего, особого сверхчувственного познания секретов пространства и времени, жизни и смерти. «О время, погоди!» — восклицает поэт, сознавая скоротечность бытия. А в стихотворении «День и ночь» (1839) день представляется лишь иллюзией, призрачным покровом, накинутым над бездной:
На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканый
Высокой волею богов.
День — сей блистательный покров... День прекрасен, но это всего лишь оболочка, скрывающая мир истинный, который открывается человеку ночью:
Но меркнет день — настала ночь;
Пришла — и, с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь...
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами —
Вот отчего нам ночь страшна!
С образом ночи неразрывно связан образ бездны; эта бездна — тот первозданный хаос, из которого все пришло и в который все уйдет. Она манит и пугает одновременно, пугает своей необъяснимостью и непознаваемостью. Но она столь же непознаваема, как и человеческая душа — «нет преград меж ней и нами». Ночь оставляет человека не только наедине с космическим мраком, но и наедине с самим собой, со своей духовной сущностью, освобождая от мелочных дневных забот. Ночной мир представляется Тютчеву истинным, ибо истинный мир, по его мнению, непостижим, и именно ночь позволяет человеку прикоснуться к тайнам мироздания и собственной души. День потому и дорог человеческомусердцу, что он прост и понятен. Солнечный свет скрывает от человека страшную бездну, и человеку кажется, что он способен объяснить свою жизнь, управлять ею. Ночь порождает чувство одиночества, затерянности в пространстве, беспомощности перед неведомыми силами. Именно таково, по мысли Тютчева, истинное положение человека в этом мире. Может быть, поэтому он и называет ночь «святой»: