Религиозность писателя обуславливает стоицизм как основание личной и творческой позиции. Без нее нельзя понять ни развязку романа "В круге первом", ни рассказы 90-х годов, в частности, "Эго" и "На краях". Истоки этого стоицизма – в критике гуманистической традиции, идущей от ренессансной эпохи и обоснованной просветителями XVIII века, традиции, поставившей в созданной ей картине мироздания человека на место Бога. Современная цивилизация, по мысли писателя, трактует человека как существо изначально совершенное и делает своей целью максимальное удовлетворение его материальных потребностей. Но если бы целью человеческой жизни действительно было бы это, то, наверное, человек не был бы смертен. Следовательно, по Солженицыну, цель жизни в том, чтобы покинуть этот мир существом более совершенным, нежели пришел в него, а не получение максимально больших удовольствий. Вот где истоки стоицизма как жизненной и творческой позиции.
Глеб Нержин, герой романа "В круге первом", в момент жизненного перепутья спрашивает себя: для чего же жить всю жизнь? Жить, чтобы жить? Жить, чтобы сохранять благополучие тела? Милое благополучие! Зачем - ты, если ничего, кроме тебя?..
В сущности, герой ставит перед собой важнейший философский вопрос: о смысле жизни. О назначении человека. Понять, как решает его Солженицын, значит, найти ключ к его концепции мира и человека в этом мире. Однако сделать это можно, лишь обратившись не только к корпусу художественных текстов писателя, но и к его публицистике.
Прочитайте Гарвардскую речь Солженицына. Она была произнесена 8 июня 1978 г. перед 327 выпуском старейшего американского университета - Гарвардского. Писатель выступает перед западной аудиторией, поэтому сосредотачивается на некоторых чертах именно западной жизни, как они представляются ему. Но говоря о человеке современного мира, утратившем представления об истинных ценностях и устремившимся в погоню за ценностями призрачными и ложными, Солженицын касается общих проблем Запада и Востока: он видит общие истоки миросозерцания двух миров.
Состояние современной западной цивилизации, упрощение и деградацию "массового существования", "как визитной карточкой предпосылаемого отвратным напором реклам, одурением телевидения и непереносимой музыкой", писатель осмысляет как кризисное. Теперь, спустя почти четверть века после произнесения Гарвардской лекции, эти черты характеризуют и фасадную сторону нашей жизни: в сущности, она предлагает личности лишь те же самые материальные ценности, которые приводят к нравственному тупику, ибо в забвении оказались истинные, духовные, ценности, единственно и могущие дать человеку смысл земного бытия.
Истоки кризиса современной цивилизации писатель видит в гуманистических идеях западноевропейского Возрождения, в философских и политических доктринах Просвещения.
Как одно из самых больших заблуждений современной цивилизации писатель трактует гуманистические идеи, восходящие к ренессансной эпохе и высшей ценностью мира, центром мироздания, целью развития вселенной утверждающие человека. "Мерою всех вещей на земле оно (гуманистическое мировоззрение - М.Г.) поставило человека - несовершенного человека, никогда не свободного от самолюбия, корыстолюбия, зависти, тщеславия и десятков других пороков". Такие идеи видятся Солженицыну как антирелигиозные, несовместимые с христианским мировоззрением, умножающие гордыню человека и человечества. Такое миросознание "может быть названо рационалистическим гуманизмом либо гуманистической автономностью - провозглашенной и проводимой автономностью человека от всякой высшей над ним силы. Либо, иначе, антропоцентризмом - представлением о человеке как о центре существующего". Это привело к тому, что гуманистическое сознание "не признало за человеком иных задач выше земного счастья и положило в основу современной западной цивилизации опасный уклон преклонения перед человеком и его материальными потребностями. За пределами физического благополучия и накопления материальных благ все другие, более тонкие и высокие, особенности и потребности человека остались вне внимания, <<...>> как если бы человек не имел более высокого смысла жизни".
Современному человеку, русскому или же западноевропейцу, воспитанному на просвещенческих идеалах, определяющих систему его ценностей на протяжении последних трехсот лет, практически невозможно смириться с мыслью, что не его счастье и не счастье человечества является конечной целью существования Вселенной. И в этом смысле неважно, где он рожден и воспитан: советская идеология мало чем отличалась от западной. "Не случайно все словесные клятвы коммунизма, - говорил Солженицын в Гарвардской речи, - вокруг человека с большой буквы и его земного счастья. Как будто уродливое сопоставление - общие черты в миросознании и строе жизни нынешнего Запада и нынешнего Востока! - но такова логика развития материализма".
Но для чего же тогда рожден человек, если не для счастья? Такая постановка вопроса видится Солженицыным как глубоко порочная реализация просвещенческих идей. Многократно упрощенные в лозунгах советской литературы, эти идеи оборачиваются гибелью личности, обладающей "жалкой идеологией" ""человек создан для счастья", выбиваемой первым ударом нарядчикова дрына"("Архипелаг ГУЛаг").
Довод, которым Солженицын опровергает "жалкую идеологию", формулу "человек создан для счастья", прост и очевиден и уходит в бытийную, экзистенциальную сущность миропорядка: "Если бы, как декларировал гуманизм, человек был рожден только для счастья, - он не был бы рожден и для смерти. Но оттого, что он телесно обречен смерти, его земная задача, очевидно, духовней: не захлеб повседневностью, не наилучшие способы добывания благ, а потом веселого проживания их, но несение постоянного и трудного долга, так что весь жизненный путь становится опытом главным образом нравственного возвышения: покинуть жизнь существом более высоким, чем начинал ее".
Видит ли современный человек эту цель в конце своего жизненного пути? Если нет, то причиной тому, по Солженицыну, становится дезориентация современного человека в этом мире и забвение им основных, глубинных, бытийных ценностей, и как результат - утрата истинного смысла жизни.
С гуманистическими идеями связаны и многообразные мифологические представления, выработанные литературой ХIХ века и способные лишь дезориентировать человека в историческом пространстве. Среди них - идеализация народного характера без сколько-нибудь глубинного знания народной жизни, представления о некой мистически предопределенной правоте народа на любых поворотах истории, уверенность в некой фатальной истинности народных представлений.
Вероятно, глубокая укорененность этих взглядов, принесенных литературой ХIХ века, была следствием неудачной попытки заполнить духовный вакуум, образовавшийся в результате забвения "морального наследства христианских веков" и воли Высшего Духа, стоящего над людской жизнью. Но в человеке, даже выделившемся, противопоставившем себя миру, роду, жива потребность ощущения этой воли, потребность понимания Божественного замысла, дающего высшую нравственную оценку деяний личности и нации и придающего смысл индивидуальному и национальному бытию. Общество, потерявшее ощущение Высшего Промысла, направляющего судьбу человека и историю нации, попыталось на это место поставить идеализированный образ Народа, который предстал как хранитель высшей мудрости и высшего знания о предназначении национальной судьбы. Истоки такого понимания - во второй половине прошлого века и, в первую очередь, в революционно-демократической идеологии.
В сущности, взгляды Солженицына, прямо выраженные в Гарвардской лекции, дают ключ к пониманию вековой распри между народом и интеллигенцией, о глубоко ошибочном преклонении интеллигенции перед народом как хранителем некой исконной истины, часто трансформированной в комплекс вины перед народом. Обращение писателя к историческим обстоятельствам начала ХХ века, в итоге разрешившимся гражданской войной, обнаруживает утопизм представлений русской интеллигенции о "народе - богоносце". Следование этому мифу сказывается катастрофически и на судьбах людей, воспитанных в этих представлениях книгами и средой, и на крестьянских судьбах. Трагедии подобного рода исследуется Солженицыным и в десятитомной эпопее "Красное Колесо", и в небольшом цикле двучастных рассказов 1990-х годов.
Читать Солженицына – большой труд. Мало того, во всем объеме его творчество еще не осмыслено ни читающей публикой, ни профессиональными литературоведами. Однако его осмысление и понимание – одна из самых актуальных задач, стоящих и перед каждым думающим человеком, которому небезразлична национальная судьба, и перед обществом, ищущим национальной идеи и собственной самоидентификации.