Футуризм связывался с акмеизмом также и по линии «адамизма». Грубый физиологизм, биологизм, апсихологизм, выдвижение примитивных эмоций, исконных инстинктов, обращение к звериному, первобытному, «пещерному» у Крученых, Хлебникова и др., как и у Городецкого, Нарбута, Зенкевича, имели смысл не только мелкобуржуазного протеста против буржуазно-дворянской рафинированности, лоска, но были также выражением империалистического активизма, «спартанства». Эта сторона в акмеизме явственно обнажалась Гумилевым, а в футуризме давала себя знать у Хлебникова. Хлебников обращается к прекрасному для него, хотя и страшному, стихийному миру первобытной жизни, которым правят чудовищные, подспудные силы. Адамизм и мифотворчество Хлебникова тесно связаны с национализмом и панславизмом. В своих историко-мифологических поэмах Хлебников обращается к древнеславянскому язычеству, воспевает в руссо-варягах, в князьях Киевской Руси, в запорожских атаманах русское рыцарство, могучих воинственных предков, тени которых должны стать знаменами в предстоящих битвах их потомков. Панславизм Хлебникова окрашен «евразийскими» идеями о колониальной миссии России в Азии; часты у Хлебникова мотивы реванша Японии наряду с пророчествованием о борьбе с Западом. В своем словотворчестве Хлебников прибегает к архаистическим реставрациям, словообразованиям на основе древних славянских корней. Панславизмом окрашена теория и практика словотворчества у Крученых. Расовые идеи развивались в кругу футуристов Лившицем. В то же время в мистических, в значительной мере патологических теориях о роковой цикличности войн Хлебников дает математически-астрологическое оправдание войны. Так. обр. в творчестве Хлебникова футуризм смыкается с идеологией великодержавного шовинизма, русского военно-феодального империализма. Отличия правого крыла русского футуризма от западного определялось не только элементами мелкобуржуазного протестантства, но и своеобразием русского империализма в его военно-феодальных качествах. Особенностями русских условий объясняется и сравнительно слабая выраженность урбанизма, индустриализма, технологизма в русском футуризме. Реакционный характер носят частые в поэзии Хлебникова, Крученых выпады против города, техники, науки. Однако в манифестах футуристов есть ориентация на современность развитого индустриализма, которая противопоставляется культуре прошлого и требует новых форм от искусства («телеграфический стиль», свободный синтаксический, лексический, ритмический строй и т. д.). У В. Каменского направленность против города, идеализации деревни, примитивных «детей природы» определяется мелкобуржуазным протестом против капитализма, ориентацией на стихийный крестьянский бунт, на революционизирующуюся деревню. Если приятие мира, утверждение действительности на правом крыле футуризма не сопровождается «поправкой» на переустройство жизни, социального строя, то радостное утверждение мира, наслаждение природой, биологическими радостями у Каменского носят гуманистический характер и неразрывно связаны с призывом к бунту, к высвобождению человека, с прославлением удалой народной вольницы.
Если на правом крыле футуризма, при наличии элементов частичной социальной неудовлетворенности и фрондирования против буржуазно-дворянской культуры и быта, по существу, формировалось буржуазное искусство конструктивизма, то в творчестве раннего Маяковского , наоборот, при наличии известных влияний со стороны буржуазной идеологии нашли предельное выражение радикально-революционные устремления придавленных капитализмом мелкобуржуазных низов, деклассирующейся мелкобуржуазной интеллигенции. В отличие от правых футуристов поэзия Маяковского пропитана с самого начала острой социальной тематикой. Но его тема — не восстание пролетариата против буржуазии, а восстание человека против порабощающего и уродующего его капитализма. Борьба за человеческую личность, за подлинные большие чувства, исковерканные буржуазным бытом, защита биологических прав «человека из костей и мяса» придают стихийному материализму Маяковского окраску антропологического материализма. Стремление сбросить со свободной биологической природы человека цепи капиталистического строя, буржуазной культуры, при неясном представлении о возможностях иной культуры, вызывает у Маяковского идеализацию «естественного» человека, прославление биологического, материального и в известной мере нигилистического отношения к духовным ценностям, к культуре как таковой. Некритическому утверждению и изукрашиванию капиталистической действительности у Маяковского противостояло неприятие мира (в частности выражающееся в «богоборчестве»), требование его перестройки, пессимистически окрашенный критицизм, восприятие капиталистической действительности как хаоса, безумия. Если акмеистско-конструктивистский культ вещей выражал преклонение перед капиталистической техникой, то Маяковский в бунте вещей против человека, в тягостной подавленности человека вещами раскрывал порабощение человека капиталистической техникой. Урбанизм , которым пропитана поэзия Маяковского, служил не апологии, а критике капиталистической системы. Маяковский разоблачает буржуазное потребительство, паразитизм, срывая с капиталистического «Вавилона» всякие украшения, эстетический флер. Он обрушивается на успокоенное, разжиревшее мещанство, обнажает язвы буржуазного быта, рисует капиталистический мир в образах разложения, гниения, кошмары города, перекошенного уродливой гримасой. Все с большей четкостью видится Маяковским буржуа как ненавистный хозяин мира, все отнимающий у рождающегося свободным человека («Человек»); все с большей определенностью Маяковский обращает свою критику против буржуазной законности, лакирующего искусства, оторванной от жизни науки, против служащей буржуа религии, против строя в целом («Облако в штанах» и др.). Индивидуалистический характер бунта, непонимание путей конкретного революционного действия вызывают у Маяковского мотивы одиночества, обреченности, беспомощности, безумия, представления о несокрушимой мощи капиталистического мира и бесперспективности бунта, толкают его к христиански окрашенным идеям искупительной жертвы («В. Маяковский»), социального утопизма (конец поэмы «Война и мир»), к концепции единоборства героической индивидуальности с миром, с общественным строем. Но революционность Маяковского стремится выйти из рамок индивидуалистического бунта, он упорно ищет опоры в коллективе. Этим коллективом для Маяковского первоначально является случайная уличная толпа и городское «дно», люмпенпролетариат как жертва капиталистического строя. В последних предреволюционных произведениях Маяковского коллектив, от имени которого выступает поэт, не становится еще классовым, но он включает в себя всех обездоленных и угнетенных.