Это блестящее ленинское определение существа народнического движения во всей своей полноте раскрывается на литературной практике революционных народников. Очерки и повести Гл. Успенского, Н. Е. Каронина-Петропавловского, Н. И. Наумова, Ф. Нефедова, раннего Златовратского во всю ширь отразили эти характернейшие черты общенароднического подхода к действительности. Народнические писатели видят спасение деревни от разорения и эксплоатации в общине, в мирском хозяйстве, в круговой поруке, в общественной солидарности. Народнические беллетристы, как бы они не осознавали в душе своей неизбежность развития капитализма в деревне, верили в общину, с любовью изображая ее особый патриархальный уклад, ее мужицкую «правду». Но самая страстная идеализация общинного землевладения не может изменить железной поступи исторического процесса. Распад общины — факт, который наиболее проницательные из народников вынуждены признать и отобразить в своих произведениях. Картина повсеместной ломки патриархальных «устоев» народного быта, вторжение в деревенскую действительность капитализма, рост его наиболее хищнических представителей были даны с непревзойденной силой в очерке Гл. Успенского «Книжка чеков», в образе скупщика Мясникова или кабатчика и ростовщика Епишки из «Рассказов о парашкинцах» Каронина. Правдиво изображают эти идеологи мелкого товаропроизводителя и пережитки крепостнической деревни (замечательный рассказ Каронина «Светлый праздник», в котором речь идет о захвате крестьянами барской земли и расправе с ними власти).
Эти противоречия идеалов и действительности всего надрывнее ощущал Гл. Успенский, впитавший в себя идейное влияние таких революционно-демократических идеологов, как Некрасов, Щедрин, и потому свободный от ряда народнических иллюзий. Гибель под ударами капитализма патриархальной деревни, болезненно осознанная критическим народничеством, заставляет их обратить свои надежды на «народную интеллигенцию» (термин Успенского) и на людей, преданных крестьянину и в меру своих слабых сил борющихся за его права (образ сельского учителя Тяпушкина в очерке Гл. Успенского «Выпрямила» и др.). В обрисовке этих людей с «больной совестью» характерно отражается третья из отмеченных Лениным особенностей народничества. Тема эта достаточно широка, и разработка ее изобилует различными вариациями — образы борских колонистов у Каронина, Ивана Николаевича у Наумова и др.
Народническая беллетристика продолжила типические особенности той общеразночинской прозы, которую нам пришлось характеризовать выше. Сопоставляя художественную фактуру очерков Слепцова и Успенского, с одной стороны, и очерков Каронина и Наумова, мы не всегда уловим разницу между ними — их роднит публицистическая разработка темы, этнографические подробности рассказа, культура диалога, грустный юмор, слабо развернутая сюжетность, бытопись и т. д. Старый жанр очерка, существовавший уже в литературе 40-х гг. и широко разработанный демократическими писателями 60-х гг., повсеместно бытует в творчестве народников, внимание которых отдано той же среде деревенской и городской бедноты. Очерком и циклом их (см. напр. «Власть земли») не исчерпывалась галерея народнических жанров. Существование в народничестве 70-х гг. наряду с пропагандистскими также и террористических течений (деятельность «Народной воли») вызвало к жизни жанр политического романа, развивающего ложную, антиреволюционную по существу идею индевидуального террора, идеализирующего одиночек-террористов. («Андрей Кожухов» Степняка-Кравчинского) и жанр пропагандистской повести («Домик на Волге»). В стихотворении М. Муравского «Из 1874 г.» с сочувствием рисовался образ пропагандиста, ходящего по деревням: «Быть, братцы, бунту!» Слышно кой-где в разговоре. Добрая почва. Семя тут ладно упало... Ну так что дальше? Пашни везде ведь немало». Огромное формирующее воздействие на поэзию народников оказало творчество Некрасова, рядом своих сторон близкое к народничеству хотя и остающееся в целом в рамках революционно-демократической литературы (ср. в этом плане поэму «Кому на Руси жить хорошо» с ее образами Гриши Добросклонова, «вахлатчины», идеей служения интеллигенции народу и т. п.). Если В. Фигнер, Н. Морозов, П. Якубович выразили политически-программные стороны народнической поэзии, то обличительная ее сторона нашла себе замечательное выражение в стихотворениях Л. Н. Трефолева (1877—1894). Мы найдем у него и резко отрицательное отношение к хищной буржуазии («Дубинушка»), и ироническую интерпретацию аристократического сюжета о княжне на горошине, и внимание к труженикам и труженицам капиталистического города (история обольщенной барином швеи в «Красных руках»), и глубокую симпатию к мужику (ср. образ «старика Клима», с «гривной меди да хлеба краюшкой» идущего в город, или красноречивое: «надо почтенье отдать мужику: все перенес он на долгом веку, силы великие в нем не умрут, греет его благодетельный труд»).
Уже в самую начальную пору своего существования русское народничество стояло под знаком глубоких внутренних противоречий. Между объективной действительностью и субъективными идеалами народников лежала глубокая пропасть; общинное начало, которое они так любовно идеализировали, рушилось, а капитализм, который они так остро ненавидели, вместе с представлявшимся им классом, совершал свое завоевание пореформенной деревни, укрепляясь за счет разорения и эксплоатации мужика. Выход из этого глубокого противоречия между идеалами и реальностью мог быть только найден в отказе от этих идеалов, на что ни Успенский, ни его группа пойти не могли, упираясь в неразрешимый тупик.
Пути борьбы народников-одиночек, отрыв от масс — все это было закономерным результатом ложной теории народников. Художественное творчество их оказалось значительным, поскольку оно переставало быть народническим. Реализм народников, утопический и регрессивный в своих положительных идеалах, отличался безусловной революционностью там, где он служил раскрытию обуревавших народничество реально-исторических противоречий. Содержащееся в произведениях Успенского, Каронина и др. изображение беспощадного наступления капитализма на патриархальную деревню, распада общины и кризиса сознания народнической интеллигенции в своей основе безусловно верно и правдиво и служило интересам революционной борьбы. Но это были как раз стороны жизни, шедшие в разрез с народнической идеологией. Эта правдивость обеспечила народнической беллетристике широчайший успех у читателя 70—80-х гг. (на произведениях народников, в частности Гл. Успенского, воспитывался и Ленин, высоко ценивший его сочинения за реалистичность отображения в них действительности. См. частые ссылки на наблюдения Успенского в экономических работах Ленина — Сочинения, т. II, стр. 441, т. III, стр. 236, 464 и др.).