К концу XVIII в. «высокий» мадригал был практически вытеснен французской разновидностью этого жанра, ставшей принадлежностью салонно-альбомной лирики и декларировавшейся в поэтиках своего времени. Это жанр интимной лирики, стихотворение, для которого поводом для написания являлось уже не событие исторического значения, а бытовая ситуация, вызвавшая у автора личные переживания.
Будучи структурно близким эпиграмме, мадригал по лирической интонации, отражающей чувства говорящего, оказывается жанром, родственным любовной элегии. «Эпиграмму хвалите вы по тонкости и дальновидности мыслей, мадригал и элегию по нежности чувствований смешанных и томных», - пишет Мерзляков в «Теории изящных наук»17. Конструктивным признаком элегии, по мнению В. А. Грехнева, является временнáя дистанция: рефлектирующий взгляд лирического героя обращен в невозвратное прошлое, которое и осознается как время счастливое и ценное18. Мадригал же, напротив, сиюминутен, выражает однозначное чувство и привязан к ситуации, его спровоцировавшей. Если в традиционной элегии адресат присутствует как чистая абстракция, причина страдания, повод для рефлексии, то в мадригале это конкретное лицо, связанное со «случаем», вызвавшим комплиментарное стихотворение. Но ни в том, ни в другом жанре не представляется возможным скомпрометировать адресата (например, затронуть в стихотворном послании личную жизнь дамы, высказать нелестное замечание и т. д.), всегда достойного поклонения и обожания. Таким образом, точкой пересечения элегии и мадригала является дистанция между адресантом и адресатом, которая и отвечает за особую интонацию.
Проблема определения объема жанра связана, в первую очередь, с тем, что «тема и только тема, - по утверждению В. А. Грехнева, - не может быть признаком жизнедеятельности жанра, поскольку жанр – это мировоззренчески структурная целостность»19. Разумеется, к мадригалам нельзя отнести исключительно тексты, получившие жанровую атрибуцию автора. По словам С. С. Аверинцева, в произведении «один признак может относиться к уровню темы, другой – к уровням стиля и оценочной установки»20. Относить ли, например, надпись к портрету к самостоятельным жанрам на том основании, что она имеет двойную референцию: обращена к портрету и к человеку, который на нем изображен?21. Поэты конца ХVIII – начала ХIХ в. часто в сборниках стихотворений выделяли надписи отдельной рубрикой. На наш взгляд, комплиментарная надпись вписывается в комплекс мадригальных мотивов опосредованной передачи чувств. В стихотворных сборниках мадригал обычно помещался в разделах «Смесь», «Надписи», «Портреты», «Разные сочинения», «Экспромты»; иногда для него выделялся особый раздел – «Мадригалы». Для жанровой сущности мадригала признаком первостепенной важности является не столько комплиментарная тема (ее можно обнаружить и в других жанрах – в частности, в элегии), сколько установка на преподнесение комплимента, непременная дистанцированность автора и адресата, однозначность и сиюминутность чувства или эмоции, а также определенные структурные признаки – особенности, сформировавшие жанровый канон.
Система мотивов мадригала вплоть до 1810-1820-х гг. была довольно устойчива и ограничена. Жанровый канон комплиментарного стихотворения исключал некоторые темы, свойственные поэзии в целом. Например, философская тема не входила в мадригал; ее появление знаменовало переход от сиюминутного к универсальному, т. е. разрушало один из важных жанровых признаков. Не было места в мадригале и теме трагической, которая уничтожила бы игривый тон стихотворения (тема неразделенной любви не осмысляется как трагическая в этом жанре).
Мотивы, фигурирующие и в переводных, и в оригинальных образцах жанра второй половины XVIII – первой трети XIX в. однообразны и типичны, что позволяет представить их как набор закрепленных за жанром элементов22. Для мадригала, как и для любовной лирики того времени в целом, характерны, например, мотивы метафорического уподобления женщины цветку или какому-либо божеству; очарования, влюбленности как пленения, заключения в оковы; любви как погибели, опасности; выведения достоинств адресата под видом пороков, недостатков и др.
Особого внимания заслуживает мотив, условно названный «любовным фетишизмом», – опосредованное выражение симпатии через обыгрывание какого-либо бытового предмета. Термин «любовный фетишизм» заимствован из работы Т. В. Саськовой, посвященной русской пасторали XVIII в., где он имеет несколько иное значение: «…наделение предметов, связанных с возлюбленной, густым эмоциональным ореолом <…> вещественные знаки невещественных отношений, сублимированное выражение любовных эмоций»23. Например, тесьма, роза или ленточка становится для пастуха знаком невыразимых душевных состояний. То есть в пасторали этот мотив выступает как эмоция персонажа (или повествователя), замкнутая и существующая ради самого лирического переживания. Для мадригала – это стратегия, средство для достижения коммуникативной цели: преподнесение изысканного комплимента, выражение симпатии, провоцирующие ответную реакцию-реплику.
Согласно концепции Е. В. Падучевой, лирика, имитируя наличие адресата, достраивает неполноценную ситуацию речевого общения, свойственную нарративу, до полноценной. Мадригал всегда имеет конкретного (в терминологии Падучевой – «внешнего») адресата, который, в соответствии с общими законами лирического рода, дублируется адресатом внутренним24, что и определяет положение мадригала как жанра, существующего на границе литературы и быта. Таким образом, мотив опосредованной передачи чувств в этом жанре можно рассматривать как коммуникативную стратегию, поскольку он подчинен единой цели – добиться определенной реакции адресата. В этом смысле мадригал – один из диалогических, провоцирующих реакцию адресата жанров.
Галантный комплимент, высказанный в мадригале, накладывал ограничения на круг предметов, посредством которых выражалось чувство; бытовая деталь, представленная в комплиментарном стихотворении, должна была выглядеть эстетически значимой, подчеркивать достоинства адресата, образ которого представляется непоколебимо идеальным. Как правило, такими «посредниками» в мадригале служили различные дамские атрибуты: аксессуары одежды, украшения, цветы, альбом, книги, домашние собачки и т. п.
Способ опосредованного комплимента через бытовую деталь – в зависимости от коммуникативного поведения автора – может быть представлен в мадригале несколькими вариантами:
1) метонимический – похвала предмету автоматически становится похвалой его обладателю:
А. Е. Измайлов
Какая шапочка прекрасная на вас!
Она красивее короны;
А вы в ней во сто раз
Прелестней Гермионы.
Царица Пафоса сама
Столь прелестьми своими не гордится,
Но, право, с вами не сравнится:
Нет в ней любезности и вашего ума.25
2) субституциональный – автор изъявляет желание заместить предмет и тем самым приблизиться к адресату:
А. Илличевский. Любимой собаке прекрасной дамы
Любима – хоть и не славна
Собака – но судьбой своею
И люди б поменялись с нею…
Да поменяется ль она?26
3) аллегорический (или «аллегорический параллелизм») – действия, производимые дамой с предметом, представляются отражением авторских эмоций и чувств:
Г. Хованский «Экспромт Аннушке (которая прогуливаясь в саду, держала собачку, на ленточке привязанную)»
Возможно ль, Аннушка, свирепой столько быть!
И верность даже ты в оковы заключаешь.
Коль сердце так мое теснить ты помышляешь,
Прощай навек, любовь, - с свободой лучше жить.27
4) мнемонический – предмет служит (или должен служить) даме напоминанием об авторе, иногда наоборот – автору о даме:
П. А. Вяземский
Фортуна чрез меня Вам башмаки подносит,
И, надевая их, Вам вспомнить случай есть
О том, который сам Вас и фортуну просит
У ваших ног ему дать жизнь свою провесть.28
К этому варианту представления мотива относятся многочисленные стихотворения, в которых атрибутом выступает дамский альбом.
Таким образом был представлен мотив опосредованной передачи комплимента в каноническом мадригале. Совмещение же в комплиментарном стихотворении неэстетизированного быта и высоких чувств вело к пародированию или модификации жанра. Например, эпиграмма А. Пушкина «Нимфодоре Семеновой» (датируемая периодом 1817-1820 гг.) построена на травестировании мадригала, т. е. изменении функции традиционных мотивов комплиментарного жанра; здесь используется «субституциональный» вариант «любовного фетишизма».
Желал бы быть твоим, Семенова, покровом.
Или собачкою постельною твоей,
Или поручиком Барковым, -
Ах, он поручик! ах, злодей!29
Предметы, которые желает заместить автор («покров» и «постельная собачка»), оказываясь в одном семантическом ряду – «нечто, находящееся вблизи постели, тела», - утрачивают эстетическую значимость. Традиционные мотивы – предмет одежды, собачка - получают здесь иное осмысление: важны атрибуты не сами по себе, как принадлежащие даме, а их характеристика с точки зрения локализации: смысловой центр традиционного атрибута - «собачки» - смещается на определение «постельная». В этот ряд попадает и поручик Барков, становясь своего рода «атрибутом». Введение фигуры Баркова поясняет желание автора, его претензию на близкие отношения, выраженную посредством фривольного намека - быть на месте Баркова. Таким образом, в стихотворении происходит переосмысление «любовного фетишизма», что ведет его к иному способу функционирования: в данном случае дамские атрибуты служат не опосредованному комплименту, а опосредованному осмеянию как Баркова, который входит в разряд дамских атрибутов, становясь «субститутом» постельной собачки, так и Семеновой.