При рассмотрении этого (и многих других, ему подобных) отрывка следует обратить особое внимание на видовременные формы глагола, употребленные в тексте. Это, в абсолютном большинстве, глаголы и отглагольные формы несовершенного вида. (Формы совершенного вида крайне редки, они употребляются в основном в тех случаях, где речь идет о событиях, которые произошли до описываемого момента, и, следовательно, имеют в романе плюсквамперфектное значение). Формы несовершенного вида характерны для описания, чем, собственно и является приведенный отрывок. Действия как такового в этом эпизоде нет. Есть статическая, абсолютно лишенная динамики, развития во времени сцена, для создания которой использованы подходящие языковые средства. Причем подобное описание в тексте создает иллюзию присутствия читателя при этой сцене. Цепочка глаголов несовершенного вида и образованных от них форм создает в воображении читателя картину, которая по мере чтения эпизода не сменяется другой, а лишь дорисовывается новыми штрихами.
Итак, перед нами описание, а не повествование. По словам Ж.Женетта, „повествование занято поступками и событиями как чистыми процессами, а потому делает акцент на темпорально-драматической стороне рассказа; описание же, напротив, задерживая внимание на предметах и людях в их симультанности и даже процессы рассматривая как зрелища, словно приостанавливает ход времени и способствует развертыванию рассказа в пространстве“10.
Таким образом, текст романа Львова дает читателю возможность перевоплощения: по мере чтения создается эффект присутствия в зрительном зале, читатель превращается в зрителя, персонажи – в актеров. Это впечатление усиливается тем, что в тексте постоянно идет апелляция к зрительным и слуховым ощущениям: постоянно уточняется, как громко, с какой интонацией, каким образом произносит свои слова персонаж, как он при этом выглядит и на каком фоне он читает свой монолог.
Все это позволяет говорить о драматизации как особой форме организации художественного прозаического текста. Внутренний мир персонажа, его чувства, помимо объяснения, показываются. Читатель находится в роли зрителя, повествователь – в роли режиссера, который дает ремарки и прекращает действие в нужный момент, когда все, что нужно, «увидено» и «услышано» читателем.
Такую организацию повествования можно считать вполне оригинальной, но от нее до наррации как таковой еще очень далеко. Только Карамзин своей «Бедной Лизой» начинает русскую прозу, прозу как род литературы, а не способ организации текста. «Бедную Лизу» тем удобнее рассматривать, что ее сюжет практически совпадает с сюжетом романа Львова. Тем не менее, все действие повести занимает лишь несколько страниц, тогда как «Российская Памела» Львова – достаточно объемное произведение. Предстоит еще разобраться в том, каким именно образом удалось Карамзину создать на том же, что и в романе Львова, материале маленькую повесть, ставшую, пожалуй, первым собственно повествовательным произведением в истории русской литературы. Для этого будет необходим подробнейший анализ нарративной структуры повести. В данной работе, скорее намечающей задачи исследования творчества Карамзина, нежели их решающей, позволительно в качестве начального этапа исследования выдвинуть предположение, что «Бедная Лиза» – первый в русской литературе пример психологической и, кроме того, поэтизированной прозы, которая, исключая объяснение и изображение внутреннего мира героя, дает читателю возможность его угадать, прочувствовать.
Итогом развития литературы XVIII века стали в достаточной степени сформированные поэзия и драматургия, два из трех возможных родов литературы. Возникновение на русской почве третьего рода литературы было лишь вопросом времени, которое и наступило в последней четверти XVIII столетия. Но проза не могла возникнуть на пустом месте: развитая стихотворная и драматическая традиции должны были обусловить ее появление, наложить свой отпечаток. Более того, один из этих родов должен был стать базисом, над которым бы достроилось прозаическое искусство. Вопрос, какой именно из уже утвердившихся в русской культуре литературных родов станет отправной точкой для возникновения прозы, мог решиться только экспериментальным путем. Одним из таких экспериментов можно считать роман Павла Львова. Другим – повесть Карамзина. «Российская Памела» стала итогом переосмысления драмы, «Бедная Лиза» – стиха. Недаром Карамзин в юности упражнялся в стихотворстве: „для Карамзина стихи были упражнением – этюдами к образованию прозы“11, что во многом и определило ее специфику.
Карамзин в своих повестях не рассказывал со всеми подробностями об ощущениях и мыслях своих персонажей, не давал тщательного, детального описания какой-либо ситуации. Он иначе создавал свои произведения и, наверное, потому, что „в бытии Карамзин видел не предметы сами по себе, не материальность, не природу, но созерцающую их душу. Истина – у конца горизонта, где начинается непроницаемость. Мимо всего близкого, ясного – потому что бытие не в нем, а по ту сторону его. И если в философии это приводило к утверждению, что жизнь есть сон или что мир – зеркало души, то в поэтике это заставляло его относиться к слову не как к зрительному образу или краске, но как к элементу музыкальному. Слово для него замкнуто в себе и обращается не столько к воображению, сколько к фантазии, не столько к зрению вещей, сколько к созерцанию отраженной в них души. Поэтому речь Карамзина всегда строится по закону внутренней языковой интонации, а не по принципу описания. Отсюда – повышенная (но не ложная) риторика и торжественная периодичность его речи, из своих собственных законов построяющей мелодию“12.
Список литературы
1 Топоров В. Н. «Бедная Лиза» Карамзина: Опыт прочтения. М., 1995. С. 6-7.
2 Дрозда М. Нарративные маски русской художественной прозы // Russian Literature (North-Holland). 1994. XXXV. С. 291.
3 Эйхенбаум Б. М. Путь Пушкина к прозе // Эйхенбаум Б. М. О прозе. Л., 1969. С. 214.
4 Там же.
5 Женетт Ж. Границы повествовательности // Женетт Ж. Фигуры. Т. 2. М., 1998. С. 283.
6 Там же.
7 Там же.
8 Львов П. Ю. Российская Памела, или История Марии, добродетельной поселянки. СПб., 1789.
9 Карамзин Н. М. Бедная Лиза // Русская литература XVIII века. Л., 1970. С. 689-695. Далее ссылки на приведенные издания будут даваться в тексте работы с указанием страницы.
10Женетт Ж. Указ. соч. С. 291.
11 Эйхенбаум Б. М. Указ. соч. С. 216.
12 Эйхенбаум Б. М. Карамзин // Эйхенбаум Б. М. О прозе. Л., 1969. С. 212.