2) Есть тайна у меня от чудного цветенья,
здесь было б:чуднАГО- уместней написать.
Не зная новостей, на старый лад желтея,
цветок себе всегда выпрашивает “ять”.
“Есть тайна у меня…” (291)
Флексия –аго полного прилагательного является показателем родительного падежа единственного числа. Формы с подобным окончанием функционировали, по-видимому, до влияния формы того и перехода –аго в –ого. В данном контексте обращает на себя внимание отнюдь не случайное противопоставление форм чуднаго и чудного. Архаическая форма употребляется здесь как своеобразный “сигнал” обращения к старине (см. последующий контекст) и, кроме того, служит для поэтизации речи.
в) Весьма немногочисленную группу морфологических архаизмов представляют местоимения. В рассмотренных нами стихотворениях мы находим, например, личное местоимение аз, указательное оно, вопросительное колицем и определительное коегожда. В контексте стихотворений эти формы 1) указывают на библейские реминисценции, либо их употребление определено религиозной тематикой; 2) употребляются как составная часть фразеологического выражения (время оно).
1) “Вкушая, вкусих мало мёду,– прочла,
уже не прочесть: – И се аз умираю”.
“Хожу по околицам…” (472)
2) Призвал он коегожда из должников
и мало взыскал, и хвалим был от бога.
“Хожу по околицам…” (472)
3) Хожу по околицам дюжей весны,
вкруг полой воды, и сопутствие чьё-то
глаголаше: “Колицем должен еси?”
“Хожу по околицам…” (470)
4) Плавник одолевает время оно,
и голову под’емлет из воды
всё то, что вскоре станет земноводно.
“Отселева за тридевять земель…” (360)
5) Там, где четыре граммофона
взирают на тебя с амвона
пируй и пей за время оно,
за граммофоны, за меня!
“Приметы мастерской” (219)
Таким образом, среди устаревших форм имени мы находим случаи употребления архаизмов-существительных, прилагательных и местоимений, с явным численным превосходством первых. Признаком архаизации имён прилагательных является флексия –ыя в родительном падеже единственного числа женского рода и –аго в родительном падеже единственного числа среднего рода. Среди местоимений видим устаревшую форму личного местоимения аз, указательного –оно, вопросительного –колицем и определительного –коегожда. Имена существительные представлены устаревшими падежными формами. Частотность употребления указанных форм, как это видно из приведённых нами примеров, доказывает, что они играют весьма важную роль как стилеобразующие средства в поэзии Б. Ахмадулиной.
2.2.Устаревшие грамматические формы глаголов и глагольных форм.
а) Следующую, после имен существительных, в количественном отношении группу грамматических архаизмов представляют глаголы. Среди них мы видим формы аориста, имперфекта, устаревшие формы настоящего времени глаголов, в том числе атематических.
Так в рассмотренных нами примерах представлены следующие формы аориста:
1) Забытость надгробья нежна и прочна.
О лакомка, сразу доставшийся раю!
Вкушая, вкусих мало мёду, – прочла,
уже не прочесть: – И се аз умираю”.
“Хожу по околицам…” (472)
Существует ряд устойчивых фразеологических выражений, заимствованных, главным образом, из церковнославянских текстов, “ в которых, так сказать, в окаменевшем виде удерживаются отдельные формы аориста”1. Так приведённая нами выше форма первого лица единственного числа представлена цитатой из Библии: “Вкушая вкусих мало мёду, и се аз умираю”. (Эта цитата была использована и М.Ю. Лермонтовым в качестве эпиграфа к поэме “Мцыри”)2.
2) В Алексин иль в Серпухов двинется
если какой-нибудь странник и после вернётся,
к нам тайная весть донесётся: “Воскресе!”
“Воистину!” –скажем. Так всё обойдется.
“Суббота в Тарусе” (340)
Форма аориста третьего лица единственного числа указывает на явную библейскую, связанную с пасхальной темой. (См. последующий контекст стихотворения:
Подале от вас! Но становится гулок
субботы разгул. Поищу-ка спасенья.
Вот этот овраг назывался Игумнов.
Руины над ним – это храм Воскресенья.
Где мальчик заснул знаменитый и бедный
нежнее, чем камни, и крепче, чем дети,
пошли мне, о Ты, на кресте убиенный,
надежду на близость пасхальной недели).
Форма имперфекта третьего лица единственного числа задействована поэтом для воссоздания “голоса свыше”, который, естественно, может только “глаголить” и только на архаизированном языке:
Хожу по околицам дюжей весны,
Вкруг полой воды, и сопутствие чьё-то
1. Шмелев Д.Н. Архаические формы в современном русском языке. М., 1960. С.83.
2. Более подробно проблема литературных реминисценций рассматривается в главе третьей настоящей работы.
глаголаше…
“Хожу по околицам…” (470)
Форма первого лица единственного числа глагола поведать повем выполняет эмоциональную функцию. Глагол поведать сам по себе архаичен и стилистически маркирован как слово высокого, книжного стиля. При этом его маркированность ещё усилена формой самой высокой степени архаичности. М. Цветаева употребляет данную форму как входящую в цитату из Псалтыри1. У Ахмадулиной же цитатность эта снимается:
Меж двух огней, меж музыкой и словом,
я не надеюсь лепетом поэм
симфонию украсить смыслом новым
и смысл её вам без прикрас повем.
“К “Фантастической симфонии” ”2
Древнее окончание второго лица единственного числа мы видим в некоторых устойчивых цитатных выражениях, проникнувших в литературный язык из церковнославянских текстов. Примером тому может служить выражение ныне отпущаеши, употребленное Б. Ахмадулиной:
Заснежило, и снизошла тишина,
и молвлю во сне:отпущаеши ныне…
“Хожу по околицам…” (473)
Атематические глаголы представлены формами слов быти и имьти. Л.В. Зубова описывает употребляемую М. Цветаевой форму первого лица единственного числа есмь в двух функциях: 1) глагола-связки, заменяющего и нулевую связку и местоимение Я и выявляющего, подчёркивающего природную сущность признака-предиката и 2) экзистенциального глагола, заменяющего современную форму есть, которая утратила признак лица3. У Ахмадулиной данная форма выполняет лишь вторую функцию, акцентируя значение бытийности:
1. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 55.
2. Ахмадулина Б. Сны о Грузии. Тбилиси, 1979. С.253.
3. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 55.
1) Я так одинока средь сирых угодий,
как будто не есмь, а мерещусь уму.
“Как много у маленькой музыки этой…”
(364)
2) Прежде было – страшусь и спешу:
Есмь сегодня, а буду ли снова?
“Медлительность” (158)
3) …и слышалось: – Есмь я и рею
вот здесь, у открытого среза
скалы и домов, что нависли
над бездной Куры близ Метехи.
“Анне Каландадзе” (206)
(Архаическая форма несть, также встречающаяся и у Ахмадулиной, и у Цветаевой, возникшая из сочетания не есть и оставшаяся в выражениях несть числа, несть конца, тоже сама по себе актуализирует экзистенциальное значение1.
Вечно радуйся, Дево! Младенца ты в ночь принесла.
Оснований других не оставлено для упований,
но они так важны, так огромны, так несть им числа,
что прощен и утешен безвестный затворник подвальный.
“Ёлка в больничном коридоре” (466)
Форма второго лица единственного числа еси употребляется в уже не раз приведенном нами контексте, где заменяет личное местоимение второго лица:
…сопутствие чьё-то
глаголаше: “Колицем должен еси?” –
сочти, как умеешь, я сбилась со счета.
“Хожу по околицам…” (470)
1. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 57.
Говоря об атематических глаголах, отметим следующие формы первого лица единственного и множественного числа и третьего лица множественного числа глагола имьти после перехода в III продуктивный класс:
1) Где мы берем добродетель и стать?
Нам это – не по судьбе, не по чину.
Если не сгинуть совсем, то – устать
всё не сберёмся, хоть имем причину.
“Радость в Тарусе” (249)
2) За бабок пачёвских, за эти избушки,
за кладни, за жёлто-прозрачную иву
кто просит невидимый: о, не забудь же! –
неужто отымут и это, что иму?
“Суббота в Тарусе” (388)
б) Естественно будет перейти от глаголов к их особым формам – причастию и деепричастию. Причастие от глагола быти, выпадающее, как и форма первого лица, из системы современного русского языка, “обладает более выразительным экзистенциальным значением”1. Кроме того, оно входит в уже упоминаемое нами стихотворение “Хожу по околицам дюжей весны…”, изобилующее грамматическими архаизмами.
“Зла суща – ступай, ибо ты не должна
ни нам, ни местам нашим гиблым и грубым.
Таков уж твой сорт”.
“Хожу по околицам…” (473)
Русские деепричастия развились и оформились из двух категорий причастий – кратких действительного залога настоящего и прошедшего времени. “Дело здесь заключается в том, что краткие причастия в древнерусском языке могли употребляться первоначально как в качестве именной части составного сказуемого, так и в качестве определений. Употребляясь как определения, краткие причастия согласовывались с
1. Зубова Л.В. Указ. статья, С. 57.
определяемым существительным в роде, числе и падеже. В этом отношении их положение в языке было таким же, как положение кратких прилагательных. Однако причастия, в отличие от прилагательных, были теснее связаны с глаголом, и поэтому их употребление в роли определений было утрачено раньше и быстрее, чем такое же употребление кратких прилагательных. Утрата краткими причастиями роли определения не могла не создать условий для отмирания форм косвенных падежей этих причастий, так как они, причастия, стали закрепляться лишь в роли именной части составного сказуемого, где господствующей является форма именительного падежа, согласованная с подлежащим. Таким образом, в русском языке осталась только одна форма бывших кратких причастий – старый именительный падеж единственного числа мужского и среднего рода в настоящем времени на [,а] (-я), в прошедшем –на [ъ], [въ] (или после падения редуцированных – форма, равная чистой основе, или форма на [в], типа прочитав”1.