Даже теперь, когда крайний индивидуализм проповедуется словом и делом, взаимная помощь продолжает составлять существеннейшую часть в жизни человечества. И от нас самих, а не от внешних сил зависит - давать ей все большее и большее значенье в жизни не в виде благотворительности, а виде естественного исхода развивающимся в нас общечеловеческим чувствам. Подведем итоги и посмотрим, как нам представляется то, что называется нравственны чувством с развитой мною точкой зрения.
Почти все писавшие о нравственности старались свести ее к какому-нибудь одному началу: к внушению свыше, к прирожденному природному чувству или же к разумно понятой личной или общественной выгоде.
На деле же оказывается, что нравственность есть сложная система чувств и понятий, медленно развивающихся и все далее развивающихся в человечестве. В ней надо различать по крайней мере три составных части:
1) инстинкт, т. е. унаследуемую привычку общительности;
2) понятие нашего разума - справедливость и, наконец,
3) чувство, ободряемое разумом, которое можно было бы назвать самоотвержением или самопожертвованием, если бы оно не достигало наиболее полного своего вырвжения именно тогда, когда в нем нет ни пожертвования, ни самоотвержения, а проявляется высшеее удовлетворение продуманных властных требований своей природы.
Даже слово "великодушие" не совсем верно выражает это чувство, так как слово "великодушие" предполагает в человеке высокую самооценку своих поступков, тогда как именно такую оценку отвергает нравственный человек. И в этом истинная сила нравственного.
Пора ученым ознакомиться с природой не из своих пыльных книжных шкафов, а в вольных равнинах и горах, при полном свете солнечного дня, как это делали в начале 19 века великие основатели научной зоологии в приволье незаселенных степей Амазонки и основатели истинной антропологии, живя вместе с первобытными племенами не с целью обращения их в свою веру, а с целью ознакомления с их нравами и обычаями и с их нравственным обликом. Тогда они увидят, что нравственное вовсе не чуждо природе. Увидев, как во всем животном мире мать рискует жизнью, чтобы защитить своих детей, увидав, как сами стадные животные дружно отбиваются от хищников, как они собираются в громадные стада для перекочевок и как первобытные дикари воспринимают от животных уроки нравственного, наши ученые поняли бы, откуда происходит то, чем так кичатся наши духовные учителя, считающие себя ставленниками божества. И вместо того чтобы повторять, что "природа безнравственна", они поняли бы, что, каковы бы ни были их понятия о добре и зле, эти понятия не что иное, как выражение того, что дала сперва природа, а затем медленный процесс развития человечества.
Высочайший нравственный идеал, до которого поднимались наши лучшие люди, есть не что иное, как то, что мы иногда наблядаем уже в животном мире, в первобытном дикарки в цивилизованном обществе наших дней, когда они отдают свою жизнь для защиты своих и для счастья грядущих поколений. Выше этого никто не поднимался и не может подняться.
НРАВСТВЕННЫЕ НАЧАЛА АНАРХИЗМА
История человеческой мысли напоминает собой качание маятника. Только каждое из этих качаний продолжается целые века. Мысль то дремлет и застывает, то снова пробуждается после долгого сна. Тогда она сбрасывает с вебя цепи, которыми опутывали ее все заинтересованные в этом - правители, законники, духовенство. Она рвет свои путы. Она подвергает строгой критике все, чему ее учили, и разоблачает предрассудки религиозные, юридические и общественные, среди которых прозябала до тех пор. Она открывает исследованию новые пути, обогащает наше знание непредвиденными открытиями, создает ноые науки.
Детский ум слаб, его так легко покорить при помощи страха: так они и поступают. Они(исконные враги свободной человеческой мысли - правитель, законник, жрец) запугивают ребенка и тогда говорят ему об аде: рисуют перед ним все муки грешника в загробной жизни, всю месть божества, не знающего пощады. А тут же они кстати расскажут об ужасах революции, воспользуются каким-нибудь случившимся зверством, чтобы вселить в ребенка ужас перед революцией и сделать из него будущего "защитника порядка". Священник приучает его к мысли о законе, чтобы лучше подчинить его "божественному закону", а законник говорит о законе божественном, чтобы лучше подчинить закону уголовному. И понемногу мысль следующего поколения принимает религиозный оттенок, оттенок раболепия и властвования - властвоание и раболепие всегда идут рука об руку, - и в людях развиается привычка к подчиненности, так хорошо знакомая нам среди наших современников.
. . Все, что было хорошего, великого, великодушного в человеке, притупляется мало-помалу, ржавеет, как ржавеет нож без употребления. Ложь становится добродетелью, подличанье - обязанностью. Нажиться, пожить всласть, растратить куда бы то ни было свой разум, свой огонек, свои силы становится целью жизни для зажиточных классов, а вслед за ними и у массы бедных, которых идеал - казаться людьми среднего сослвоия.
Но, мало-помалу, разврат и разложение правящих классов чиновников, судейских , духовенства и богатых людей вообще становятся столь возмутительными, что в обществе начинается новое, обратное качание маятника. Молодежь освобождается от старых пут, выбрасявает за борт свои предрассудки; критика возраждается. Происходит пробуждение мысли - спера у немногих, но постепенно оно захватывает все больший и больший круг людей. Начинается движение, проявляется революционное настроение. Искать удовлетворения потребности, избегать того, что мучительно, - таков всеобщий факт (другие скажут "закон") жизни. в этом - самая сущность жизни.
Без этого искания удовлетворения жизнь стала бы невозможной. Организм распался бы, прекратилось бы существование.
Таким образом, каков бы ни был поступок человека, какой бы образ действия он ни избрал , он всегда поступает так, а не иначе, повинуясь потребности своей природы. Самые отвратительтный поступок, как и самый прекрасный или же самый безразличный поступок, одинаково являются следствием потребности в данную минуту. Человек поступает так или иначе, потому что он в этом находит удовлетворение или же избегает таким образом ( или думает что избегает) неприятного ощущения.
Вот факт, совершенно установленный. Вот сущность того, что называли теорией эгоизма.
Но следут ли из этого, что поступки человека безразличны, как это поторопились вывести весьма многие?
Что сказать о тех, которые, убедившись, что как бы ни поступал человек, он поступает так, а не иначе, чтобы ответить потребности своей природы, торопятся вывести из этого, что все поступки безразличны; что нет ни добра, ни зла; что спасти тонущего человека или утопить человека, чтобы завладеть его часами, - два равнозначных поступка; что мученик, умирающий на эшафоте, после того как работал в своей жизни над освобождением человечества, и велкий плут стоят друг друга - потому что оба искали удовлетворения потребности, искали счастья! Понятие о добре и зле меняется сообразно развитию ума и накоплению знаний. Оно не неизменно.
Первобытный дикарь во время периодических голодовок мог находить, что очень хорошо, т. е. полезно для рода, съедать своих стариков, когда они станояться бременем для сородичей. Он мог находить также хорошим, т. е. полезным для своего рода, "выставлять", т. е. попросту отдавать не смерть, часть новорожденныз детей, сохраняя на каждую семью лишь по два или по три ребенка, которых мать кормила до трехлетнего возраста, и вообще нянчила с глубокой нежностью.
Теперь мы, конечно, уже этого не делаем. Наши понятия изменились. Но наши средства к жизни иные, чем они были у дикарей каменного века. Цивилизованный человек уже не находится в положении маленького племени дикарей, которому приходилось выбирать из двух зол: или съедать трупы стариков, когда они приносили себя в жерту своему роду и умирали на пользу общую, или же всему роду голодать и скоро оказаться не в силах прокормить ни стариков, ни детей.
Нужно перенестись мыслью в те времена, которые нам даже трудно вообразить в действительности, чтобы понять, что в тогдашних условиях полудикий человек, пожалуй, рассуждал довольно правильно.
Понятие о добре и зле существует, таким образом, в человечестве. На какой бы низкой ступени развития ни стоял человек, как бы ни были затуманены его мысли всякими предрассудками или соображениями о личной выгоде, он все-таки считает добром то, что полезно обществу, в котором он живет, и злом то, что вредно этому обществу.
Чем сильнее развито ваше воображение, тем яснее вы себе представляете то, что чувствует страдающее существо, и тем сильнее, тем утонченнее будет ваше нравственное чувство. Чем более вы способны поставить себя на место другого и почувствовать причиненное другому зло, нанесенное ему оскорбление или сделанную ему несправедливость, тем сильнее будет в вас желание сделать что-нибудь, чтобы помешать злу, обиде, несправедливости. Ичем более всякие обстоятельства в жизни, или же окружающие вас люди, или же сила вашей собственной мысли и вашего собственного воображения разовьют в вас привычку действовать, в том смысле, куда вас толкают ваша мысль и воображение, тем более нравственное чувство будет расти в вас, тем более обратится оно в привычку.