Так, например, один из участников кружка "Зеленая лампа", служившего в 1819-1820 гг. негласным литературно-театральным филиалом декабристской организации (вероятно, это был А. Д. Улыбышев, известный впоследствии историк музыки), выступая против французомании, царившей в русской литературе и на русском театре, особо останавливался на судьбах национальной комедии, Заглядывая в будущее, он предсказывал в форме утопического "сна", что политическая победа декабризма закономерно приведет к расцвету "самобытной комедии" и ликвидирует на русской сцене нетерпимое засилье переводов и переделок французских пьес, "устаревших даже у того народа, для которого они были сочинены". "Великие события, разбив наши оковы, - говорит человек будущего, - вознесли нас на первое место среди народов Европы и оживили также почти угасшую искру нашего народного гения... Нравы, принимая черты все более и более характерные, породили у нас хорошую комедию, комедию самобытную". Политическая сторона вопроса о судьбах национальной комедии, призванной служить мощным средством общественно-морального воспитания, долженствующей разоблачать несовершенства социального строя и исправлять нравы, повредившиеся в условиях невежества и деспотизма, - подчеркнута в высказываниях данного автора достаточно резко. Грибоедов был тесно связан с участниками кружка "Зеленая лампа", и "Горе от ума" явилось как бы прямым ответом на подобного рода пожелания.
Сила и размах художественного дарования Грибоедова определили масштабы его творческой работы. В "Горе от ума" он оставил далеко позади себя все гипотетически мыслившиеся решения проблемы обновления комедийного жанра, решил их по-своему - смело и гениально, и выступил подлинным реформатором русской комедии, на целое столетие предопределившим пути ее дальнейшего развития. "Горе от ума" завершило на русской почве традиции классической комедиографии XVIII века и, вместе с тем, открыло собою новую эпоху русской драматургии, ознаменованную творчеством Гоголя, Лермонтова, Сухово-Кобылина и Островского.
В условиях репертуарного кризиса, выявившегося в начале двадцатых годов, когда уже явно сходила на-нет инерция салонно-светского комедийного жанра, в свое время модернизированного Шаховским и Хмельницким, - идейный и художественный резонанс "Горя от ума", появившегося накануне восстания декабристов, был необыкновенно велик. В мировой литературе не много можно найти произведений, которые, подобно "Горю от ума", в короткий срок снискали бы столь несомненную всенародную славу. При этом современники в полной мере ощущали социально-политическую актуальность комедии Грибоедова, воспринимая ее как произведение декабристской литературы, ставившей своей генеральной задачей разработку "собственных богатств" (национальной истории и современной русской жизни), и собственными, незаемными средствами. Современная критика оценила "Горе от ума", как первую в русской литературе "комедию политическую". Сближая ее в этом смысле с "Женитьбой Фигаро", О. И. Сенковский указывал, что "Бомарше и Грибоедов с одинакими дарованиями и равною колкостию сатиры вывели на сцену политические понятия и привычки обществ, в которых они жили, меряя гордым взглядом народную нравственность своих отечеств" ("Библиотека для чтения" 1834, N 1).
Историк В. О. Ключевский имел все основания назвать комедию Грибоедова "самым серьезным политическим произведением русской литературы XIX века". В этом нет преувеличения. Комедия прозвучала, как открытый вызов миру насилия, хамства и обмана, хотя Грибоедов и не ставил перед собою прямолинейно-политических задач. Он не изобличал ни самый институт рабства, ни отдельные стороны крепостного права. Но он дал в своей комедии нечто большее: художественный образ эпохи. С громадной силой и страстью в "Горе от ума" разоблачается мертвящий "дух" рабства - мракобесие, раболепство, умственный застой и духовное ничтожество крепостнического общества, - все, что составляло самую атмосферу аракчеевщины и фотиевщины, в которой нечем было дышать умному и благородному человеку.
Замечательна широта, конкретность и злободневность социальной критики Грибоедова, охватившей наиболее актуальные явления общественного быта России в 1810-1820-е гг. Злодейства "знатных негодяев", вельможный сервилизм Фамусова и мелкотравчатое подхалимство заурядных бюрократов типа Молчалина, светская французомания, совмещавшаяся с ненавистью к малейшим проблескам независимой мысли, растленная "Мораль" Фамусовых и солдафонство Скалозубов, лживый "клубный" либерализм Репетиловых и Удушьевых и т. п. - таков широчайший диапазон критики Грибоедова.
Но, конечно, не только страстностью и конкретностью социальной критики Грибоедова определяется в русской литературе место "Горя от ума", как произведения, ознаменовавшего становление нового, реалистического художественного стиля. Не менее важное значение приобрели в этом плане широко и свободно разработанная Грибоедовым тема человеческого благородства и по-новому решенная им проблема создания образа положительного героя - человека передовых убеждений и "возвышенных мыслей".
Широта и верность художественных обобщений, богатство психологического содержания, стремительность, стройность и законченность сюжетного развития, живость, гибкость и образность стихотворного языка, тонкое чутье, с каким Грибоедов постиг законы драматического жанра, самую специфику искусства сцены, - все эти качества определили значение "Горя от ума", как величайшего памятника не только прогрессивной общественной мысли, но и прогрессивной художественной культуры.
Положив в основу своей комедии драматическую коллизию противоречия героя с окружающей его средой, Грибоедов тем самым решал выдвинутую декабристами проблему создания "гражданской", идейно насыщенной и общественно значимой литературы, задачи которой отнюдь не сводились лишь к сатирическому обличению нравов крепостнического общества, но которая также способна была бы служить целям революционного общественно-политического воспитания - возбуждать любовь к "общественному благу" и будить ненависть ко всяческому произволу и угнетению. Требовалась не только сатира, но и героика, не только разоблачение низких пороков, по и апология высоких гражданских страстей.
Грибоедов в "Горе от ума" не только ответил на первое из этих требований, но и попытался решить проблему высокого героического характера, - хотя сама природа комедийного жанра неизбежно и закономерно ограничивала возможности решения этой проблемы. При всем том Чацкий наделен чертами высокого гражданского героя, и именно в силу этого обстоятельства, по существу, выпадает из общего комедийного плана "Горя от ума". Характерно в этой связи, что патетические монологи Чацкого (особенно "А судьи кто?..") воспринимались современниками, как полноценные произведения гражданской поэзии - сами по себе, вне соотнесенности их со всей комедией в целом.
Литература 1810-1820-х гг. не создала положительного герой в духе декабристских представлений о человеке и его общественной Практике. Положительный герой был только задан, но художественно задание это осталось не реализованным. В образе Чацкого Грибоедов, в меру тех ограниченных возможностей, какие предоставлял ему комедийный жанр, попытался решить проблему положительного героя - человека нового склада ума и души, воспитывающего в себе новую мораль, вырабатывающего новый взгляд на мир и на человечество. Чацкий - более, чем какой-либо другой из героев русской литературы двадцатых годов - воплотил в себе черты такого нового человека - еще не свободного, но уже освобождающегося, проникнутого освободительным "духом времени".
Не подлежит сомнению, что в образе Чацкого Грибоедов хотел в полную меру своего сочувствия показать человека декабристского духа, человека с "оскорбленным чувством", поднимающего бунт против общества - в защиту личности, гуманистического утверждения прав личной свободы и человеческого достоинства. Чацкий - не только провозвестник декабристских (в широком значении этого слова) идей. В нем также воплощена норма общественного поведения, гражданской морали. Его понимание идеи долга и практического осуществления этой идеи, его воодушевление и гневный пафос, страстность его обличительного тона - все это в условиях общественного и политического быта аракчеевской эпохи приобретало прямую агитационную направленность и громадную силу моральной убедительности. Это очень хорошо понял Герцен: "Фигура Чацкого, меланхолическая, ушедшая в свою иронию, трепещущая от негодования и полная мечтательных идеалов, появляется в последний момент царствования Александра I, накануне возмущения на Исаакиевской площади: это - декабрист". Вне такого понимания нельзя правильно осмыслить и исторически оценить образ Чацкого - главного предка гражданских героев русской литературы XIX века.
Сама проблема "ума", поставленная в комедии и сформулированная в ее заглавии (в первоначальной редакции еще более четко: "Горе уму"), в грибоедовское время была чрезвычайно актуальна и осмыслялась очень широко, как проблема вообще интеллигентности, просвещения, культуры. Можно было бы привести не мало данных, свидетельствующих, что с понятием "умный", как правило, ассоциировалось в ту пору представление о человеке передовых убеждений, носителе новых идей, и еще конкретнее - о члене тайного общества, будущем декабристе. Есть основания предполагать, что в образе Чацкого отразилась личность одного из характернейших представителей декабризма - "неугомонного рыцаря" Кюхельбекера, с которым Грибоедов был очень близок. Даже если это не так, Чацкий, воплощая в себе типические черты декабриста, разительно похож на Кюхельбекера, как он похож и на других "неугомонных рыцарей" и "умников" того времени, пылкость которых сплошь да рядом оборачивалась в глазах окружающих "безумием", "горем от ума".