Наконец, позвонив в отсутствие хозяина дома в первую попавшуюся квартиру и чувствуя, что их вот-вот выставят за дверь, молодые люди не нашли ничего лучше, как объявить, что один из них... внебрачный сын главы семьи.
Неожиданно злая эта штука была или оказалась, пользуясь характерным для вампиловских сюжетов словом, принята всерьез, причем не только хозяином дома, сразу поверившим этой новости, но... и его мнимым сыном, который-то точно знал, что родство это вымышленное.
И тем не менее, и новоиспеченный сын, и семейство Сарафановых, ставшее жертвой этой злой выдумки, за сутки нечаянного знакомства так сроднились, что разоблачение и даже саморазоблачение героя уже не играло ровно никакой роли.
"Чудесность" и абсолютная условность, даже водевильность превращения были налицо. При том, что пьеса построена на острой фабуле, на эксцентрической выходке (почти уголовно наказуемой), автор ни разу не дал усомниться в жизненности происходящего, ни разу не нарушил плавный ход событий, каждый последующий шаг которых закономерно проистекал из предыдущей ситуации.
Молодые люди, представившиеся как "сын и его спутник", ошеломленные собственной наглостью, пытались скрыться, но им это не удалось по обстоятельствам сугубо житейским: сначала путь им преградил Васенька, предупредивший Сарафанова об их новоявленном родственнике ("Там гость и еще один"). Не сумев скрыться в этот момент, Бусыгин, однако, неожиданно узнает некоторые подробности предполагаемой биографии предполагаемого сына Сарафанова (возраст - 21 год, мать зовут Галиной, место рождения Чернигов). Другую попытку героев ретироваться нечаянно пресекает сам Сарафанов, принявшийся устраивать сыну ночлег, во время третьей попытки вновь возникает Сарафанов, решивший в этот самый миг подарить Бусыгину семейную реликвию - старинную табакерку, по традиции переходящую к старшему сыну в семье. И, наконец, в момент окончательного решения сматываться, которому теперь уже, казалось бы, ничего не может противостоять, проснувшийся Сарафанов зовет Бусыгина спасать Васеньку в его любовных безумствах.
И в то же время ощущение небытового смысла происходящих событий не оставляет ни на минуту. Виртуозно организованная "под жизнь" речевая структура пьесы, в которой не только нет ни одного монолога, но даже реплики, объемом более 4-5 фраз, расподоблена или расходится со сложно организованной внутренней структурой произведения.
Как и беллетристика писателя, комедия "Старший сын" построена на жестком парадоксальном сломе, парадоксальном превращении событий, возникающем от "неправильной", неканонической реакции героев на обстоятельства.
И прежде всего, это касается основного фабульного события. Когда Сарафанов узнает от Васеньки, что в кухне его ожидает новоявленный сын, то логика драматургического действия могла бы пойти несколькими вполне предсказуемыми путями.
В процессе выяснения истины могло оказаться, что Бусыгин - действительно сын Сарафанова, это была бы модель французского водевиля. Могло бы оказаться, что, жестоко надув доверчивое семейство, оплевав и растоптав все то, что оплевывать и топтать не полагается, Бусыгин и Сильва уже попытались своевременно скрыться, возможно, прихватив что-то из имущества простодушных Сарафановых. Тут в дело должно было бы вступить какое-то реальное мощное антагонистическое начало, ну, например, вовремя подоспевший жених Нины. Это был бы жестокий реалистический вариант в духе Павла Нилина или Владимира Тендрякова.
Наконец, под влиянием доверчивости жертвы герои пьесы могли бы по собственному почину начать "перевоспитываться". А раскаявшиеся, они могли бы, например, всколыхнуть в душе Сарафанова какие-то трагические воспоминания, может быть, и о потерянной в годы войны семье, недаром Нина самой первой редакции пьесы ("Ангара", 1968, N 2) - неродная дочь Сарафанова23. И это был бы вариант в духе В. Розова, недаром за Сильвой отчетливо маячит тень Генки Лапшина ("В поисках радости").
Вампилов выбирает свой собственный путь. Назвавшись сыном старика Сарафанова, герой, в сущности, мгновенно, без размышления и подготовки, которые могли бы обернуться у другого автора смыслом пьесы, становится "сыном", принимает правила игры, им же самим навязанной окружающим.
Нравственные искания пьесы разворачиваются между двумя тезисами-лозунгами, требующими перепроверки, между двумя полюсами - "все люди братья" и "у людей толстая кожа, и пробить ее не так-то просто".
Парадоксально не то, что Сарафанов поверил выдумке Бусыгина, а то, что Бусыгин повел себя сообразно своей выдумке. Парадокс ситуации в том, что самая "тонкая" кожа оказалась у главного циника-теоретика. Бусыгин, решивший проверить, действительно ли все люди братья и насколько тонка кожа у окружающих, сам попадает в им самолично расставленные сети человечности. Очутившись в расслабляющей атмосфере сарафановской наивности, он начинает вести себя сообразно заявленной роли.
Здесь необходимо небольшое пояснение: в окончательном варианте пьесы виновником розыгрыша является Сильва. Именно он с невольной подачи Бусыгина, пенявшего перепуганному Васеньке за негостеприимство, объявляет Бусыгина сыном Сарафанова. Во всех первоначальных редакциях пьесы ("Ангара", "Искусство-70" и "Иркутск-72") Бусыгин провозглашал это сам, назвав себя сыном Сарафанова.
| "Иркутск-72" Васенька. Ясно. Ну а отец вам зачем? Сильва. В общем, он пришел повидаться. Васенька. Вы давно с ним не виделись? Бусыгин. Самое печальное, что мы никогда не виделись. Васенька. Непонятно. Сильва. Ты только не удивляйся.... Васенька. Между прочим, с сегодняшнего вечера я ничему не удивляюсь. И сам на все готов... Сильва. Он мужчина, он поймет. Бусыгин. Все дело в том, что Андрей Григорьевич Сарафанов - мой отец. Молчание Да, Василий, твой папа - мой отец, как это ни странно... Вот такая история... Сильва (Васеньке). А? Что ты скажешь? Братья встретились! Какой случай, а? Васенька (растерянно). Да, в самом деле... Сильва. Ну чего вы стоите! Истуканы!.. Случай-то какой, вы подумайте! Надо выпить, ребята, выпить1 Васенька. Выпить?.. Конечно... Сейчас... (Уходит на кухню.) Сильва (сквозь смех). Сила! Я бы никогда не додумался! | "Избранное-75" Васенька (перебивает).Зачем вам отец? Что вам от него надо? Бусыгин. Что нам надо? Доверия. Всего-навсего.Человек человеку брат, надеюсь, ты об этом слышал.Или это тоже для тебя новость? (Сильве.)Ты только посмотри на него. Брат страждущий, голодный,холодный стоит у порога, а он даже не предложит ему присесть. Сильва (до сих пор слушал Бусыгина с недоумением, вдруг воодушевляется - его осенило). Действительно! Васенька. Зачем вы пришли? Бусыгин. Ты так ничего и не понял. Васенька. Конечно, нет. Сильва (изумляясь). Неужели не понял? Бусыгин (Васеньке). Видишь ли... Сильва (перебивает). Да что там! Я ему скажу!("кажу! Скажу откровенно! Он мужчина, он поймет.(Васеньке торжественно.) Полное спокойствие,я открываю тайну. Все дело в том, что он(указывает на Бусыгина) твой родной брат! Бусыгин. Что? Васенька. Что-о? Сильва (нагло). Что? Небольшая пауза. Да, Василий! Андрей Григорьевич Сарафанов - его отец. Неужели ты до сих пор этого не понял? Бусыгин и Васенька в равном удивлении. |
Изменение это было вызвано отнюдь не творческим импульсом, хотя, на первый взгляд, казалось бы, способствовало украшению пьесы. Одного из рецензентов Управления культуры возмутило, что герой пьесы - герой! - обманывает не просто пожилого человека, а фронтовика и ветерана войны. Эта претензия имела силу запрета. И хотя препятствие это Вампилов преодолел блестяще и драматургическая его находка придала сценическому движению пьесы легкость, изящество, истинно комедийный шарм, тем не менее она несколько исказила глубинные структуры пьесы, переложив в завязке пьесы драматургический акцент с Бусыгина, который является нравственным антиподом Сарафанова и наравне с ним главным действующим лицом пьесы, на Сильву, который является в данном случае лишь Горацио при Гамлете, персонажем второстепенным, хотя и не менее, чем герой, ярким.
Особенность пьесы в том, что мы знаем, чему верит Сарафанов: он верит истории, рассказанной Бусыгиным, не подозревая, что это ложь. Он верит слову Бусыгина. Чему же верит Бусыгин, который прекрасно знает, что обманывает старика, на первый взгляд, сказать трудно. А ведь Бусыгин тоже верит слову. Но не тому умозрительному, абстрактному честному слову, данному раз и навсегда, которому так верен железный Кудимов, а просто произнесенному, материализованному слову, такому, например, как слово "сынок".
В фантастических повестях раннего Достоевского, в частности, в "Двойнике" встречается особая "миростроительная" функция слова. Герой - Голядкин-старший - сначала воображает, объявляет существование Голядкина-младшего, а вслед за этим Голядкин-младший сам как таковой появляется на страницах повести. Что-то подобное такому "самоосуществлению" слова героя происходит здесь у Вампилова.
Бусыгин назван сыном и ведет себя в дальнейшем как "сын", Васенька грозится убить Макарскую - идет и поджигает ее, Нина советует "страждущему от неразделенной любви" Бусыгину отбить девушку, что он и осуществляет с большим успехом, более того, и старик Сарафанов получает обратно им самим рассказанный гостям сюжет, чуть приукрашенный Бусыгиным.
"Старший сын" начинается как предельно бытовая пьеса и пребывает в таком состоянии до того самого момента, когда растроганный Сарафанов восклицает, обращаясь к Бусыгину: "сын, сынок". С этими словами поворачивается не только ход интриги, но изменяется и художественная структура пьесы, она перестает быть историей с ложью, она становится историей с превращениями.