Смекни!
smekni.com

Некоторые аспекты воплощения образа-концепта «зима» в творчестве И. Бродского (стр. 2 из 2)

Ментальный/эмоциональный план:

Сакрализация: данный сквозной смысловой комплекс выделен именно в этой подгруппе потому, что, несмотря на наличие определённых формальных показателей пространственности, эти контексты связаны с глубоко личными человеческими переживаниями. Бог глядит из небес, словно изба на отшибе (2, 14) + Фонтаны, бьющие туда, откуда/никто не смотрит (3, 275) – один из немногочисленных примеров десакрализации. В этом утверждении заключены не только опровержение в целом традиционного для Бродского мотива «взгляда творца», но и индивидуально-семантическая ассоциация негативного толка (имеется в виду образ фонтана-ордена из стихотворения (4, 55));

Сон (дневное и ночное сновидение): Время года – зима…Сны/переполнены чем-то замужним, как вязким вареньем (2, 210) – зимой содержание снов переполнено тем, что связано со сферой интимных человеческих отношений (причем, прежде всего с точки зрения их телесной, плотской составляющей – ср. дальнейшие семантически близкие фрагменты текста: и шпилей что задранных ног + где и сам ты хорош со своим минаретом стоячим). Но на ассоциативном уровне эти образы получают отрицательную оценку – сравнение с вязким вареньем эксплицирует их как что-то неприятное, даже отвратительное, ограничивающее внутреннюю и физическую свободу;

Страдание: Как велики страдания твои…/твори себя и жизнь свою твори/всей силою несчастья твоего (1, 111) + двойная зима:/вроде зимних долин/край, где царь – инсулин (2, 11) – это контекст из автобиографичного стихотворения Новый год на Канатчиковой даче. Нахождение зимой в стенах психиатрической больницы получает количественно-качественную номинацию двойная зима, где зима становится метафорой определённого состояния, в которое впадает человек. Возможно также, что поэтом имелось в виду колористическое соответствие между природой и больницей;

Одиночество, утраты: в безмерной одинокости души (1, 159) + я одинок, я сильно одинок (2, 96);

Нарушение/неопределённость: искать следы любви невозвратимой./Но находить…/себя – бегущим по снегу спортсменом (1, 119) – возвратное местоимение репрезентирует тему возвращения к себе, равенства самому себе в зимнюю пору; ср. сходный пример, связанный с концептом «время» уже на вербальном уровне: и не пойму, откуда и куда/я двигаюсь, как много я теряю во времени…/…гоню себя вперёд,/но двигаюсь по-прежнему обратно (1, 136);

Изгнанничество: И нет на родину возврата (1, 61) + Я на берег сошёл в чужом порту (2, 328) + Есть города, в которые нет возврата (3, 113);

Потенциальное безумие: и новая зима/ещё не одного сведёт с ума (1, 81) + в эту зиму с ума/я опять не сошёл (2, 408).

Автоописание:

Изгнанничество: хлебну зимой изгнаннической чаши (1, 136) – стилистически высокое устойчивое сочетание испить свою чашу до дна, содержащее в себе семантику полной завершённости действия, переосмысливается поэтом применительно к теме изгнания. Во многом эти определения принятия человеком своей судьбы синонимичны, но поэт использует в сочетании просторечное слово, и слово это характеризуется неполнотой совершения действия (по сравнению с полнотой испить). Следует также помнить, что Бродский употребляет изгнание не только и не столько в прямом значении; + странник я в этом мире (2, 18);

Страдание: Теперь всё чаще чувствую усталость (1, 27) + Усталость и ломота…Голова, голова болит (2, 142) + проношу головную боль…голова болит, голова болит (3, 72) – в психологическом аспекте зима связывается с последним из четырёх базовых негативных аффектов личности. Авторское языковое воплощение пустоты в рамках образа-концепта «зима» является с этой точки зрения обязательным.

В группе Творчество такое соответствие касается подгрупп:

контексты, связанные с природой творчества;

литературные реминисценции.

Контексты, связанные с природой творчества:

Потенциальное безумие: Наступила зима. Песнопевец,/не сошедший с ума, не умолкший,/…Забирается на сосну,/Чтоб расширить свой кругозор,/Разглядев получше узор,/оттеняющий белизну (2, 63) – в данном текстовом фрагменте возникает вертикальная (т.е. связанная с неким высшим устройством) ориентация пространства; при этом между собой связываются высочайшая из доступных точка наблюдения над пространством (текстом) и сам текст, ибо узор, оттеняющий белизну является в поэтической системе Бродского аллегорией стихотворного текста;

Страдание: Боль места требует…Что было/бы, видимо, моей рукою./Но пальцы заняты пером, строкою (3, 286);

Одиночество и утраты: лишь Муза нарушает карантин…её визиты в поздние часы/на снежные Суворовские дачи (2, 145) – здесь карантин выступает как синоним одиночества.

Литературные реминисценции:

Сон (дневное и ночное сновидение): Летит… до сна…зимняя карета идиота (1, 106) – слово идиот через вписанность в контекст русской литературы приобрело сложные, насыщенные коннотации, и это содержание только усложняется, становясь частью нового текста – Романса князя Мышкина.

В группе СВЕТ-ТЬМА подгруппам:

темнота;

естественные источники света

соответствует по одному комплексу:

темнота

Нарушение/неопределённость: ночь хочет удержать причину/от следствия (2, 390) – ср. с примером, в котором встречается ещё одно слово переходного состояния: а мы…живём/при полумраке,..не отличая полночь от зари (1, 126);

естественные источники света

Страдание: Луна сверкает, зренье муча (3, 26).

Группе как единому смысловому целому свойственны:

Нарушение/неопределённость: Днём легко ошибиться:/свет уже выключили или ещё не включили? (3, 199) – ср. логическое обоснование описанного положения вещей: Электричество/продолжает в полдень гореть в таверне (3, 156);

Сон (дневное и ночное сновидение): там, в темноте, во сне (2, 417) – сон прямо ассоциируется с темнотой, которая, в свою очередь, наделяется пространственными признаками.

В группе ЗВУК-ТИШИНА функционируют:

Нарушение/неопределённость: Дрозды кричат, как вечером в июне (2, 415);

Сакральность: Зима качает светофоры…/с Преображенского собора/сдувая колокольный звук (1, 57) + и колокол гудит издалека (2, 406) + Удары колокола в тумане (3, 156) – в этой группе довольно ярко представлено свойство итеративности, причём реализованной в обоих выделяемых применительно к творчеству Бродского типах (см. [Шимак-Рейфер 2002:13]); + ушную/раковину заполняет дребезг колоколов (3, 238) - пожалуй, это единственный пример десакрализации колокольного звучания. Однако стоит заметить, что знаменитое сравнение венецианских церквей с чайными сервизами, то есть с посудой, поддерживает эту разновидность звука (ср. также фрагмент города…дребезжат, как сдаваемая посуда из стихотворения Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга…).

В последней группе Зима как сезон выделяются два сквозных смысловых комплекса:

Сон (дневное и ночное сновидение): зима, весна/август и май – персонажи сна (2, 71) – видимо, названия месяцев употреблены в ряду времён года во многом в связи с особенностями метрики. Однако не исключено, что август и май, логически не вполне согласуемые с предшествующей парой, подобраны по принципу сумбурного перечисления, которое ориентировано на воссоздание представления о всех временах года вообще; характерно также, что первую позицию занимает именно зима. Земные циклы, детерминирующие сознание и поступки человека, нивелируются мотивом сна-жизни, восходящем ещё к мифологической традиции. Примечательно, что в остальном творчестве Бродского реализуется связь сна именно с образом зимы; + клонясь ко сну,/я вижу за окном кончину/зимы; и не найти весну (2, 390) – конец зимы лексически описан в русле обращения к полю жизненного человеческого цикла. Однако существительное кончина выступает здесь скорее не как синоним смерти, а как сниженный вариант существительного конец (в значении, имеющем отношение не к завершению существования, а к завершению действия);

Одиночество/утраты: Так чувствуешь всё чаще в сентябре,/что все мы приближаемся к поре/безмерной одинокости души (1, 92).

Итак, количественное распределение сквозных смысловых комплексов в структуре образа-концепта оказывается неравноценным. С этой точки зрения наиболее представительной группой является Пространство, а в группе Холод и трёх подгруппах (Литературные реминисценции, Темнота, Естественные источники света) выявлено только по одному смысловому комплексу. На основе проведённого анализа можно утверждать, что Пустота, Одиночество и Изгнанничество характеризуются всеобщей идиостилевой принадлежностью, тогда как остальные сквозные комплексы типичны именно для «зимнего» текста И. Бродского.

Список литературы

Бродский И.А. Собр. соч: В 7 тт. Тт.1-4. СПб, 1998.

Ваншенкина Ек. «Острие»: пространство и время в лирике Иосифа Бродского // Литературное обозрение. - 1996. - №3.

Загурская Н.В. Образ-концепт сверхчеловека в контексте нового реализма // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Ю.С. Степанова. М., 2001.

Панова Л.Г. «Мир», «Пространство», «Время» в поэзии О. Мандельштама. М, 2003.

Петрова З.Ю. Семантика «начала» и «конца» в двух поэтических идиостилях (Б. Окуджава и И. Бродский) // Логический анализ языка: Семантика начала и конца. М, 2002.

Полухина В., Пярли Ю. Словарь тропов Бродского (на материале сборника «Часть речи»). Тарту, 1995.

Семёнова Ек. Поэма Иосифа Бродского «Часть речи» // Старое литературное обозрение. - 2001. - №2.

Суворова К.В. Символ снега в идиостиле И. Бродского // http://kcn.ru/tat_ru/science/news/lingv_97/n169.htm

Чекалина Н.Г. Образы небесных светил как средство изображения глаз (лирика М.И. Цветаевой) // Филологический поиск: Сб. научн. тр. Вып. 2. Волгоград, 1996.

Шимак – Рейфер Я. «Зофья» // Как работает стихотворение Бродского. М., 2002.

Штайн К.Э. Язык. Поэзия. Гармония. Ставрополь, 1989.

Юкина Е., Эпштейн М. Поэтика зимы // Вопросы литературы. - 1979. - №9.

Loseff L. Poetics / Politics // Brodsky's Poetics and Aesthetics. London: The Macmillan Press, 1990.