Работая над романом, писатель ставил и разгадывал те больные вопросы жизни деревни, страны и народа, которые не решены еще и сегодня. Почему царит нищета и бесхозяйственность? Почему и через шесть лет после войны из деревни "выгребали все до зернышка"? Почему крестьянин, добывающий хлеб, кормящий страну, сам остается без хлеба и молока? Кто подлинный хозяин в стране? Народ и власть. Партия и народ. Экономика.
Политика. Человек. Методы хозяйствования и методы руководства. Совесть, долг, ответственность, самосознание и фанатизм, демагогия,приспособленчество, цинизм. Трагедия народа, страны, личности. Вот круг жгучих и важнейших проблем, поставленных в романе.
Конечно, не все сказано во весь голос. С присущей требовательностью к себе Абрамов сам заметил: всей правды мне сказать не удалось. Но ктосказал всю правду? К постижению ее мы едва подходим сегодня, до сих пор не можем решить вопрос о земле, о собственности, о свободе и демократии, о причинах наших бед. Каким же мужеством надо было обладать тогда, двадцать, тридцать лет назад, когда в ходу были идеи о нашем самом передовом, лучшем в мире обществе и человеке. Тогда Абрамов ударил в колокол правды, начал будить наше самосознание.
Непосредственно писать роман Абрамов начал 4 октября 1969 года. Сразу сделал запись: "У меня сегодня большой день, - (начал первые страницы нового романа. И радостно, и страшновато: получится ли? Хватит ли сил совершить то, что задумал? Не дрогну ли? А дрогнуть можно: кое-что,возможно, придется сказать впервые. Впервые в нашей литературе. Во всяком случае, Подрезов и вся его линия - заново". Были уже и варианты названия - "Осенние костры". "Хлебный свет". Под названием "Костры осенние" роман был представлен весной 1972 года в "Новый мир" и в из
дательство "Современник". Окончательное название - "Пути-перепутья" -родилось лишь в августе 1972 года.
Работа над романом шла трудно, много мук было связано с фигурами Лукашина и Подрезова особенно. Не раз возникали сомнения, опасения. "Очень страшно писать, ибо все время чувствуешь себя бунтарем. Все время выдавливание из себя раба. Но иначе нельзя. Писатель должен быть впереди - во всем".
В марте 1970 года была закончена первая часть романа, в сентябре -вторая, в январе 1971 - третья. Но это был лишь первый вариант. Как всегда, Абрамов начал редактировать рукопись, переписывать и доделывать многие главы. Работал еще целый год. 12 марта записал в дневнике:
"Ура,кончил роман. Вернее, сделал сцену - Подрезов у костра. А вообще-то работы еще уйма". Но мрачные мысли не покидали его, "и вообще грустно: кончаю роман, 4-летнюю рабoтy, может быть, лучшее, что я сделал, а не напечатают. Будет лежать в столе".
По предварительной договоренности роман должен был быть представлен в "Новый мир" в марте 1972 года. Но Абрамов просит отсрочку, еще раз редактирует книгу. Обсуждение романа на редколлегии "Нового мира" состоялось 30 мая. Роман был одобрен, но, как предполагал автор, было,высказано много редакторски-цензурных замечаний, особенно к третьей части. С некоторыми замечаниями писатель согласился. Он сам еще не был доволен сценой районного совещания, ему хотелось углубить и расширить взаимоотношения Подрезова и Зарудного.
Весь август и почти весь сентябрь он жил в Комарово, напряженно работал над романом. 19 сентября завершил окончательную редакцию книги, на следующий день записал в дневнике: "Я совершил подвиг. Да,да! За полтора месяца с небольшим перепахал целый роман. Одну четверть книги примерно переписал заново, одну четверть перелопатил. А сколько вставок, уточнений, вычерков! В общем, сделал работу, которую я обычно делаю за полгода, за год. А название новое? Это что-нибудь стоит? "Пути-перепутья". Это как раз то, что надо. В духе поэтики других названий, соответствует замыслу книги и плюс подводит читателя к четвертой - к "Дому" Куда же лучше!"
Запись 31 августа 1970 года выражает, пожалуй, самую суть позиции Абрамова. "У Солженицына рядовой человек только жертва существующего режима. А на самом деле он и опора его. В этом вся сложность. Именно только освещение нашего человека с этих двух сторон позволит художнику избежать односторонности в изображении жизни". Эта проблема - народ как жертва и как опора существующей несправедливости - одна из важнейших в романе и прозе писателя на протяжении многих лет.
Не раз определял Абрамов главный смысл своего творчества. "Главная и,может быть, единственная моя цель как писателя - увеличить добро на земле".
"Самопожертвование как высшее проявление русской красоты. Эта традиция в нашей литературе оборвалась на Чехове. В какой-то мере она была подхвачена Буниным и начисто утрачена в советской литературе. Не мне ли суждено возродить ее? Во всяком случае, мой любимый герой - герой долга, герой, способный пожертвовать собою ради ближнего"
Настойчивее всего мысль Абрамова билась над характерами Подрезова и Зарудного. Он стремился прояснить смысл их столкновений и споров, их взглядов на жизнь, на людей и методы работы. Он ввел новые детали в
первую часть романа (в пятую и девятую главы). Не все наметившееся в набросках удалось использовать в романе.
Кстати сказать, конфликт Подрезова и Зарудного в сознании Абрамова выходил далеко за пределы временных рамок романа. Их конфликт - это, по сути, конфликт всего послевоенного времени вплоть до наших дней. На ограниченном материале Абрамов не мог раскрыть всю открывшуюся ему глубину и масштаб противоречий в методах и способах руководства и ведения хозяйства. Он сумел лишь поставить проблемы, которые требовали неотложного обсуждения и решения.
В столкновении Подрезова и Зарудного, а также в спорах Подрезова, Лукашина и Анфисы звучат наиважнейшие темы, составляющие суть романа,его глубинный нерв. Спор идет о способах ведения хозяйства, об отношении к народу и человеку, об исчерпанности народного энтузиазма, о причинах бедственного положения в стране, о война и ее последствиях, о пагубности волевого руководства, штурмовщины, "выполнении плана любой ценой", бездумного выполнения приказов сверху, о трагедии слепого фанатизма,и трагедии низовых и районных руководителей, их силе и слабости.
Подрезов - фигура несомненно трагическая. В отличие от бюрократической прослойки, Подрезов не утратил корневой связи с народом, не пользовался привилегиями, жил так же аскетично, как трудовой люд. Он был убежденным и бескорыстным исполнителем воли партии и Государства. Не вина, а беда его - в слепой вере в правоту верхов,в слепой вере в Сталина. А отсюда - некоторый догматизм мышления, беспрекословное подчинение указаниям сверху. Но в пределах района и области он был смел,инициативен и даже иногда критичен. В черновом наброске писатель подчеркивает смелость, но и ограниченность Подрезова по сравнению с Зарудным. Он - Подрезов - тоже хозяин. Но разговаривать запросто с Москвой - нет, это ему и в голову не приходило. В области - да, в области может поднять шум, с первым секретарем поспорить, но дальше - нет,дальше... Да он просто и представить себе не мог, что к Москве можно за чем-то обращаться.
Трагизм и сила личности Подрезова проявляются в кульминационной сцене "суда"-совещания, в прозрении героя, в переосмыслении жизни. "Осознание себя человеком" - вот главный мотив прозрения Подрезова. "Подрезов осознает, что он просто человек, независимо от того, секретарь ли он.
И он впервые понял,что он что-то значит, а не пост. А раньше шел на риск как секретарь райкома. Партия требовала, партийный долг. Осознание себя как личности". В этом же ключе должен был выступать в защиту Подрезова Зарудный, оценивая его человеческие качества. "Он не жандарм, как мы думали. А человек. Бросил путевку. Приехал. Нет, я не подниму руку на Подрезова. Надо по-новому работать. Мы уважали пост, а не человека. А надо наоборот".
На примере Подрезова Абрамов затрагивал одну из серьезных проблем нашего бытия: человек и пост, человек и занимаемая должность, человек и власть. Всегда ли человек остается самим собой, занимая высокий пост?
Столкновения Подрезова и Зарудного по хозяйственным вопросам связаны с проблемой человечности. В отличие от Подрезова, который все еще готов выполнять план любой ценой, Зарудный требует внимания к людям, создания нормальных жизненных условий. В глубине души Подрезов даже соглашается с ним. Но тут возникает психологический конфликт. "Не руководить им. Надо идти на поводу, а к этому Подрезов не привычен. Из коренников - в пристяжные. А тут выходило так. Признать правоту Зарудно
го - признать свое поражение... отказаться от всех привычных методов работы. Значит, начинать жить заново. А сможет?" К сожалению, эта социально-психологическая проблема взаимоотношений руководителей разного ранга и уровня, необходимость пересмотра устаревших норм поведения едва намечена в романе. Но важность ее для судеб страны предчувствовал писатель.
Особенно удручали Абрамова все изменения, связанные с положением дел в деревне. В романе прямо говорилось о преступном отношении к крестьянам, у которых "выгребали все до зернышка", как в период военного коммунизма - когда царила продразверстка. Все упоминания о "выгребаловке", продразверстке, военном коммунизме, о нэпе, который ввел Ленин, чтобы накормить страну, были вычеркнуты. Были изъяты такие совсем невинные, на сегодняшний взгляд, фразы: "когда вся деревня в разор пришла", "как, скажи, в другом государстве живут","за всю свою жизнь редкий день досыта ели" и т. п. По требованию цензуры были переписаны и смягчены споры-диалоги Лукашина и Подрезова, Петра Житова, Анфисы.
Первые читательские отклики (устные и в письмах) были восторженными.
По телефону и в письме высоко отозвался о романе Борис Можаев. "Так не писали пятьдесят лет. Ничего подобного в нашей литературе не было за пятьдесят лет. Пряслины - на уровне Ростовых в "Войне и мире". Это не только твоя победа, но и победа всей нашей литературы. Крепко ты сколотил роман, крепко. Это вещь не простая - чистый голубец! - как говаривал Пушкин... Он хорош и в социальном (в смысле трезвости и беспощадности) и в нравственном смысле. Пряслины даны по-толстовски. Это истинная жемчужина,- время нанижет ее на одну нитку с такими литературными перлами, как Наташа Ростова, Платон Каратаев, Василий Теркин,Иван Денисович. Поздравляю".