Дочь писателя, Е. В. Короткова-Гроссман рассказывает: "Д. Ортенберг, редактор "Красной звезды", вызвал к себе трех корреспондентов - А. Толстого, В. Гроссмана, П. Павленко. Дал задание: вышел указ о дезертирах, надо написать очерк или рассказ. Отец сразу сказал: "Я такого очерка писать не буду". Павленко вдруг возмутился, подскочил к нему: "Гордец, Василий Семенович". Но военкор Гроссман знал, что говорил. В его военных дневниках множество записей об окруженцах, "дезертирах". Почти всегда эти люди, испугавшиеся в первый день, уже на следующий воюют, как все. Есть, например, такая запись: ведут дезертира Б трибунал, и налетают на конвой немцы. Конвоиры разбежались, а он убил двух немцев, третьего взял в плен и привел его в трибунал. "Ты кто - спрашивают его, - "Судиться пришел".3)
И не только честным был автор "Жизни и судьбы", но и смелым. "Это мы сейчас храбрые - открыто говорим о сталинских преступлениях, о годах невиданного террора, - замечает А. Ананьев. А тогда, в дни работы В. Гроссмана над романом, кто решился бы сравнить два режима - гитлеровский и сталинский - по тем параметрам, по которым их сходство так очевидно всем нам теперь? Сталинизм уничтожил в человеке главное - его достоинство. Роман "воюя со сталинизмом, защищает, отстаивает достоинство личности, ставит ее в центр всех жгучих вопросов"4)
Е. В. Короткова-Гроссман добавляла, что герой романа Греков "очень близкий автору по духу человек, не боится ни немцев, ни начальства, ни комиссара Крымова, который шьет ему дело. Смелый, внутренне свободный человек, не желающий после войны жить так, как жили в 30-е годы".
Известный немецкий писатель Генрих Бёлль, оценивая творчество В. Гроссмана, писал, что он всегда был именно там, где надлежало быть писателю. А это и в мирной, и во фронтовой жизни далеко не безопасные места.
Родные писателя вспоминают огромную душевную теплоту Гроссмана. Об этом же свидетельствуют его служебные записки. Вот отрывок одной из них: "Если моя поездка сопряжется с какими-либо печальными неожиданностями, прошу вас помочь моей семье... ".
Гроссман очень любил свою мать. Она погибла от рук фашистских палачей. В 1961 году, через девятнадцать лет после смерти матери, сын написал ей письмо, которое сохранилось в архивах вдовы писателя: "Когда я умру, ты будешь жить в книге, которую я посвятил тебе, и судьба которой схожа с твоей судьбой"5).
В. Гроссман был автором одной из первых художественных книг о войне - "Народ бессмертен", повесть была напечатана в 1942 г. Наряду с многочисленными восторженными откликами на повесть советских читателей интересно вспомнить выступление известного английского переводчика Гарри Стивена, писавшего в августе 1943 года в газете "'Британский союзник" о Гроссмане как о писателе "могучей силы и человечности. Именно человечности, которой пронизана книга, ее ценности очарование... "6).
Орерки Василия Гроссмана, хотя и писались по свежим следам событий для газеты, которая, как известно, живет один день, были столь глубоки и значимы, что со страниц "Красной звезды" переходили в книги - "Годы войны", "Сталинград", "Сталинградская битва", "Жизнь", "Треблинский ад".
Главным делом его жизни стала книга "Жизнь и судьба"; "Главной моей работой, - писал он после войны в своей автобиографии, - является книга о войне, которую я решил написать весной 1943 года. Тогда же были написаны мною первые главы. Вплотную подошел к этой работе в послевоенные годы после демобилизации из армии почти все свое время в послевоенные годы я посвятил этой работе. Сна оказалась очень нелегкой".
После лишения жизни книги автор, тяжело переживший этот удар судьбы, заболел и через 4 года умер от рака, не дожив до 60 лет."
ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ
В 1952 г. журнал "Новый мир" опубликовал роман В. Гроссмана "За правое дело", где основная мысль спорила с песней, из которой, мы знаем, слов не выкинешь: "когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой". Герой Гроссмана не считает это истиной: "Разве любовь к свободе, радость труда, верность Родине, материнское чувство даны лишь одним героям? Поистине великое совершается простыми людьми".
Война Гроссмана не игра в героизм, не поле для подвигов, а среда, в которой раскрывается человек с убеждениями и надеждами.
"Дело" в старорусском смысле есть сражение, суть, дело жизни. Войну писатель знал не понаслышке: глазами военкора увидел Треблинку, познаниями инженера, оценил механику проваливающегося пола в газовой камере, опытом химика определил выбор сорта смертельного газа. В романе была правда о войне.
Читательский успех был огромен. Тысячи писем получал Гроссман. В их числе и множество поздравлений от литераторов. Напряженно жду следующего номера "Нового мира", - писал ему Микола Бажан. - Хватаю каждый новый номер и вчитываюсь в Ваш роман - большое, человечное, умное произведение. Не хочу писать много, но разрешите Вас искренне поблагодарить и крепко пожать руку, написавшую такую книгу... ".
А. Твардовский в июне 1944 г. писал Гроссману: "Я очень рад за тебя, что тебе пишется, и с большим интересом жду того, что у тебя еще напишется. Просто сказать, ни от кого так не жду, как жду от тебя... ".
Успех романа "За правое дело" вызвал неожиданную для автора мощную оппозицию ряда литераторов, официально считавшимся признанными мастерами военной прозы. Один из них - автор привозносимый тогда, а ныне прочно забытой книги "Белая береза" Михаил Бубеннов разгромной статьей в "Правде" дал сигнал послушной литературной критике громить роман Гроссмана как "безидейное, антинародное произведение, не соответствующее принципам социалистического реализма", где образы советских людей "обеднены, принижены, обесцвечены", "где автор стремится доказать, что бессмертные подвиги совершают обыкновенные люди... Гроссман вообще не показывает партию как организатора победы - ни в тылу, ни в армии... ". Были и обвинения в том, что Гитлера автор описал, а образ Сталина пропустил. Припомнили Гроссману его пьесу "Если верить пифагорийцам", раскритикованную в 1945 году. А. Первенцев, клеймивший в своем, ныне тоже забытом романе "Честь смолоду" всех крымских татар "нацией предателей", определил книгу Гроссмана "идеологической диверсией". М. Шагинян критиковала роман за непривычную обрисовку партийных работников: комиссар Крымов мало действует, "изображен в отрыве от своей непосредственной работы руководителя и воспитателя бойцов и командиров".
В результате книгу и автора "закрыли". Но жизнь романа продолжалась, и продолжали приходить письма одобрения и поддержки. Особенно ценны для Гроссмана были письма фронтовиков. "Изо всей литературы о войне я должен выделить два произведения: В. Некрасова "В окопах Сталинграда" и Ваше "За правое дело", - писал А. А. Кедров-Полянский из Ростова-на-Дону. "Это суровый, но благородный реализм, - писал Б. К. Губарев из Харьковской области - Именно так нужно писать о Сталинграде или совсем не писать. Легкую книгу о Сталинграде читать противно, а писать, наверное, преступно".
"Опасаясь, что уничтожающая критика Бубеннова повлияет на писателя и он начнет "причесывать своих героев, - писал читатель И, Ефимов, - я прошу редколлегию "Нового мира" передать тов. Гроссману, что его "серые" герои являются в глазах читателя настоящими, живыми людьми со всеми слабостями и недостатками свойственными живым людям, даже если они трижды Герои Советского Союза... Критик Бубеннов не видит в романе организующей и направляющей роли партии в деле обороны Сталинграда. Правда, общепринятых заседаний парткома я в романе тоже не нашел. Но разве не из Новиковых, Крымовых, комиссара батальона Филяшкина, дивизии Родимцева, директора СталГРЭС Спиридонова и других героев состоит наша партия?". И наконец письмо от Виктора Некрасова: "Дорогой Василий Семенович! Я думаю, мне не надо объъяснять Вам, как я ко всему этому отношусь. На душе омерзительно до тошноты. И почему не разрешаются сейчас дуэли... А книга все-таки есть! И продолжайте ее ради всего святого! Верю в победу правого дела!".
Тогда Гроссман проявил лояльность: признал недостатки, учел критику и с помощью А. Фадеева довел книгу до отдельного издания. Журнальный или книжный вариант считать теперь выражением "последней авторской воли"?7)
"За правое дело" - это прелюдия к большому, это I часть дилогии о Великой Отечественной войне.
Спор о том, кто создаст "Войну и мир" о 1941 - 1945 г. шел давно: сначала спорили, кто окажется автором - солдат, прошагавший "от и до" или генерал, назначенный "только что". Потом сетовали, что годы идут, а книги так и нет. На одном из писательских съездов Г. Бакланов спро-сил: "Легко ли придется автору новой "Войны и мира", если даже кто вдруг да и напишет?". Подтекст тогда был понятен многим фронтовикам: да появись правдивая книга о войне, ее же не признают, отторгнут от народа.
А Сталин тем временем умер, с романа "За правое дело" обвинения в идеологической вредности сняли, но ярлык "неблагонадежности" за автором так и остался. Когда в 1960 г. Гроссман сдал в редакцию журнала "Знамя" законченную рукопись нового романа, ее читали с пристрастием. И те, кто хотел, вычитывали там все, что им было необходимо для начала новой травли. Гроссман не скрывал своих намерений рассказать стране и миру долгие годы скрывавшуюся жестокую правду о нашей жизни, о трагической судьбе народа и о настоящей цене Победы. Олауреаченные коллеги в редакции журнала "Знамя" отправили рукопись романа "Жизнь и судьба" "наверх" с соответствующими характеристиками.