Литвинова В.И.
(Методический материал для проведения уроков по роману В. Гроссмана «Жизнь и судьба»)
Абаканский государственный педагогический институт
Научно-исследовательский сектор
Абакан, 1991
В данный выпуск включены материалы для изучения в школе романа В. Гроссмана "Жизнь и судьба". Теоретическая часть работы содержит литературоведческие разделы, практическая - помогает осмыслить текст, предлагает наиболее продуктивные формы анализа отдельных проблем, материал по биографии писателя, излагает историю создания романа, раскрывает особо трудные для восприятия учащихся вопросы, указывает литературу в помощь учителю.
"...Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя.
Весь мир перестраивался заново, а у нас ничего не созидалось. Мы по-прежнему прозябали, забившись в спои лачуги... Словом, новые судьбы человеческого рода совершались помимо нас". Так писал в начало прошлого века, выражая нестерпимым ни для кого в России взгляд, Петр Чаадаев. А. С. Пушкин отвечал ему, что он гордится русской историей и, какова бы она ни была, он не желал бы никакой другой истории для своего народа.
Национальное самосознание, вероятно, утвердит и сегодня пушкинский ответ на проклятый вопрос: "КТО МЫ В ЧЕЛОВЕЧЕСТВЕ?". Но сам-то вопрос даже после пушкинского ответа не исчезает, он остается мучительно открытым. Ответ на вопрос "кто мы?" во все времена давался на основе признания исключительности предназначения России (торжество православия, спасение Европы от монголов, от разлагающего рабства денег, от эксплуатации и неравенства, от фашистского порабощения).
"Мы живем трудно и скудно, но страдаем не зря: мы прокладываем дорогу к светлому будущему, идем впереди, прикрываем других собой, это наша мораль и наша гордость", - таково содержание нашего мироощущения. Это представление было фактом общественного сознания, оно работало.
И вот к 90-м вдруг обнаружилось, что изучать забастовки и рабочие движения можно не только в Италии и Англии, а межобщиные конфликты - в Пенджабе и Ольстере. Что иностранное слово инфляция нам понятно и вполне даже русское. Что мафия, рэкет, бизнес - стали столь же общеупотребительными словами как и райком, партбюро, овощебаза. Обнаружилось также, что "глобальные процессы" могут взрываться не где-то в Сан-Пауло, а в Чернобыле, Свердловске или Баку.
И в этой панораме открылось вдруг, что мы - это не центр мировой системы, а страна, которая не в состоянии себя ни прокормить ни одеть. Начались холодные жестокие будни истории.
Почему же столько всего сразу и вдруг? Все дело в том, что и не сразу и не вдруг, начиная от П. Я. Чаадаева до А. Д. Сахарова шла напряженная борьба за судьбу России. А поскольку писатель в России становился не только художником, но и философом, историком, социологом, то порой художественные произведения рассказывали об истории больше, чем профессиональные историки.
Но и художественные тексты у нас имеют судьбы. Один иг советологов Америки как-то заметил, что "Русские славятся умением переписывать свою историю". Над этим заявлением стоит поразмышлять. В начале нашего семидесятитрехлетнего существования отдельные критики и историки литературы призывали то "сбросить с корабля истории" всех классиков, начиная с А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого, то вычеркнуть из школьных программ Ф. М. Достоевского, И. Бунина и А. Ахматову, то упрятать книги М. Булгакова, М. Зощенко, Е. Замятина и другие, подобные. им. Шли годы, но среди писателей все продолжали появляться опальные литераторы. С войне школьники читали книги Б. Полевого, В. Кожевникова, А. Первенцева, а рядом где-то ждали читателя, произведения В. Быкова, Ю. Бондарева, Г. Бакланова. Книги новоопальных поэтов, как по команде, исчезали и столь же неожиданно появились сейчас. Еще вчера мы мало что знали о литературных именах В. Некрасова, В. Аксенова, Б. Пастернака, А. Солженицына.
После того, как в журнале "Октябрь" в 1988 г. (N 1-4) был опубликован роман "Жизнь и судьбе", вновь вспыхнула литературная звезда советского писателя Василия Семеновича Гроссмана.
Пробелы, которые взялся почти тридцать лет тому назад разрешить писатель, осмысляются только теперь. Не случайно критик А. Аннинский отмечал, что Гроссман "ушел вперед. Мы только теперь созрели, чтобы обнародовать, понять и принять правду этой книги. Поэтому роман и не кажется устаревшим. Он и сегодня выходит все еще вовремя".1) Вот почему программа по литературе для 11-го класса, выпущенная в Москве, рекомендует это произведение в списке для чтения по выбору учителя и учащихся.
Некоторые учителя предлагают изучать роман в 10 классе, после изучения "Войны и мира" Л. Н. Толстого.2) Думается, что знакомиться с многопроблемным и "тяжелым" для осмысления произведением В. Гроссмана целесообразнее все же в 11-м классе, когда уже сложится представление о трудной судьбе советской литературы, когда выпускники познают произведения В. В. Маяковского и Е. Замятина, Н. Островского и М. Булгакова, А. Фадеева. Все познается в сравнении, в таком сочетании авторы широко представят картину советского образа жизни нашего народа. После изучения "Молодой гвардии" можно попробовать исследовать взгляд на войну Гроссмана. Одновременно осуществляется еще одна задача учителя: повторение "Войны и мира" Л. Толстого, поскольку параллели здесь очевидны.
Объем произведения внушителен, количесто текстов для работы в классе, вероятно, и сейчас недостаточен. Это, конечно же осложнит работу учителя. Однако следует иметь в виду, что после скрупулезного обзора учителем всего произведения можно остановиться на анализе отдельных проблем, разрешаемых писателем: судьба народа в произведениях В. Гроссмана и Л. Толстого; проблемы взаимоотношений государства, общества и отдельного человека; "Жизнь - это свобода..." и т. п. В менее подготовленных классах изучаемые вопросы могут быть проще: как изображает писатель коллективизацию и какие вопросы в связи с этим возникают у читателя? Что общего в изображении коллективизации в романе М. Шолохова "Поднятая целина" и Гроссмана "Жизнь и судьба". Что нового о коллективизации мы узнаем из произведения Гроссмана? Каким представлен автором сталинский геноцид? Как передается тема насилия в письме матери Штрума?
Для обсуждения романа удобнее применить МЕТОД КОЛЛЕКТИВНОГО АНАЛИЗА.
ЗАДАЧА УЧИТЕЛЯ - помочь учащимся в освоении ими мысли автора о величии и традиции народа, побеждающего фашизм, о трагедии времени и беззакония.
ЦЕЛЬ УРОКА будет зависеть от выбора учителем отдельных фрагментов для анализа или романа в целом. В настоящей работе представлены возможные варианты анализа отдельных проблем, которые вкупе составят приблизительно полный охват романа в целом.
МАТЕРИАЛ К ЗАНЯТИЮ. (Вопросы для анализа выделены петитом).
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
В. Гроссман родился в городе Бердичеве в 1905 году в семье инженера-химика. Мать преподавала французский язык. Окончив в 1924 г. Киевское реальное училище, юный Гроссман учился на химическом отделении физико-математического факультета Московского государственного университета. С дипломом инженера-химика в 1929 году он уехал в Донбасс, где работал в Макеевском научно-исследовательском институте по безопасности черных работ и заведовал лабораторией пыли и газа на самой глубокой шахте "Смолянская - II".
В Донбассе В. Гроссман начал писать художественную прозу. Но публиковать свои произведения не спешил, был очень требователен к себе, не считал, что написанное достойно быть напечатанным.
В 1932 г. Гроссман заболел туберкулезом, по совету врачей возвращается в Москву, где два года спустя в "Литературной газете" появился его первый рассказ "В городе Бер-дичеве". Его сразу заметил М. Горький, вызвал его к себе и после долгой беседы посоветовал всерьез заняться литературой.
Сюжет рассказа сводиться к взаимоотношению двух судеб. Женщина-комиссар Вавилова в разгар боев вынуждена рожать в Бердичеве, входившем в российскую черту оседлости. Младенца она оставляет в семье местного многодетного еврея-ремесленника, очень далекого от политических страстей, но хорошо знающего, что такое погромы и чем может обернуться пребывание комиссара под его крышей. Рассказ Гроссмана о том, как поняли и приняли друг друга такие социально разные люди.
В 1962 году по мотивам этого рассказа режиссер А. Аскольдов снял фильм, в котором во всем блеске своего таланта предстали Н. Мордюкова и Р. Быков. Только в 1989 году чудом сохранившемуся экземпляру пленки было разрешено, наконец, предстать на суд зрителю. Фильм называется "Комиссар" и в соседстве с заголовком повести раскрывается мысль автора: сила порыва революционеров и мудрость народа, "выводимого революцией из политической, социальной и национальной оседлости"2), составляют единое целое.
В альманахе Горького "Год шестнадцатый" вскоре появилась написанная Гроссманом в Донбассе повесть о шахтерах с немецким звучанием "Глюкауф". Так напутствуют друг друга, спускаясь в шахту немецкие шахтеры, желая счастливого возвращения наверх.
Потом появился роман "Степан Кольчугин", сделавший писательское имя Гроссмана известным всей стране.
В первые дни войны писатель отправляется на фронт, став одним из самых читаемых корреспондентов "Красной звезды". При первой военной аттестации ему было присвоено звание интенданта II ранга, а в 1943 году он уже носит погоны подполковника.
Военная судьба бросала В. Гроссмана по разным участкам фронта. Но главным для него был и остался на всю оставшуюся жизнь - Сталинград. Там он пережил все, от горечи поражений, трагедии и отчаяния горстки людей, прижатых к Волге сталью и огнем военной машины фашизма, до величайшей Победы.
По складу своего человеческого характера и по особенности литературного дарования Гроссман не был хватким бойким репортером, из тех, кто "с "лейкой" и блокнотом первыми врывались в города". Он был неспешным очеркистом, глубоким, вдумчивым, видевшим и умевшим показать читателю в каждом отдельном эпизоде войны судьбу человека, его роль и место и высокую значимость конкретных действий каждого во многомиллионом столпотворении войны. Для того, чтобы самому понять все это, ощутить войну чутьем солдата, писатель считал себя обязанным быть вместе с воинами в окопе, обороняемом от фашистов квартале полуразрушенного города, на плоту обстреливаемой переправы. Поэтому он всегда был честен.