Энергичное движение шло внутри страны. Население Лондона, государства в государстве, на протяжении жизни Шекспира, то есть в течение полувека, удвоилось, достигнув двухсот тысяч человек. Пусть некоторые города зачахли, утратив государственное и хозяйственное значение, но торговля и ремесла росли и распространялись по всей стране, и не только из-за притока умельцев-иностранцев, искавших на Британских островах убежища от религиозных преследований.
Ту эпоху английские историки называют "золотым веком", спеша добавить, что не весь же век был из золота и не все то золото, что блестит. Действительно, уже вскрылись в ту пору противоречия, которые в дальнейшем будут только нарастать, - противоречия прогресса. Каждое из новшеств, плодотворное и перспективное, имело и оборотную сторону, обходилось дорогой ценой. Если раскрепощение человеческой личности, гуманизм как идеология явились материалом шекспировских трагедий, то и все другие процессы оборачивались трагически. Так, государственное единение достигалось за счет беспощадного подавления всякого местничества, в особенности на границе с Шотландией или на острове Эйре, в Ирландии. Что же касается преуспеяния производственного и торгового, то его цена была образно определена задолго до Шекспира крупнейшим английским мыслителем-гуманистом Томасом Мором: "Овцы пожирают людей". Для расширения ткацкого дела, ради овечьих пастбищ богатые и родовитые землевладельцы урезали крестьянские участки, полностью присваивали угодья, считавшиеся общими, а то и вовсе сгоняли сельское население с насиженных мест. Крепостная зависимость в Англии была отменена еще в XIV веке, однако вместо рухнувших ограничений возникали новые перегородки, вместо старой феодальной крепости - новое, наемное рабство. Обезлюдевшие огороженные поля стали источником прекрасного шерстяного сырья, обездоленные люди пополняли ресурсы наивыгоднейшей, дешевой рабочей силы, на большую дорогу истории они вышли свободными в том числе, как сказал Маркс, ото всякой собственности.
Как ни потрясают нас мраком и кровью шекспировские трагедии, все же в них разве что косвенно и отдаленно отразился ужас "огораживаний", в ходе которых не только пастбищные поля обносились изгородями, но и вдоль дорог водружались виселицы: вчерашний земледелец становился бродягой, не пристроившегося бродягу объявляли "опасным" и за малейшую, нередко спровоцированную провинность пороли, клеймили, вешали. Удавившийся фермер, который упомянут у Шекспира в "Макбете", - это лить малый фрагмент той страницы английской истории, которая вписана в летописи человечества, по выражению Маркса, языком крови и огня.
Почему же Шекспир не представил всей устрашающей картины, хотя сам принадлежал к тому крестьянству, что переживало тяжелые времена? Да, конечно, за репертуаром его театра присматривал лорд-камергер и так называемая "Звездная палата", призванная искоренять всякую крамолу. Но причина, конечно, не только в этом. Суть, видимо, в том, что происходило и уничтожение, и расслоение крестьянства, а шекспировская семья оказалась, если так можно выразиться, на подъеме. Подъем и был пафосом его творчества. Шекспир покинул родной город, когда дела, преуспеяние его отца пошатнулись, но тот, кому довелось побывать в родных местах Шекспира, увидеть его город и сравнить дом, в котором он родился, с тем домом, который он приобрел позднее, смог воочию убедиться, насколько его жизненный путь шел в гору. Это не означает, разумеется, будто, сочиняя потрясающие трагедии, Шекспир тем временем спокойно делал свои дела. Напротив, уже незадолго до кончины он, защищая интересы земляков, вел тяжбу с неким предприимчивым господином, который решил "огородить" близлежащие общинные земли. Но в той тяжбе, как и в любой другой ситуации, насколько позволяют судить факты, Шекспир занимал особую позицию - в силу исключительного ума.
Семейные корни Шекспира уходили в сельскую среду, занимавшую, точно говоря, положение между простым крестьянством и низшим дворянством. С этой средой, сформировавшейся и пережившей расцвет примерно за сто лет до рождения Шекспира, в XIV-XV веках, связано представление о "старой веселой Англии". Это те самые "поселяне старого закала", вольные землепашцы, йомены, которых пожелал вызвать из прошлого Гулливер, когда ученые лапутяне предоставили ему такую возможность. Шекспир же видел этих людей в доме родственников матери. А отец его был уже горожанином, буржуа, бюргером, ремесленником и торговцем, он занимался кожевенным делом, а также приторговывал мясом и шерстью.
Расположенный на реке Эвон шекспировский городок Стрэтфорд находился на пересечении оживленных торговых путей, водных и сухопутных.
Выгоды такого местоположения затем перестали быть выгодами, и многие позднейшие путешественники стали жаловаться, что ехать в Стрэтфорд-на-Эвоне - значит свернуть с большой дороги. Подобно многим городкам и даже городам, утрачивающим свое значение, и Стрэтфорд, вероятно, мог бы захиреть, если бы в нем со временем не развивалась особая промышленность и коммерция - шекспировская. Шекспир глядит теперь на туристов с каждой вывески, а вот и мост, тот самый, по которому он когда-то отправился на поиски удачи, а потом вернулся в родные края.
Был ли в семье Шекспира кто-нибудь грамотным, мы пока не знаем, но его отец, занимая видное положение в городе, выбранный на должность вроде бургомистра, не имел ничего против, когда в Стрэтфорде выступали приезжие актеры. Известно даже, сколько было выплачено актерам по распоряжению городских властей; однажды им не только хорошо заплатили, их еще и угостили, а в другой раз дали всего один шиллинг: представление, видно, не понравилось.
Актеры посещали Стрэтфорд в течение ранних лет жизни Шекспира по меньшей мере двадцать четыре раза. Бывали среди них, пользуясь словами из "Гамлета", "столичные трагики" и комики, конечно, но главное лучшие, прославленные мастера сцены, в том числе и такие, которые потом будут играть вместе с Шекспиром его пьесы.
Соседями Шекспиров были Бербеджи, содержатели постоялого двора. Это в двух шагах от шекспировского "дома рождения", в чем легко убедиться, поскольку за четыреста лет Стрэтфорд мало изменился. Шекспир и Бербедж - те же имена стоят рядом, в списке одной и той же лондонской труппы. Картина складывается, стало быть, следующая театр в Лондоне, который так и назывался Театр, основали Бербеджи, отец с двумя сыновьями, а к ним присоединились братья Шекспиры и тоже стали поначалу актерами; один брат, младший, по имени Эдмунд, не перенес очередной эпидемии и был похоронен в Лондоне, а старший Уильям выдержал битву жизни до конца, вернулся на родину и завершил свой век, оставив после себя потомству целый им сотворенный мир и - "второй по величине дом" в городе.
Показывают в Стрэтфорде и школу, которую мог посещать Шекспир. Показывают даже парту, за которой он будто бы провел несколько лет. Но это, мягко говоря, реконструкция. Зато подлинными являются учебники, конечно, не те же экземпляры, но в принципе те самые, по которым учились в эпоху Шекспира и которые, соответственно, упоминаются в его пьесах: запомнились на всю жизнь.
Школа в Стрэтфорде, имевшая название Новой королевской, являлась "грамматической", иначе говоря, в ней учили читать и писать, при этом главным образом по-латыни. "Шекспир знал мало по-латыни и еще меньше по-гречески", - отозвался о нем современник. Но ведь все познается в сравнении, а этот современник, тоже драматург, Бен Джонсон, окончил школу наилучшую, столичную и на древних языках изъяснялся свободно. Но и у Шекспира, как установлено, учителя были неплохие, с университетскими дипломами, и они дали ему основы знаний по литературе, истории, географии, которые в дальнейшем он уже сам преумножал. Среди современников, собратьев по перу и сцене, Шекспир выглядит не хуже многих. Вот перед нами сводная анкета писателей тех времен, составленный исследователями список в две сотни человек, с указанием происхождения, образования и какого-либо сопутствующего рода занятий. Лирические поэты - преимущественно аристократы с университетским образованием (поэзия для них - занятие досуга); некоторые профессионалы, зарабатывающие литературным трудом, также являются "университетскими умами", но они, как трагедиограф Кристофер Марло, тоже из ремесленников, сын сапожника, получали дотацию. Некоторые - и вовсе без формального образования. Так что Шекспир, сын кожевника, ученик Новой королевской школы, предстает фигурой вполне характерной: типичное для литературно-театральной среды происхождение, типичное образование, словом, распространенная судьба.
Пишущую братию, пишущую ради хлеба насущного, тогда, как правило, называли нищей. Не много зарабатывали и обычные актеры. Лучше приходилось тем, кто умел и сочинять, и выступать на сцене, и сверх всего входил в число владельцев театра. Положение Шекспира было именно таково, и хотя эту позицию завоевал он не сразу, вступил он на путь творчества, надо полагать, не только по вдохновенному порыву.
Шекспир ушел из Стрэтфорда, когда у него самого уже была собственная семья, трое детей Ранний биограф от старожилов слышал, что "он имел обыкновение раз в году бывать в родных краях". Похоже, приносил оброк. Но все же на несколько лет после ухода из Стрэтфорда Шекспир исчезает из поля зрения исследователей, тут и тянется "темная" (для нас) полоса, заполненная преданиями и догадками. Первые собиратели Шекспирианы записали, будто он браконьерствовал и попался в заповедном лесу, что он давал уроки "где-то в округе", что присоединился к странствующим актерам... Одно другого не исключает, и, как уже отмечено, некая основа у таких рассказов, вероятно, имеется. Но вот что обращает на себя внимание уже как факт: мы видим Шекспира в Лондоне среди земляков (они ставят его пьесы, и его поэмы публикует издатель родом тоже из Стрэтфорда)3. Поэтому вполне разумным кажется предположение, что путь Шекспира в Лондон - это уход на заработки, не романтическое бегство, а попытка поправить свои дела. После того, как он испробовал различные способы, Шекспир, видимо, решил действовать в силу склонности, о которой старожилы ранним шекспироведам тоже поведали, а именно - "природной склонности к поэзии и актерству".