Смекни!
smekni.com

Пушкин и Достоевский о жизни и смерти («Гробовщик» и «Бобок») (стр. 1 из 4)

А. П. Власкин, Магнитогорск

Два произведения, которые нас интересует, разные исследователи называли не просто очень сложными, но прямо «загадочными». Есть и общие черты в оценках «Гробовщика» и рассказа «Бобок». Например, оба они считаются ярко сатирическими, и в то же время в них почти отсутствует элемент комического. Добавлю от себя, что в обоих произведениях использована форма «сна», и оба центральных персонажа сталкиваются с миром мертвых. Это пока еще чисто внешние черты сходства (о других будет сказано ниже), но они позволяют сопоставить оба произведения на общей основе, чтобы выявить неочевидные различия в проблематике и в художественных особенностях.

Будет целесообразным начать с традиционного подхода, то есть остановить внимание на каждом произведении порознь с использованием уже наработанного в науке опыта их рассмотрения. Прежде всего: как понимали пушкинского «Гробовщика», и что можно к этому добавить?

С.Г.Бочаров в статье «О смысле «Гробовщика»» отмечает существенную эволюцию героя - от нравственной виновности к полному «просветлению» в финале. Последняя фраза в статье: «…неявность случившегося, неявность происходящего для героя повести и как бы для самой повести вместе с ним составляет главное в «Гробовщике» и самую соль его (как бы неявного тоже) смысла» (курсив С.Бочарова)1.

А случилось, по мнению исследователя, неявное облагораживание души героя. Н.Н.Петрунина приходит к существенно иным выводам о смысле пушкинской повести. Прежде всего, она выделяет в подтексте произведения философский план. Кроме того, она рассматривает содержание «Гробовщика» в прямой взаимосвязи с мотивами других творений Пушкина самых разных жанров («Труд», «Моцарт и Сальери», «Евгений Онегин» и др.) и видит в них не только общую проблематику, но, например, игровую стихию, эпизм и т.д.2

Присутствие в повести символики «жизни-смерти» исследовательница отрицает и считает, что в «Гробовщике» всё проще и в то же время глубже. Пушкин, по её мнению, всегда подчеркивал - и делает это вновь в рассматриваемом произведении - своё уважение к разным сословиям и людям труда. Поэтому речь в повести идёт об уважении к герою и его мрачной профессии. В гробовщике, по мнению Петруниной, автор видит главным образом «человека», а в более глубоком философском плане - в «малом» обнаруживает «всеобщее»3.

Мотив вины героя за его заботы о выгоде своей мрачной профессии отмечает - вслед за Бочаровым - и Петрунина. Но все-таки вывод такой: «Смысл повести Пушкина в том, что скромный её герой не исчерпывается своим ремеслом, что в гробовщике он прозревает человека».

Оба исследователя опираются непосредственно на текст повести (и других произведений) и в ходе анализа делают множество интересных наблюдений. Оба убедительно обосновывают своё прочтение этого произведения - между прочим, в полемике с достаточно категоричным мнением Н.Я. Берковского о смысле пушкинского произведения4 .

Само по себе показательно, что в двух работах повесть анализируется с использованием различных точек зрения, и обе оказываются полезны для понимания повести Пушкина.

Нам кажется, что определять смысл «Гробовщика» нужно с учетом проблематики цикла повестей в целом. Пожалуй, наиболее близким по духу этой повести является «Станционный смотритель». Раз уж социальный план, как известно, значим для всего пушкинского цикла, то прежде всего показательно, что герои этих двух повестей связаны и своим социальным положением. Оба - представители типа «маленького человека». Хотя один - мелкий чиновник, а другой - ремесленник, но для обоих жизнь полна забот о пропитании. Обоим приходится терпеть обиды от окружающих, потому что они - люди зависимые от своего труда.

Конечно, неприятно видеть, как человек заботится о том, чтобы заработать на чужой смерти. Но заработок этот ему, гробовщику Адрияну Прохорову, необходимым для жизни. И потому можно согласиться с Петруниной в том, что в повести следует искать выражение авторского сочувствия этому ремесленнику, а не подчеркивание его «нравственной вины».

Обратим внимание на многозначительные детали. В первом же абзаце, при описании жизненного «порядка», который устанавливается в новом доме (как и в прежнем жилище), читаем: «...кивот с образами, шкап с посудою, стол, диван и кровать заняли им определенные углы в задней комнате; в кухне и гостиной поместились изделия хозяина: гробы всех цветов и всякого размера, также шкапы с траурными шляпами, мантиями и факелами. Над воротами возвысилась вывеска /.../ с подписью: «Здесь продаются и обиваются гробы простые и крашеные, также отдаются напрокат и починяются старые» (с.78) 5. Понятно, что не от хорошей жизни установился такой порядок, когда мрачное ремесло и его плоды вытесняют хозяев из гостиной и даже из кухни - в заднюю комнату. Пушкин как бы подсказывает нам уже в начале повести, что заботы о заработке у таких людей, как Адриян, отодвигают всё остальное на задворки жизни. Вспоминается при этом и Самсон Вырин, дом которого тоже совмещал в себе жилище и служебное помещение. Вспомним, что станционному смотрителю нередко приходилось простаивать в сенях, пережидая гнев произжающих.

Можно было бы привести еще другие примеры описаний, в которых Пушкин подчеркивает нужду и социальную приниженность гробовщика. И в этих описаниях всё яснее становится проводимая параллель жизни и смерти. Жизнь и смерть в повести постоянно сопоставляются, меняются местами, как бы взаимно отражаются друг в друге. Но важнее в этом сопоставлении, мне кажется, не общий философский смысл, а конкретный, социально-психологический. Не вообще «жизнь», а именно «такая жизнь», как у Адрияна, уподобляется постоянно смерти. Не случайно, и начинается повесть с описания «переселения» гробовщика со всеми пожитками на новое место жительства. И это переселение очень похоже на похороны. Как будто вся жизнь этой семьи проходит на «похоронных дрогах», на которых хозяин вынужден возить свои «пожитки».

В жизни Адрияна нет ярких, запоминающихся событий - то есть как раз того, чем характерна (по крайней мере должна быть характерна) всякая человеческая жизнь. Она проходит у него скучно и серо, в мелких заботах и труде. Даже новый домик он покупает в расчете на будущий заработок, как бы за счет ожидаемой смерти купчихи Трюхиной.

Центральное событие повести - посещение Адрияна его клиентами, мертвецами. Оно же остаётся единственным ярким событием из всех, описанных в произведении. Но это яркое событие, как и сопровождающую его редкую удачливость в делах, автор переводит в «сон». Лишь во сне всё у Адрияна может идти гладко; лишь во сне он получает благодарность за свой труд. Но эта благодарность его ужасает, потому что с ней приходят к нему мёртвые.

Можно заметить, что «сон» Адрияна совмещает то, что в реальности лишь соседствует и сопоставляется, - жизнь и смерть. Сон «открыл глаза» гробовщику на то, о чем в реальной жизни он не может сам догадаться, но что должен понять - с помощью автора - читатель повести: жизнь у гробовщика, как и у многих других бедных ремесленников и вообще бедных людей, слишком походит на смерть.

Обратим внимание, что Пушкин проводит эту мысль, используя самые разные художественные средства, в том числе цветовой колорит. И при этом, например, использует жёлтый цвет именно в том значении, в каком этот цвет широко использовал позднее Достоевский 6 (может быть, не без влияния Пушкина). У обоих писателей этот цвет противопоставлен ярким краскам жизни и служит знаком уныния, убогости, безжизненности. У Пушкина это так, по крайней мере, в повести «Гробовщик», где жёлтый упоминается чаще всех остальных цветов (повесть вообще очень бедна цветовым колоритом), а именно - пять раз.

Я не могу согласиться с мнением С.Бочарова, будто бы новый домик Адрияна был «нарочито весёлого цвета - жёлтый»7. «Жёлтыми», правда, были и новые башмаки у дочерей Адрияна. Но «жёлтая будка» чухонца Юрко (будочника) никак не укладывается в понятие «весёлого». И наконец, дважды жёлтый цвет упоминается в описании сна Адрияна и оба раза - для обрисовки покойников: «Покойница лежала на столе, жёлтая как воск»; «комната была полна мертвецами. Луна сквозь окна освещала их жёлтые и синие лица» (с. 82, 83).

Итак, во сне Адриян понимает, что жизнь его слишком близка смерти и прямо похожа на неё. Не случайно покойники ему приветливо кланяются - они как бы признают его за «своего» и даже не в претензии за некоторые его мошенничества на похоронах. Сгоряча он пригласил их к себе на новоселье. И для него, и для них - это нормально (хотя для читателей и для автора - противоестественно). Но Адриян ужаснулся, «взбунтовался», поднял руку на радушного покойника-гостя - и остальные недовольны: «Между мертвецами послышался ропот негодования; все /.../ пристали к Адрияну с бранью и угрозами» (с.84). Покойники недовольны тем, что он нарушил предполагаемую логику их связи, погнушался дружеских, чуть ли не родственных объятий одного из них, и они вступились за свою честь.

Адриян пригласил покойников на новоселье. А сам он на следующий день должен идти на именины к частному приставу - должен «уважить», как уважили его собственные «клиенты». Ведь и сам он - тоже «клиент» пристава. Это немаловажная деталь.

Как Бочаров, так и Петрунина обращают внимание на эпиграф к повести: «Не зрим ли каждый день гробов, седин дряхлеющей вселенной?». Это две строчки из стихотворения Державина «Водопад». Смысл эпиграфа (как и повести в целом) исследователи объясняют по-разному. Петрунина, например, считает, что в державинском тексте Пушкина привлекло противопоставление, контраст обыденного и космического («седины вселенной»). Мне кажется, более прав Бочаров, который считает, что эпиграф задает противопоставление «жизни с ее радостями» и смерти. Но исследователь комментирует это противопоставление в соответствии со своим пониманием повести, в философском плане.

Обе точки зрения не учитывают возможное ироническое значение эпиграфа. Если в добавление к философскому значению добавить социологическое, то откроется иронический смысл: жизнь героя повести, которая должна контрастировать со смертью, на самом деле пуста и закрыта от радостей подлинной человеческой жизни - как смерть. То есть слышится иронический голос автора: какие уж тут радости? какая же это жизнь?