Трактовка предназначения поэта у Фета романтическая: истинный поэт – избранник ("певец <…> избранный"), творчество самодостаточно ("венец"-венок – метафора награды – это сам его дар). Этот мотив восходит к пушкинской трактовке поэтического дара и служения ("Поэту", "Поэт и толпа", "Я памятник себе воздвиг нерукотворный…"). Стихотворение "Я памятник себе воздвиг нерукотворный…" завершается – вопреки поэтической традиции, восходящей к оде Горация "К Мельпомене", - обращением к Музе не требовать "венца" - награды. Фетовский поэт обладает "венцом" изначально: это его дар.
В стихотворении Фета, в отличие от пушкинского, "избранный певец" и "я" автора прямо не отождествлены, однако принадлежность автора к "избранным" подразумевается. Фет оценивал свое место в современной ему русской поэзии очень высоко: ""Надо быть совершенным ослом, чтобы не знать, что по силе таланта лирического передо мной все современные поэты в мире сверчки" (письмо Н.Н. Страхову от 27 мая 1879 г.).
Показательно, что Фет предлагал включить в торжество празднования пятидесятилетия своей поэтической деятельности вручение лаврового венка графиней А.А. Олсуфьевой, возглавляющей группу московских дам.
В фетовском стихотворении также присутствует мотив очищающего значения поэзии как средства выразить мучения, тягостные чувства – и этим освободиться от них: "дать сладость тайным мукам". Есть в нем, хотя он занимает периферийное место, и любимый Фетом мотив невыразимого; "избранный певец" способен "шепнуть о том, пред чем язык немеет". Глагол "шепнуть" в значении ‘выразить, навеять некие тонкие смыслы и чувства’ восходит, вероятно, к поэзии В.А. Жуковского; ср.: "Шепнул душе привет бывалой" ("Песня" ("Минувших дней очарованье…").
Образная структура
Образная структура стихотворения характеризуется антитезами и оксюморонами. Ключевая антитеза "мир идеальный – мир земной", воплощенная посредством противопоставленных метафорических образов "этого" (его приметы - "наглаженные отливами пески", обозначающие однообразие, недолговечность и бесплодность; "отлив" как духовный упадок) и иного миров – "берегов" (его черты – принадлежность к "вышине", "цветение", "ветр", символизирующий веяние поэтического духа). Образ "ладьи живой", вероятно, восходит к лирике Ф.И. Тютчева: это строка "Уж в пристани волшебной ожил челн" из стихотворения "Как океан объемлет шар земной…". Эти метафорические образы предвосхищают образность русского символизма, в частности символику лодки и берегов в "Стихах о Прекрасной Даме" А.А. Блока.
Оксюмороны или "полуоксюмороны", призванные выразить парадокс поэзии, существующей в земном пространстве, но причастной вечности: "Упиться вдруг неведомым, родным", "Шепнуть о том, пред чем язык немеет", "Усилить бой бестрепетных сердец" и в какой-то степени "Дать жизни вздох" (с точки зрения логики, если жизнь существует, она уже наделена "вздохом").
Поэтический словарь стихотворения отчетливо и намеренно архаичен, он напоминает стихотворную лексику эпохи В.А. Жуковского и А.С. Пушкина: "сон" как метафора жизни, "сладость", "певец" в значении ‘поэт’, "венец" в значении ‘венок’". Нарочито архаичен поэтический "ветр" вместо обыкновенного "ветер"; оттенки значения у этого поэтического понятия (концепта) в фетовском стихотворении восходят к поэзии В.А. Жуковского с ее семантикой "веянья"; полуметафорический "ветер" встречается и у самого Фета: ("Ах как пахнуло весной, / Это наверное ты!" - "Жду я, тревогой объят…", 1886). Оксюморон "неведомым, родным" напоминает "полуоксюморон" В.А. Жуковского, также составленный из субстантивированных прилагательных и причастий (прилагательных и причастий в функции существительных) "о милом сладостном и скорбном старины" ("Невыразимое"), "И под воздушной пеленой печальное вздыхало" ("Вадим"), "давнишнего привет", "прекрасное, отжившее", "И Верная была незримо с нами" ("Цвет завета"). Ориентация Фета на поэтический словарь этой традиции придает стилю стихотворения особенные оттенки значения: одновременно "классичность" (в значении соотнесенность в признанными поэтическими текстами) и "романтичность" (В.А. Жуковский значим для Фета именно как романтик, певец "невыразимого").
Метр и ритм. Синтаксическая структура. Рифма
Стихотворение написано пятистопным ямбом с чередующимися женскими и мужскими окончаниями стихов. В фетовское время пятистопный ямб преимущественно употреблялся в лирике с "элегической и смежной с ней тематикой" (Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М., 1984. С. 167). Но от элегии в фетовском стихотворении осталось немногое – мотивы тоски повседневного существования и отчуждения от жизни, переоценка прожитого.
Метрическая схема пятистопного ямба: 01/01/01/01/01 (в нечетных строках стихотворения Фета за последней, пятой стопой следует наращение в виде безударного слога).
Отличительные особенности синтаксиса стихотворения – повторы начальных слов в нескольких строках (анафоры), элементы синтаксического параллелизма, череду инфинитивных предложений – Б.М. Эйхенбаум объясняет установкой Фета на музыкальность стиха: "Естественно ожидать, что при своих тенденциях к построению музыкальных периодов, основанных не мелодическом нарастании, Фет должен избегать обычных логических форм и стремиться к образованию (интонационного. – А. Р.) подъема <…> лишь при помощи системы повторений и параллелизмов". В этом стихотворении "нарастание создается непрерывным синтаксическим параллелизмом, повторением формы "инфинитив + его дополнение" в простом и осложненном другими членами виде". Как замечает исследователь, "сильные нечетные строки ("О д н и м толчком… О д н о й волной…") чередуются с более слабыми четными. Сравнительной своей слабостью особенно выделяется вторая строка, занятая второстепенными членами и потому лишь примыкающая к первой как ее продолжение. <…> В первой и третьей строфах мы имеем полный синтаксический параллелизм (одним толчком согнать – одной волной подняться); в четвертой инфинитив уже выдвинут на первое место. Следующая строфа не имеет анафор в четных строках и не членится на два периода – она образует <…> тип повышения к третьей строке".
В синтаксический параллелизм вносится разнообразие благодаря инверсии во второй строке по сравнению с первой: "О д н и м т о л ч к о м согнать л а д ь ю ж и в у ю - т о с к л и в ы й с о н прервать е д и н ы м з в у к о м". Во второй строфе "создается впечатление возврата к начальной форме (содержащейся в первой строке первой строфы. – А. Р.), но в то же время инверсия делает первую строку второй строфы более напряженной и реализует интонационный подъем. Во второй строфе мы находим еще одну инверсию – и именно там, где необходимо создать интонационный апогей: "дать жизни в з д о х - дать с л а д о с т ь тайным мукам" (асb – abc)".
Своеобразие синтаксического рисунка стихотворения создается прежде всего благодаря колебаниям позиции инфинитивов в строках – с постепенным утверждением неопределенных форм глаголов в сильной позиции – в начале строк (Эйхенбаум Б. Мелодика русского лирического стиха. Петербург, 1922. С. 190-193).
Был ли Фет романтиком?
Как уже упоминалось, оба стихотворения Фета принято считать поэтическими манифестами Фета-романтика. Характеристика Фета как романтического поэта почти общепризнанна. Но есть и иное мнение: "Кажутся сомнительными распространенные идеи о романтическом в своей основе характере лирики Фета. Будучи таковой по психологическим предпосылкам (отталкивание от прозы жизни), она противоположна романтизму по результату, по осуществленному идеалу. У Фета практически отсутствуют характерные для романтизма мотивы отчуждения, ухода, бегства, противопоставления "естественной жизни искусственному бытию цивилизованных городов" и пр. Фетовская красота (в отличие, скажем, от Жуковского и, впоследствии, от Блока) полностью земная, посюсторонняя. Одну из оппозиций обычного романтического конфликта он попросту оставляет за границей своего мира. <…>
Художественный мир Фета однороден" (Сухих И.Н. Шеншин и Фет: жизнь и стихи. С. 40-41]. При характеристике антитез, оппозиций, выражающих представление о двоемирии, как признака романтизма И.Н. Сухих ссылается на книгу Ю.В. Манна "Динамика русского романтизма" (М., 1995). Между тем разграничение мира идеального и мира реального в поэзии, относимой к романтической, совершенно не обязательно имеет характер жесткой антитезы; так, на единстве мира идеального и мира реального делали акцент ранние немецкие романтики (ср.: Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. С. 146-147).
Представление об отсутствии в поэзии Фета дисгармонии, разлада, о ее мажорном тоне широко распространено, хотя обычно так аттестующие стихотворца не делают из этого вывода о его чуждости романтизму. По словам В.Л. Коровина, "поэзия Фета – ликующая, праздничная. Даже трагические его стихи несут какое-то освобождение. Едва ли у какого еще поэта найдется столько "света" и "счастья" – необъяснимого и беспричинного счастья, которое у Фета испытывают пчелы, от которого плачут и сияют листы и былинки. "Безумного счастья томительный трепет" – этими словами из одного раннего стихотворения обозначено господствующее в его лирике настроение, вплоть до самых поздних стихов" (Коровин В.Л. Афанасий Афанасьевич Фет (1820-1892): очерк жизни и творчества // http://www.portal-slovo.ru/rus/philology/258/421).