Обреченный на творческое молчание в создавшихся трудных условиях, Замятин обратился с письмом к И. В. Сталину с просьбой выехать за границу.
Решение это далось ему нелегко. Он прекрасно отдавал себе отчет, что там, по его собственным словам, "в реакционном лагере", ему будет тяжело уже в силу бывшей принадлежности РСДРП(б) и перенесенных в царское время репрессий, что там будут смотреть на него "как на большевика" и т. д. Но иного выхода он просто не видел. При посредстве Горького Советское правительство удовлетворило его просьбу.
Он любил новую Россию, можно сказать, жил ею, но свой писательский долг и долг гражданский видел не в сочинениях хвалебных од, а в обращении прежде всего к болевым точкам времени с помощью острой критики и горькой правды.
Замятин не был эмигрантом (в том смысле, в каком эмигрантами, изгнанниками оставались "непримиримые", выехавшие из России в результате Октябрьской революции и гражданской войны). Покидая Россию, он определенно надеялся вернуться и жил в Париже с советским паспортом. Первое время даже посылал секретарю "Издательства писателей в Ленинграде" З. А. Никитиной (лет тридцать назад она показывала мне его письма) деньги на оплату своей квартиры. Когда в Париже в 1935 году открылся Конгресс деятелей культуры, Замятин входил в состав советской делегации.
Замечательный русский писатель, он не был и тем беспросветным пессимистом, каким его часто пытаются изобразить (основанием для чего, попятно, может служить его горькая антиутопия "Мы"). В позднем эссе, озаглавленном "О моих женах, о ледоколах и о России", он выразил и свое отношение к Родине, и веру в провиденческий характер того, через что она прошла, и, преодолевая застой и сопротивление, двинется, движется дальше:
"Ледокол - такая же специфически русская вещь, как и самовар. Ни одна европейская страна не строит для себя таких ледоколов, ни одной европейской стране они не нужны: всюду моря свободны, только в России они закованы льдом беспощадной зимой - и чтобы не быть отрезанным от мира, приходится разбивать эти оковы.
Россия движется вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь - неровный, судорожный, она набирается вверх - и сейчас же проваливается вниз, кругом сюит грохот и треск, она движется, разрушая".
Эти слова воспринимаются сегодня как ободряющий сигнал, который посылает нам Замятин, - через ледяные торосы и пайковый лед скованных суровым морозом десятилетий.
Список литературы
Замятин Евг. Автобиографическая заметка. - В сб. "Литературная Россия". Сборник современной русской прозы. Т. 1. "Новые вехи". М., 1924, с. 69.
Сб.: Книга о Леониде Андрееве. Пб., нзд-во Гржебина, 1922, с. 123.
3амятин Е. - В сб.: "Как мы пишем". Л., Изд-во писателей. 1930, с. 73.
Архив А. М. Горького, т. IX, с, 201.
Там же, т. XII, с. 218.
"Ежемесячный журнал". Пг., 1914, N 12, с. 83, 84.
"Новый журнал для всех". Пг., 1916, N 4-6, с. 59.
"Журнал журналов". Пг., 1916, N 7, с. 6-7.
"Летопись". Пг, 1916, N 3, с. 263.
Воронский А. Евгений Замятин. - В сб.: "Литературные типы", "Круг". М., 1927, с. 20.
Федин К. Горький среди нас. Картины литературной жизни. М., "Молодая гвардия", 1967, с. 77.
Горький и советские писатели. Неизданная переписка. Литературное наследство, т. 70. М., 1963, с. 178.
Правдухин В. Литературная современность. 1920-1924 М., 1924, с. 42-43.
Машбиц-Веров И. Евгений Замятин. - "На литературном посту", 1927, N 17-18, с. 58.
Воронский А. Литературные типы, с. 35.
"Иностранная литература", 1988, N 4, с. 125.
Федин К. Горький среди нас. Картины литературной жизни, с. 77-78.
Отзыв 1929 года. Архив А. М. Горького (ИМЛИ).