Мы выделили в тексте те обороты, которые создают «остранение»: Толстой подчеркивает бутафорскую условность декораций (он делает главным словом в словосочетании «картины» и «дыру», а не «луну» и «монументы») и демонстрирует свое непонимание действия и действующих лиц («много людей в черных мантиях», «еще какие-то люди», «вероятно, царь и царица», «что-то металлическое», «что-то вроде кинжалов»). Вместе с этим он акцентирует нелепость и неприличие представления, упоминая как можно чаще о «голых ногах» актеров.
Наглядно предстает «остранение» в описании сцены военного совета в Филях. Он изображается – совершенно неожиданно – глазами шестилетней девочки Малаши. Детскость у Толстого выступает всегда синонимом простоты, непосредственности, а, следовательно, и истинности. Кутузов, изображенный Толстым, – родной всем русским людям человек, и это отражается в отношении к нему Малаши, про себя называющей его «дедушкой». В художественной концепции романа Кутузов как воплощение народного духа противопоставляется Александру, Наполеону, Бенигсену как носителям чуждых народу свойств. Девочка выступает в качестве судьи в споре Кутузова и Бенигсена и берет сторону Кутузова – конечно, совершенно бессознательно. В этом-то и ценность ее суда. Она ничего не понимает из того, что делается на совете, но своим детским, народным чутьем угадывает, где правда.
Так же, с помощью остранения, Толстой изображает батальные сцены. Первую встречающуюся нам в романе батальную сцену он показывает глазами Ростова, в первый раз очутившемся «в деле». Толстой мастерски передает психологию новобранца, вначале храбрящегося и готовящегося «рубануть», но вдруг неожиданно, после ранения в руку, превращающегося из нападающего в беспомощную жертву. Он не может понять, где он находится, где свои и чужие, наивно, как растерявшийся маленький ребенок, думает, что бегущие к нему по полю люди (в шинелях непривычного серого цвета) должны ему помочь и очень удивляется, когда один из них «проговорил что-то странное, нерусское». «''Что это за люди?" всё думал Ростов, не веря своим глазам. "Неужели французы?" Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. "Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?" – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. "А может, – и убить!"». И Ростов бежит от французов «с чувством зайца, убегающего от собак». Так непривычному к войне взгляду через страх открывается сущность войны как бесчеловечного убийства.
С помощью приема «остранения» Толстой может представить бессмысленным и «фальшивым» любое действие, и он пользуется им беспощадно, срывая маски с обряда посвящения Пьера в масоны, с придворных церемоний и парадов, с дипломатических переговоров и военных советов.
Разнообразие психологических приемов, используемых Толстым, тем не менее, создает цельную картину и концепцию человеческой натуры, глубоко продуманную автором и подкрепленную философскими размышлениями. С другой стороны, сами философские построения в романе неизменно отталкиваются от наблюдений за поступками и мыслями героев.