Но у цензуры, видимо, был свой резон. Должно быть, она чувствовала, что перевод Гнедича был невидимыми нитями связан с эпохой декабристского движения. Особенно отчетливо настороженное отношение к Гнедичу проявилось в цензурной истории сборника «Стихотворений» поэта, изданного им самим в 1832 году. «Дары небогатые строго-скупой моей музы» – так сам Гнедич назвал свои произведения в открывающей сборник пьесе «К моим стихам». Поэту, ранее с успехом издававшему Батюшкова, Жуковского, Пушкина, пришлось собрать свои творения лишь на исходе жизни. Сыграли ли свою роль всеобщая известность и литературный авторитет Гнедича или же он в какой-то степени использовал свои связи, но так или иначе после смерти Гнедича, в 1852 году, племянник и наследник его П.Д.Бужинский поднял вопрос о переиздании этого сборника, неожиданно возникли затруднения.
В своем докладе по делу «о дозволении г. Бужинскому на второе издание стихотворений покойного Н.И.Гнедича» цензор А.Крылов писал: «Стихотворения Гнедича высказывают во многих местах какое-то щегольство такими идеями, которых нельзя осуждать только в применении не к нашему положению и не к нашим понятиям, а по другому порядку вещей, другому времени и другим местностям. Автор сих стихотворений был эллинист, напитанный духом классических творений греческой литературы; потому ж, естественно, и в собственные произведения с особенною любовью и увлечением переносил такие идеи, которыми свойственно было дорожить и восхищаться древним грекам, выше всего ценившим республиканские добродетели. Таким образом, он весьма часто увлекался к прославлению вольности и свободы, выражая сочувствие к ним в местах очень многих… и называя даже иногда свободу – святою…называл Гомера пророком… О греческих царях и греческих тиранах выражался с особою жестокостию, озлоблением… и в уста «Перуанца», проклинающего испанское порабощение (в стихотворении «Перуанец к испанцу» - С.К.), вложил такие слова, в которых заключается собственно хула на бога христианского…» Особенно «неуместными» показались цензору два стихотворения. В «Эпиграмме»:
Помещик Балабан,
Благочестивый муж, Христу из угожденья,
Для нищих на селе построил Дом Призренья,
И нищих для него наделал из крестьян, –
По справедливому суждению цензора, «заключается острота над помещиком, разорившим своих крестьян благотворительными учреждениями». В стихотворении же «К кающейся грешнице», обращенном, кстати говоря, к адресату нескольких любовных стихотворений Пушкина А.А.Олениной, «неуместной» показалась «шутка над покаянием девицы, которой автор дает следующий совет:
Грешите каждый день, не каясь иерею,
Веселостью ума, любезностью своею;
И будьте по своим пленительным грехам
Вы первой грешницей меж петербургских дам».
В конце концов сборник был разрешен лишь решением товарища министра народного просвещения А.С.Норова, который сам был неплохим поэтом. Впрочем, два особо отмеченные цензором стихотворения во втором издании сборника были исключены. На большие купюры цензура не пошла, вероятно, приняв во внимание соображение А.Крылова: «В рукописи, вновь поступившей в цензуру, большая, по крайней мере, часть указанных мест должны была бы подвергнуться исключению на основании ценсурных правил. Но в книге, представленной к новому изданию по смерти автора, выпуск сих мест больше всего делает их заметными». [xxxiv]
Выход «Стихотворений» Гнедича стал его лебединой песнью. Большинство из вошедших в них пьеса создавались задолго до 1832 года: после 1825-го Гнедич уже почти не писал стихотворений. В прошлое уходила и та литературная среда, с которой была связана его лирика. Это хорошо почувствовал и выразил один из старинных знакомцев Гнедича, некогда сам переводивший древних поэтов, а теперь сменивший литературные занятия на портфель министра юстиции, Д.В.Дашков. Получив от Гнедича в подарок его «Стихотворения», 6 ноября 1821 года Дашков писал ему: «Буду с удовольствием перечитывать то, что с удовольствием читал в счастливые дни молодости. Я всегда любил введенный новыми поэтами обычай ставить при каждой пиесе время, когда она была написана. Давно минувшее оживает в воображении не только для самого сочинителя, но и для тех, кои его знали и делили с ним время. Но где многие из тогдашних друзей-товарищей? Где Батюшков, который свел меня с Вами, который, бывало, бежал сообщить мне всякое новое Ваше стихотворение?..» [xxxv]
Через три месяца после того, как были написаны эти строки, 6 февраля 1833 года, Оленин, Крылов, Жуковский, Пушкин вынесли тело Гнедича из его последней квартире в доме Оливье на Пантелеймоновской улице (ныне ул. Пестеля, 5), где поэт жил после ухода со службы в публичной библиотеке. Проводив Гнедича в последний путь, друзья похоронили его на кладбище Александро-Невского монастыря. А меньше чем через два года над могилой поэта был установлен памятник. Это гранитный монумент, стоящий на четырех ступенях Путиловского камня. На мраморном медальоне изображен портрет Гнедича, выполненный под руководством известного скульптора С.И.Гальберга. Над медальоном надпись:
Гнедичу,
Обогатившему
Русскую словесность
Переводом Омира.
А под ним стих из этого перевода:
Речи из уст его вещих сладчайшие меда лилися.
И еще два слова:
От друзей и почитателей.
Эпитафией Гнедичу стали по выбору Жуковского слова Гомера об ахейском мудреце Несторе. Сам же памятник действительно поставлен на средства друзей – Олениных, Крылова, Дашкова, Жуковского, Пушкина и других.
Интересно, что в наброске этого памятника, счастливо до нас дошедшем, была одна деталь, в самом памятнике не исполненная: чьей-то рукой набросанный профиль женщины. [xxxvi] И если вглядеться, можно узнать ее – это Екатерина Семенова…
Список литературы
[i] ИРЛИ. Р. 1. Оп. 5. № 56. Л. 10 об.
[ii] Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 421 – 422.
[iii] ГПБ. Ф. 777 (архив П.Н.Тиханова). № 1566. Л. 1.
[iv] Цветник. 1810. Ч. 7. № 9. С. 429 – 430.
[v] Вероятно, Семенова просила напечатать в «Северной пчеле» за подписью «Семенова» описание открытия созданного на ее средства Московского приемного дома, присланное ею Гнедичу раньше.
[vi] Актрисой А.М.Колосовой (пол мужу Каратыгиной), некогда соперничавшей с Семеновой в главных трагических ролях.
[vii] Мужу Семеновой князю И.А.Гагарину.
[viii] ИРЛИ. 84.
[ix] В Ахтырском уезде находилось имение Гнедича, в котором после смерти отца Ивана Петровича жила сестра поэта.
[x] Константин Бороздин, археологи, общий друг Гнедича и Батюшкова, совершивший в то время путешествие по России с целью изучения остатков древностей.
[xi] ИРЛИ. Р.1. Оп. 5. № 56. Л. 13 – 14.
[xii] Санкт-Петербургские вестник. 1812. Ч. 3. № 8. С. 131.
[xiii] ИРЛИ. Р.1. Оп. 5. № 56. Л. 21.
[xiv] Спис – копье (укр.)
[xv] Байрак – овраг (укр.).
[xvi] ЦГИА. Ф. 1093 (архив П.Н.Щеглова). Оп. 1. № 331. Л. 10.
[xvii] Санкт-петербургский вестник. Ч. 3. № 8.
[xviii] Батюшков К.Н. Соч. М., 1886. Т. 3. С. 111, 70; ИРЛИ. Р.1. Оп. 5. № 56. Л. 12; Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1972 год. Л., 1974. С. 89.
[xix] ИРЛИ. Р.1. Оп. 5. № 56. Л. 21 об.
[xx] Грибоедовская Москва в письмах М.А.Волковой и В.И.Ланской // Вестник Европы. 1874. Кн. 8. С. 630.
[xxi] ЦГИА. Ф. 1903. Оп. 1. № 331. Л. 2 – 4.
[xxii] ГПБ. Ф. 69 (Бестужев). Д.13. Л. 1 – 2.
[xxiii] ИРЛИ, 74. Впервые опубликовано: Баратынский Е.А. Полн. собр. соч. СПб., 1914. Т. 1. С. 234 – 235.
[xxiv] ИРЛИ, И.С. 118; ГПБ. Ф. 777. № 1594.
[xxv] ЦГАЛИ. Ф. 141. Оп. 1. № 223. Л. 7.
[xxvi] ИРЛИ, 80. Л. 1.
[xxvii] ЦНАЛИ. Ф. 141. Оп. 1. № 223. Л. 1.
[xxviii] ГПБ. Ф. 777. № 1591.
[xxix] ГПБ. Ф. 542 (архив Олениных). № 847.
[xxx] ГПБ. Ф. 197 (архив Н.И.Ггнедича). Оп. 1. № 7.
[xxxi] ИРЛИ. 13812. Л. 1.
[xxxii] Георгиевский Г.П. А.Н.Оленин и Н.И.Гнедич // Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук. Пг., 1915. Т. 91. С. 133, 135.
[xxxiii] ИРЛИ. 13812. Л. 3.
[xxxiv] ЦГИА. Ф. 777. Оп. 2. № 72, 73. В пересказе частично приводилось в «Русской старине» (1904. Т. 117. Кн. 1. С. 208).
[xxxv] ГПБ. Ф. 197. Оп. 1. № 42. Л. 3.
[xxxvi] ГПБ. Ф. 777. № 1555. Л. 8.