Итак, «Земля и море» - это все же действительно подражание Мосху-Кошанскому (хотя и отчасти переведенное на поэтический язык Батюшкова и вообще карамзинистов) и вполне идиллия (хотя и, разумеется, не древнего, а новоевропейского типа, в духе «фрагментов идиллий» А. Шенье), причем идиллия не столько Мосха, сколько самого Пушкина. То есть это «чисто пушкинская» [xlv] пьеса, свободно и ясно формулирующая идеальный план бытия поэта, полная приятия мира в его самых разнообразных проявлениях и являющаяся квинтэссенцией многих других пушкинских мотивов, развитых впоследствии. Более того, это еще и выраженная в формах «предметного мышления» (С.Л.Франк) своеобразная притча о красоте тихих, сдержанных чувств в противоположность бурным страстям, о том, как, пользуясь своей свободой, сохранить гармонические отношения с природой в самых разных ее состояниях и как обрести внутреннюю гармонию, просто оставаясь самим собой.
Список литературы
[i] Пушкин А.С. Полн. собр. соч. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. Т. II (2). С. 162. Далее ссылки на это издание в тексте с указанием номера тома римской цифрой и номера страницы арабской. Принадлежащим мне курсивом в тексте выделены слова (или части слов), имеющие соответствия в приведенном ниже тексте Н.Ф. Кошанского.
[ii] Цветы греческой поэзии, изданные Н.Ф. Кошанским. М., 1811. С. 341 – 342. Далее ссылки на это издание в тексте с пометой «Кошанский» (курсивом) и с указанием номера страницы в скобках. Впервые источник указан Л. Н. Майковым (Пушкин А.С. Сочинения. СПб.: Академия наук, 1899. Под ред. Л.Н. Майкова. Т. 1. С. 186 - 187 – примеч.) и – в гипотетической форме – П. Черняевым (А. С. Пушкин как любитель античного мира и переводчик древне-классических поэтов. Казань, 1899. С. 50 – 51).
[iii] Как явствует из библиографического указателя Е.В.Свиясова «Античная поэзия в русских переводах ХУ111-ХХ вв. (СПб., 1998. С. 74), к 1821 г. был опубликован лишь один перевод этого стихотворения: Куницкий П. Мосхова идиллия («Когда средь тишины приятной, безмятежной…») // Украинский вестник. 1816. Ч. 1. № 3 (Март). С. 349 – 351. Однако этот перевод не обнаруживает особого сходства с пушкинским переложением. Мог быть доступен Пушкину также и перевод К.П. Масальского, опубликованный только в 1825 году (Северные Цветы на 1825 год. СПб., 1825. С. 278 – 279), но датированный самим переводчиком при публикации 1820-м годом. Однако предположение об этом переводе как об основном источнике пушкинского стихотворения, однажды высказанное печатно (Лернер Н. Разъяснение о происхождении стихотворения А. С. Пушкина «Земля и море»: (Библиографическая попытка) // РА. 1899. № 11. С. 451), было снято самим Н. О. Лернером, убежденным комментарием в издании под редакцией Л. Н. Майкова (Пушкин А.С. Сочинения. СПб.: Академия наук, 1899. Т. 1. Примеч. С. 186 – 187) во влиянии перевода Кошанского. См.: Лернер Н. Еще о стихах Пушкина «Земля и море» // РА. 1899. № 12. С. 612.
[iv] Якубович Д.П. Античность в творчестве Пушкина // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 6. М.; Л., 1941. С. 133-134. Слово «Музы» во втором стихе Мосха появляется только у Кошанского, потому что почти во всех рукописях Мосха здесь стоит не имеющее смысла и требующее поэтому конъектуры μοισα; большинство филологов-классиков придерживаются чтения μοι γα мойга («мне земля <не мила>», а Кошанский избрал вариант μουσα («муза»). Этой экзегезы нет ни у К.Масальского, ни в появившемся вскоре после пушкинского переводе М. Загорского, но она присутствует также (возможно, не без влияния Кошанского) в переводе П.Куницкого. См. Приложения к настоящей статье.
[v] Отмечено Д.П.Якубовичем (Там же). Зависимость пушкинского стихотворения от переложения Кошанского еще заметнее, если обратиться к его черновым вариантам. В процессе работы над стихотворением Пушкин убрал другие близкие к переводу Кошанского места, например: «Я внемлю шуму смирных вод / Под темным явором долины». Правда, сходный вариант находим и у П.Куницкого: «А я под явором возлягу сеннолистным, / Склоню спокойно слух к потокам тихим, чистым».
[vi] Зарецкий А.Р. Об идиллии Пушкина «Земля и море» // Университетский Пушкинский сборник. М.: МГУ, 1999. С. 340 – 346. Далее ссылки на это издание в тексте с пометой «Зарецкий» (курсивом) и с указанием номера страницы в скобках.
[vii] Элиаш Н. К вопросу о влиянии Батюшкова на Пушкина // Пушкин и его современники. Пг., 1914. Вып. 19 – 20. С. 32.
[viii] Батюшков К.Н. Полное собрание стихотворений (Б-ка поэта. Большая сер. 2-е изд.). М.; Л., 1964. С. 114 – 115.
[ix] Показательно, что сам исследователь все же признает: «тема «Земли и моря» отнюдь не элегична: речь идет не о гнетущих переживаниях, а об избавлении от них». (С. 345)
[x] Греческое «τ`ον ’άγριον» означает «селянина», а не «пастуха». Именно так передано это слово как в современном переводе М.Е.Грабарь-Пассек, так и в предшествующем пушкинскому переводе К.П.Масальского (Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. Пер. и коммент. М.Е.Грабарь-Пассек. М., 1958. С. 167; Северные Цветы на 1825 г. С.278 – 279).
[xi] Тем не менее, стихотворение это обыкновенно печаталось в составе древнегреческих идиллий. Это же жанровое обозначение сохраняет и Кошанский, озаглавивший свой комментарий к нему как «Нечто о пятой идиллии» (С. 241 – 247). У него же отмечен и тот факт, что как «буколика» это стихотворение обозначено и в одной из рукописей Мосха. См.: Кошанский. С. 241.
[xii] Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. С. 220. В то же время идиллия эта рассматривается комментатором этого издания как своего рода прообраз новоевропейской идиллии: «Это – уже та искусственная, идиллическая в нашем смысле слова ситуация, которая в новой европейской литературе развилась в пастораль» (Там же. С. 314).
[xiii] Вершинина Н.Л. Проблема вариативности идиллической жанровой традиции в стихотворении Пушкина «Земля и море» // Болдинские чтения. Нижний Новгород, 1995. С. 84 – 85.
[xiv] Там же. С. 85.
[xv] Как точно заметил А.Р.Зарецкий, «в “Земле и море” слово «шум» наделено устойчивыми положительными коннотациями (ср. «Погасло дневное светило…»), тогда как у Кошанского противопоставляется приятный шум ручья и неприятный шум бури, а у Мосха слуховые образы вообще не повторяются» (Зарецкий.С. 346).
[xvi] Кстати сказать, в свете всего выше сказанного не совсем правомерно истолковывать заголовок стихотворения как «антитезу» (Зарецкий. С. 343). Характерен один из первоначальных вариантов заглавия в первой публикации стихотворения: «Море и земля» (см.: Новости Литературы. 1825. Кн. 11. Янв. С. 27), в большей степени соответствующий его сценарию, но также скорее сополагающий, чем противопоставляющий Окончательный вариант заголовка, очевидно, вызван его лучшим ритмико-фонетическим звучанием.
[xvii] Ср. характеристику М.Е.Грабарь-Пассек «идиллического настроения» у Феокрита: «Это нигде открыто не сформулированное, но проникающее все произведения Феокрита любование действительностью, изображенной на фоне прелестей природы, и создает то – уже в нашем смысле – идиллическое настроение, которое порождает все позднейшие бесчисленные идиллии, эклоги и пасторали.» (Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. С.223).
[xviii] См.: Лобода А.М. Пушкин в Каменке // Киевские университетские известия. Май. Отд.11. С. 90.
[xix] Второй эпод Горация особенно интенсивно переводился в пушкинское время. См.: Античная поэзия в русских переводах ХУ111-ХХ вв. Библиографический указатель. С. 300. В частности, «Горация похвала сельской жизни, соображенная с российскими нравами», принадлежит перу Г. Р.Державина (Державин Г.Р. Похвала сельской жизни («Блажен, кто удаляясь от дел…») / Соч. с объяснит. примеч. Я.Грота. СПб., 1865. Т. 2. С. 165 – 171).
[xx] Квинт Горация Флакк. Полн. собр. сочинений. Пер. под ред. и с примеч. Ф.А.Петровского. М.; Л., 1936. С. 181 – 182.
[xxi] См.: Поэты 1790-1810-х годов (Б-ка поэта. Большая серия). Л., 1971. С. 522, 852 (комментарий М.Г. Альтшуллера). Впрочем, например, в переложении Г.Р. Державина эта концовка сохранена.
[xxii] Квинт Горация Флакк. Полн. собр. соч. С.7 – 8.
[xxiii] Вершинина Н.Л. Проблема вариативности идиллической жанровой традиции в стихотворении Пушкина «Земля и море». С.86.
[xxiv] Точности ради, следует отметить, что в действительности основным текстом этих стихов в большинстве изданий Батюшкова (см., например: Собр. соч. М.; Л., 1934. С. 260; Полн. собр. стихотворений. С. 151; Опыты в стихах и прозе. М., 1977. С. 371) принят вариант: «В его устах стихи ревут, / Как волны, в уши плещут…» (курсив мой – С.К). Вариант «пеной плещут» находится лишь в некоторых рукописных копиях послания (см.:Батюшков К.Н. Собр. соч. С. 584). Более непосредственное отношение к пушкинскому тексту, возможно, имеет сопоставление его с «Источником» Батюшкова: «Падая с камня, источник пустынный / С ревом и пеной сквозь дебри течет!»; «Тише, источник! Прерви волнованье, / С ревом и пеной стремясь по полям!» (Зарецкий. С. 346). Устойчивая формула «с ревом и пеной» могла дать под пером Пушкина ее вариант «Ревут <…> и пеной плещут».
[xxv] Батюшков К.Н. Полн. собр. стихотворений. С. 295.
[xxvi] Метафора эта к концу романтической эпохи оказалась настолько затертой, что вариант ее использует даже Чичиков у Гоголя: «Да и действительно, чего не потерпел я? Как барка какая-нибудь среди свирепых волн…» См.: Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. М., 1951. Т. 6. С. 36 – 37.
[xxvii] Впрочем, возможно и то, что помолвка эта к 8 февраля 1821 г. еще не стала гласной. М.Ф. Орлов извещал о ней свою сестру в письме из Киева от 12-го февраля 1821 г. См.: Гершензон М.О. Грибоедовская Москва. П.Я.Чаадаев. Очерки прошлого. М., 1989. С. 251. Об отражении увлечения Е.Н.Раевской в лирике Пушкина см.: Кибальник С.А. Русская антологическая поэзия первой трети Х1Х века. Л., 1990. С. 185 – 193.