Тема феодальной вражды помещиков, в ее комическом варианте представленная в «Барышне-крестьянке», по-новому, в серьезном и даже драматическом ключе решается в романе «Дубровски й». Это произведение связано уже с другим рядом размышлений Пушкина: о судьбах русского дворянства, о падении старого помещичьего быта, о крестьянских волнениях и о возможности союза восставшего народа с оппозиционным дворянством. Оно представляет собой и новый этап в творческом развитии Пушкина, в эволюции его прозаического искусства. «Дубровский» стал четвертой попыткой Пушкина – после» Арапа Петра Великого», «Романа в письмах» и «Рославлева» - создания крупного произведения в прозе – уже не повести, а романа. На смену историческим замыслам романа на манер Вальтера Скотта пришла идея создания остросоциального произведения, посвященного современности.
Фабульный центр «Дубровского» составляет крестьянский бунт. Эта тема была поставлена самой действительностью. В начале 1830-ч годов по Европе прокатилась волна классовых битв: июльская революция 1830 года во Франции, национально-освободительные восстания 1831 года в Бельгии и Польше, восстание рабочих в Лионе в ноябре 1831 года, рабочее и крестьянское движение в Англии в те же годы, попытка народного восстания в Париже 8 июля 1832 года, второе восстание лионских ткачей в апреле 1834 года, народное восстание в Париже в том же году. Пушкин жадно следил за ходом этих событий, классовый характер которых был очевиден. Угроза разрушения старого общества нависла и над Россией. В стране произошел целый ряд так называемых холерных бунтов. Волнения перекинулись в военные поселения: восставшие ловили и убивали офицеров. Широко распространенным явлением стал крестьянский разбой, развившийся как форма социального протеста против крепостного гнета.
Работе над «Дубровским» предшествовали , а отчасти и сопутствовали исторические занятия Пушкина материалами Пугачевского восстания. В результате этих занятий появились план повести о дворянине Шванвиче, перешедшем на сторону восставших, и наброски исторического труда, посвященного Пугачеву. На время отложив план, из которого впоследствии вышла «Капитанская дочка», и наброски, постепенно оформившиеся в «Историю Пугачева», Пушкин увлекся историей небогатого белорусского дворянина Островского, «который имел процесс с соседом за землю, был вытеснен из имения и, оставшись с одними крестьянами, стал грабить, сначала подьячих, потом и других». Историю эту Пушкина рассказал его московский друг П.В.Нащокин, видевший Островского в остроге.
Первоначально роман даже и назывался «Островский», и Пушкин собирался первый том его прислать «на рассмотрение» Нащокину – как человеку, видевшему настоящего Островского, а также «под критику» знакомцу Нащокина Д.В.Короткому, служившему в ссудной казне, - как знатоку судопроизводства. Через этого Д.В.Короткого Пушкину удалось достать выписку из подлинного судебного дела дворянина Муратова, имение которого было несправедливо передано судебными властями во владение крупному помещику Крюкову. Подобно вполне реальному Крюкову, созданный творческой фантазией Пушкина Троекуров воспользуется тем, что все бумаги на право владения поместьем у старшего Дубровского, как и у Муратова, сгорели. Писарская копия этого дела без каких-либо изменений (Пушкин лишь начал замену имен, но и ее не кончил) была вставлена им во вторую главу рукописи «Дубровского».
Круг источников и впечатлений, которые могли отразиться в романе «Дубровский», вообще необычайно широк. Вступив накануне женитьбы на Н.Н.Гончаровой во владение частью болдинского имения, Пушкин в связи с этим должен был встречаться с уездными чиновниками и от них, вероятно, прослышал о нашумевшем в свое время на всю Нижегородскую губернию судебном деле Дубровского. С этим делом, в основе которого также лежала незаконная передача имения во владение другого лица, возможно, связано происхождение фамилии главного героя пушкинского романа. Впрочем, фамилия «Дубровский» фигурирует также и в деле Псковской канцелярии (правда, относящемся к событиям столетней давности), с которым поэт мог познакомиться во время одной из своих поездок в Михайловское. Это дело о крестьянах помещика Дубровского, которые, выполняя его волю, помогли скрыться за польскую границу крепостному помещика Апрелова, а затем, оказали серьезное сопротивление солдатам, высланным для их ареста. Когда солдаты во главе с сержантом пришли в деревню Дубровского, «человек десять скрывавшихся крестьян вышли из лесу с топорами и рогатинами и объявили, что если их будут ловить, то они его (сержанта – С.К.) с рассыльными убьют или потопят в озере; причем они заявили, что они так действуют по приказу Дубровского, который писал, что если кто предет для поимки их, то если поимщиков будет немного, бить их, а если много, то бежать в лес». Не правда ли, строки этого дела весьма напоминают финальный эпизод романа Пушкина «Дубровский»?
В 1820 – 1830-е годы, ко времени создания пушкинского произведения в русском обществе появился новый социальный тип – беспоместный дворянин. Об этом социальном типе в своих отчетах царю шеф жандармов А.Х.Бенкендорф писал: «…Крепостное право есть пороховой погреб под государством и тем опаснее, что войско составлено из крестьян же, и что ныне составилась огромная масса беспоместных дворян и чиновников, которые будучи воспалены честолюбием и не имея ничего терять, рады всякому расстройству». Если в «Барышне-крестьянке» Пушкин изобразил относительно благополучных помещиков – хотя таким, в сущности, представлен только Берестов, – то в «Дубровском» он решил сделать героем дворянина, «не имеющего ничего терять», сделавшегося вдруг беспоместным.
В разорявшемся старинном дворянстве Пушкин видел источник оппозиции правящей власти. «… Что же значит наше старинное дворянство, - записал он в «Дневнике» 1834 года, - с имениями, уничтоженными бесконечными раздроблениями, с просвещением, с ненавистью противу аристокрации и со всеми притязаниями на власть и богатства? Эдакой страшной стихии мятежей нет и в Европе. Кто были на площади 14 декабря? Одни дворяне. Сколько же их будет при первом новом возмущении? Не знаю, а кажется много». Работая над «Дубровским», Пушкин размышлял о том, возможен ли в этой «страшной стихии мятежей» союз дворянина с восставшим народом. Вероятно, именно стихийным соединением этих двух сил, хотя бы представленных лишь отдельным дворянином и его собственными крестьянами, его и привлекала история Островского, рассказанная Нащокиным.
Переход дворянина на сторону восставшего народа мыслился Пушкиным и в центре первоначального замысла о Шванвиче. Однако, изучая документы Пугачевского восстания, Пушкин постепенно все более убеждался в искусственности подобного союза. В «Истории Пугачева» он уже вполне отчетливо формулирует для себя эту мысль: «Весь черный народ был за Пугачева… Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства. Пугачев и его сообщники хотели сперва и дворян склонить на свою сторону, но выгоды их были слишком противуположны». Как следствие этого важного заключения героем «Капитанской дочки» стал Гринев, лишь силой обстоятельств приближенный к Пугачеву, но оставшийся верным своему дворянскому долгу. Перешедшему же на сторону Пугачева Швабрину (в первоначальных вариантах – Шванвичу) приданы в романе отрицательные черты.
Как временное и непрочное, а также в известной степени вынужденное явление представлено соединение дворянина с восставшими крестьянами и в романе «Дубровский», герой которого в конце концов решает оставить свою шайку. Советуя своим бывшим сообщникам «переменить образ жизни», Дубровский произносит перед ними речь, в которой ясно выражена мысль о различном понимании целей и смысла борьбы помещиком и его крестьянами: «Вы разбогатели под моим начальством, каждый из вас имеет вид, с которым безопасно может пробраться в какую-нибудь отдаленную губернию и там провести остальную жизнь в честных трудах и в изобилии. Но вы все мошенники и, вероятно, не захотите оставить ваше ремесло».
В конце концов роман, оставшийся недописанным, должен был кончаться арестом Дубровского. Об этом свидетельствуют дошедшие до нас планы продолжения романа. По первому из них Пушкин намеревался и само действие построить несколько иначе. Дубровский-Дефорж убегал из имения Троекурова вместе с Машей, у них рождался ребенок, Маша заболевала, и Дубровский, распустив шайку, вез ее лечиться в Москву. Один из оставшихся с ним людей попадал в полицию и доносил на Дубровского. Таким образом, «противуположность» интересов дворянина и его шайки находила лишнее подтверждение в факте доноса.
А между тем образ Дубровского, человека, в результате чиновничьего произвола поставленного вне закона и отторгнутого от своего класса, был дорог и близок самому Пушкину. С этим образом были связаны многие размышления поэта о возможности сохранения в царской России личного достоинства и независимости. В негодовании старого Дубровского на обиду, которую нанес ему Троекуров: «Я не шут, а старинный дворянин», слышится отзвук упорного отстаивания своего достоинства перед царем самим Пушкиным: «Я, как Ломоносов, не хочу быть шутом ниже у господа бога». В няне Дубровского Орине Егоровне сказались черты реальной няни самого Пушкина Арины Родионовны, и ее подлинные письма к поэту отразились на письме Орины Бузыревой к Дубровскому.