«Отец Горио», «Евгения Гранде» и «Утраченные иллюзии» – вот три важнейших бальзаковских романа, вошедших в творческий кругозор Достоевского. Апогеем бальзаковского влияния на Достоевского стало «Преступление и наказание».
В черновиках к «Пушкинской речи» был один сокращенный впоследствии Достоевским фрагмент:
«И можете вы допустить хоть на минуту идею, что люди, для которых вы строили это здание, согласились принять бы, сами принять от вас такое счастие, если в фундаменте его заложено страдание, положим, хоть и ничтожного существа, но безжалостно и несправедливо замученного, и, приняв это счастье, остаться навеки счастливыми? < У Бальзака в одном его романе один молодой человек, в тоске перед нравственной задачей, которую не в силах еще разрешить, обращается с вопросом к другу, своему товарищу, студенту, и спрашивает его: «Послушай, представь себе, вот ты нищий, у тебя ни гроша, и вдруг где-то там, в Китае, есть дряхлый, больной мандарин, и тебе стоит только здесь, в Париже, не сходя с места, сказать про себя: умри, мандарин, и он умрет , но за смерть мандарина тебе какой-то волшебник пришлет затем миллион, и никто этого не узнает, и главное он где-то в Китае, он, мандарин, все равно что на луне или на Сириусе - ну что, захотел бы ты сказать: “Умри, мандарин”, чтобы сейчас же получить этот миллион?» Студент ему отвечает: “Est-il bien vieux ton mandarin? Eh bien non, je ne veux pas!” вот решение французского студента> Скажите, могла ли решить иначе Татьяна, с ее высокою душой, с ее сердцем, столь пострадавшим?» (26; 142)[xvii] .
Здесь Достоевский пересказывает своими словами тот самый эпизод из «Отца Горио», который он ранее почти буквально перенес в «Преступление и наказание», где Раскольников слышит разговор между студентом и офицером правомерности убийства старухи-процентщицы. Насколько же глубоко отложился в сознании Достоевского этот эпизод, если он вспомнил его еще раз через 14 лет после написания романа - как аргумент в пользу своего знаменитого тезиса о преступности строить счастье на чьем-либо безвинном страдании. Идея о дозволенности для гения переступления границ общественной морали привлекла Бальзака раньше, чем Достоевского. Рассказанная французским романистом история Евгения Растиньяка – это тоже рассказ о постепенном нравственном падении молодого человека, решившего перешагнуть через кровь для достижения положения в обществе. По сюжету «Отца Горио», Растиньяку стоит только дать беглому каторжнику Вотрену согласие на убийство наследника банкира Тайлефера, и тогда он, не запачкав свои собственные руки, станет обладателем многомиллионного состояния при женитьбе на влюбленной на него сестре убитого. В его душе происходит мучительная борьба, он долго отказывается дать свое согласие на убийство, но когда преступление совершается помимо него разрешения, решает воспользоваться его плодами. Перед Растиньяком встают те же жизненные проблемы, что и перед Раскольниковым; он хочет спасти от бедности любимых сестер и мать. В заключении разговора о мандарине Растиньяк жалуется своему другу Бьяншону:
«– У меня 2 сестры, девушки ангельской красоты и доброты, и я хочу, чтобы они были счастливы. Где мне достать 200 тысяч франков на их приданое через 5 лет? Бывают, видишь ли, в жизни обстоятельства, когда нужно играть крупно и не тратить свое счастье на заработки грошей.
– Но ты ставишь вопрос, который возникает перед каждым при вступлении в жизнь, и ты хочешь разрубить Гордиев узел мечом. Чтобы действовать так, нужно быть Александром Македонским, в противном случае идут на каторгу... Ведь Наполеон не мог ни обедать дважды, ни иметь любовниц больше, чем любой студент... Нет, я решительно заключаю в пользу жизни китайца» (курсив мой - А.К.).
Нетрудно узнать здесь слова Раскольникова о получении сразу всего капитала и его знаменитую дилемму стать Наполеоном или пойти на каторгу. Последний толчок к падению Растиньяку также дают письма, полученные от матери и сестер. «О, да! – восклицает тот, прочитав письма, – деньги во что бы то ни стало! Я хотел бы доставить им всю полноту возможного счастья.»
Единственный, чье существование еще поддерживает пошатнувшиеся у Растиньяка нравственные принципы, – это несчастный старик Горио, к которому юноша привязывается всей душой, видя его горе и жестокость к нему дочерей. Юноша искренне старается помочь ему и горько оплакивает после трагической кончины. Но еще сильнее влияет на него Вотрен – демонический персонаж, беглый каторжник, постоянно подталкивающий его к преступлению своими умными и дерзкими проповедями сверхчеловеческой мощи и вседозволенности гения:
«– Я предлагаю вам огромное богатство за один кивок головы, который решительно ни в чем не может вас очернить, и вы колеблетесь... Я живу в сфере более возвышенной, чем жизнь остальных людей. Я рассматриваю поступки как средства, и вижу перед собой только цель. Какое значение имеет для меня человек? Вот! При этом он щелкнул ногтем по зубу... его можно раздавить как клопа, он такой же плоский и зловонный. Но человек – бог, когда он похож на вас...»
«– Знаете ли, как себе пробивают дорогу? Блеском гения или изворотливостью порока. Нужно ворваться в эту человеческую массу, как пушечное ядро, или проскользнуть в нее , подобно чуме. Честность не ведет ни к чему. Могуществу гения подчиняются, ненавидя и клевеща на него, потому что он захватывает безраздельно; но ему все же поклоняются на коленях, если оказалось невозможным похоронить его в грязи. Делайте ваши выводы... и если вы человек высшей расы, идите на пролом с высоко поднятой головой. Но вам придется бороться с завистью, клеветой, посредственностью, с целым светом. Наполеон столкнулся с военным министром, который едва не сослал его на каторгу...» (курсив везде мой - А.К.).
Итак, перед нами фактически изложение теории Раскольникова, в очень близких выражениях, вплоть до уподобления «высших» людей – Наполеону, а «низших» – насекомому. Вместе с тем мировоззрение преступника-философа Вотрена невольно вызывает в памяти жизненную позицию Свидригайлова.
Похоронив старого Горио, Растиньяк расстается со всем человеческим в себе, и уходя с кладбища в город, «он бросил на этот жужжащий улей такой взгляд, которым, казалось, хотел заранее высосать из него весь мед, и произнес это роковое восклицание: «Теперь мы с тобой разделаемся!»
Вырисовывается, таким образом, разительное сходство двух систем персонажей: если Растиньяк оказывается между честным Бьяншоном, несчастным Горио и злодеем Вотреном, то Раскольников – между Разумихиным, Мармеладовым и Свидригайловым. Но если сравнить жизненные позиции Бальзака и Достоевского, то обнаружатся значительные расхождения. Бальзак действительно считал, «что политическая свобода, народное спокойствие, наука даже – все это блага, за которые судьба требует кровавого выкупа.» Он видел неизбежность падения нравов в современном обществе и изображал «утрату иллюзий» во всех своих романах и у всех героев. У него нет христианской антитезы аморальности общества, которую так настойчиво и страстно выдвигает Достоевский в лице Сони Мармеладовой и Миколки. У Бальзака есть только скептическая мудрость жизни, но нет противопоставленного ей высшего идеала, «небесного измерения», которое и подняло романы Достоевского над европейским реализмом того времени. Тем не менее, свою наполеоновскую теорию Раскольников «позаимствовал» именно с Запада – от героев Бальзака и Стендаля, где мы ее находим уже в полном развитии. Достоевский представил ее, однако, в таком резко очерченном и неэстетичном виде, что сразу обозначилась ее античеловеческая, разрушительная сущность, с которой русский писатель, в отличие от Бальзака, отнюдь не собирается мириться.
Одновременно во многом от Бальзака ведут свое происхождение образы безвинных, отверженных и покорных страдальцев у Достоевского — в особенности женщин, подобных Соне Мармеладовой. Ее образ можно увидеть в описании Евгении Гранде, в переводе Достоевского: “Женщина напоминает нам ангела, потому что к ним принадлежат страдающие существа... Это была одна из тех женщин, которые от рождения — обречены быть мученицами”. “Чувствовать, глубоко любить и почти всегда страдать любовью своей — вот судьба, вот удел женщины». [xviii] Бальзак “как бы усилил ту евангельскую струю творчества Достоевского, которая постоянно, даже в периоды сильнейшего скептицизма и мизантропии обращала его к темам о бедных людях”[xix]. Внешним подтверждением этому служит отголосок “евангельского” названия пансиона “Капернаум” («Отец Горио») в «Преступлении и наказании», где Соня проживает у портного Капернаумова.
Хотя не сохранилось никаких прямых свидетельств о знакомстве Достоевского со Стендалем, трудно представить, чтобы Достоевский, страстный читатель, прошел мимо его великого романа, знакомого еще Пушкину. В любом случае, типологическое сопоставление «Преступления и наказания» и «Красного и черного» убеждает в обратном и сильно обогащает понимание обоих произведений.
Роман Стендаля «Красное и черное» рассказывает нам о Жюльене Сореле – честолюбивом и гордом юноше, ущемленном своей бедностью и решившем любым путем сделать себе карьеру, повторяя судьбу своего кумира – Наполеона. «Преступление и наказание» – русский вариант той же «истории молодого человека XIX века». И в том и в другом романе герои поверили в наполеоновскую идею безграничного самоутверждения личности, и обоих эта идея привела к преступлению. И лишь в самом конце произведений, после сильнейших душевных потрясений герои отказываются от первоначальных убеждений: Жюльен – в тюрьме, а Раскольников – на каторге. Бунт, преступление и поражение героев «становятся для обоих писателей ключом для анализа их психологии и наиболее характерных для их эпохи «идей времени»[xx].
Однако при столь очевидном сходстве ситуаций, характеров и идей героев особенно наглядно выявляется разница между русским и западным складом личности. Раскольников, едва уверившись в своей идее, сразу бросился утверждать ее преступлением, к которому Жюльен хотя и был бы готов, но никогда не совершил бы без надлежащего повода. Жюльен прежде всего прагматик: он учится, трудится не покладая рук, изобретает тысячу политических ходов для дальнейшей карьеры, работает над собой как актер, хитрит, лицемерит - и достаточно быстро добивается всех поставленных перед собой целей. Раскольников же желает «сразу весь капитал» и считает, что достаточно выдумать теорию, разрешить себе кровь «по совести», чтобы сразу уподобиться Наполеону. Он, наоборот, бросает все повседневные занятия, университет, уроки и целыми неделями лежит в своей тесной комнате, пока не утверждается в мысли совершить преступление – в первую очередь даже не ради денег, а ради утверждения новой идеи. Если Жюльену важно прежде всего сделать карьеру, то Раскольникову – утвердить свое «я» над миром, осознать себя гениальным и провозгласить новую идею – новую мораль, идущую вразрез со христианской (не случайно он сравнивает себя не только с Наполеоном, но и с пророком Магометом). Полюбив Наполеона за романтическую красоту идеала индивидуализма, Раскольников вместе с тем считает «боязнь эстетики первым признаком бессилия» и, решив для себя, что Наполеон не преминул бы в случае надобности убить старуху и полезть к ней за деньгами под кровать, поступает «по примеру авторитета». И здесь он глубоко просчитался, ибо вся сила Наполеона была именно в умении красиво представить любой свой неприглядный поступок. Некрасивость преступления действительно «убила» бы его: великий честолюбец не смог бы уважать себя, потерял честь, которая была его движущей силой. Также и Жюльен Сорель, будучи человеком отнюдь не безупречной нравствености, ни разу не идет на поступок, могущий запятнать честь дворянина. Совершенное им покушение на госпожу де Реналь – гордая месть, после которой все, даже случайно спасшаяся жертва, сохраняют к нему уважение.