Болью отозвалась в сердце Аксакова смерть Пушки¬на.
С. И. Машинскому уже приходилось приводить не¬которые документы, которые разоблачают распростра¬нявшуюся не без участия М. П. Погодина легенду о том, что Аксаков будто бы не любил Пушкина. До¬бавим к ним еще несколько свидетельств. Сын Аксако¬ва Григорий Сергеевич писал брату Константину Сер¬геевичу 2 февраля 1837 года: «Пушкина отпевали в церкви, и было до 12000 карет(!), но еще не хоронили. Как мне кажется, что Пушкин поступил в этом случае, как должно честному человеку».
Дочь С. Т. Аксакова Вера Сергеевна сообщала М. Г. Карташевской 10 февраля 1837 года: «Вчера после обеда мы сидели все в гостиной, и отесенька читал вслух стихи о Пушкине (...) В Москве все так огорче¬ны и поражены смертью Пушкина, что только и гово¬рят об нем. О, эта потеря общая, она не принадлежит исключительно нам, русским, это потеря для всего чело¬вечества, в том она ужасна». Эти слова — явный от¬голосок того восприятия смерти Пушкина, которое бы¬ло свойственно самому С. Т. Аксакову.
Со смертью Пушкина поэт вовсе не уходит из жиз¬ни Аксакова. Пушкин всегда оставался в памяти и сердце писателя, как идеальный художник. В этом от¬ношении восприятие Пушкина Аксаковым сродни гого¬левскому. Не случайно причиной болезни Гоголя Аксаков считал смерть Пушкина. «В 1837 году погиб Пуш¬кин.— писал он в «Истории моего знакомства с Гого¬лем».—Из писем Гоголя известно, каким громовым ударом была эта потеря. Гоголь сделался болен и ду¬хом и телом. Я прибавлю, что, по моему мнению, он уже никогда не выздоравливал совершенно и что смерть Пушкина была единственной причиной всех болезненных явлений его духа» (III, 154).
Ощущение потери для Аксакова, как и для Гоголя, так и не прошло никогда. «Часто читаем вместе «Со¬временник», где напечатаны драгоценнейшие отрывки Пушкина, которые еще более заставляют нас скорбеть об его потере». — сообщал он сыну Григорию 21 января 1838 года.—«Как разнообразен был его талант и как проявился бы он в новых и чудесных образах».
Аксакову совершенно была несвойственна некоторая ограниченность в понимании Пушкина, которая была характерна для некоторых славянофилов, например, для А. С. Хомякова, писавшего о том, что Пушкин, по его мнению, не сумел «развить в себе высших духовных стремлений». Как и А. А. Григорьев, С. Т. Аксаков мог бы сказать о себе, что у него гораздо большее по сравнению со славянофилами «поклонение Пушкину».19
Пушкину не суждено было дожить до появления кни¬ги «Детские годы Багрова-внука», до рождения такого замечательного явления, какое представляет собой С. Т. Аксаков-прозаик. Художественное развитие этих двух замечательных современников, если можно так выразиться, пришлось на разные эпохи. И тем не ме¬нее, история их в значительной степени заочных взаимоотношений чрезвычайно многообразна и интересна. До¬живи Пушкин до значительных литературных свершений С. Т. Аксакова, и как знать, может быть, он одним из первых приветствовал бы их, как он приветствовал трагедии М. П. Погодина, романы М. Н. Загоскина, за¬писки Н. А. Дуровой и многие другие достижения рус¬ской литературы.
И, может быть, они сошлись бы больше, как сошел¬ся С. Т. Аксаков с Н. В. Гоголем, как бы приблизившись через него еще больше к безвременно ушедшему Пушкину.