Привлекая широкий спектр официальных, мемуарных источников и свидетельств, исследователь приходит к пониманию как внешних, так и глубинных импульсов ухода Толстого из Ясной Поляны, его тяжелейших внутренних сомнений при предсмертном посещении Оптиной пустыни и Шамординского монастыря. Достоверно передается здесь историко-биографическое и духовное содержание последних дней жизни писателя.
В заключительной части работы верно подчеркнуто, что сквозь «путы просвещенческой идеологии» (С.590), «антицерковную направленность» идей Толстого в них тем не менее просматривается прикосновение к реальным болевым точкам русской жизни, слышится «искренний призыв к справедливости и личной моральной ответственности перед Богом» (С.590).
При всех неоспоримых достоинствах серьезного научного труда свящ. Георгия Ореханова, содержание данного исследования несвободно от односторонности, которая способна существенным образом исказить суть обсуждаемой проблемы. У читателя исподволь формируется представление о Толстом лишь как создателе заведомо противоречивой и уязвимой с догматической и церковно-исторической точек зрения богословской доктрины, которая по прихотливому стечению обстоятельств получила колоссальный общественный резонанс. В начальной части монографии совершенно справедливо утверждается, что идеи о Боге выражались Толстым «через художественное и публицистическое слово» (С.5), что «Толстой всю свою жизнь оставался писателем, а не философом и богословом» (С.10). При подведении же итогов о. Георгий Ореханов вынужденно признает, что «не художественное творчество послужило источниковой базой данного исследования» (С.589). В очевидном противоречии между резонными методологическими установками исследования и его последующим ходом проявилась, как нам представляется, существенная недооценка того факта, что в русской национальной традиции именно художественная словесность изначально выступала питательной почвой для зарождения и развития богословских идей. А потому игнорирование общего контекста художественного творчества Толстого, того, как вызревали и трансформировались здесь религиозные интуиции – от ранней автобиографической трилогии к «Войне и миру», «Анне Карениной», поздним рассказам, антицерковным главам романа «Воскресение», – принципиальным образом обедняет общую картину исследования, не позволяет вскрыть истоки того «духовного переворота» во взглядах писателя, о котором достаточно отвлеченно толкует автор книги. В работе неоднократно упоминается о кощунственных фрагментах романа «Воскресение», но никакого текстуального их анализа почему-то не осуществляется.
Как можно предположить, подобная недостаточность в обозрении предмета исследования подспудно ощущается самим ученым, который не раз обозначает «проблему целостности и преемства религиозного и художественного творчества Л.Н.Толстого» (С.221), обоснованно задается вопросом, «насколько этот кризис связан с его художественным творчеством» (С.203). Однако указанные суждения не подкрепляются осмыслением конкретного литературного материала и остаются на уровне декларативных благопожеланий. На С.229 весьма категорично, без ссылок на какие бы то ни было произведения утверждается: «Фактически всю свою жизнь не только после переворота, но и до него – писатель был сторонником того типа христианства, который генетически восходит к идеям эпохи Просвещения и основан на примате рационально-нравственной сферы…». Возникает закономерный вопрос: проникновенное переживание Таинства Исповеди автобиографическим героем «Детства», глубочайшие религиозно-философские споры и прозрения Безухова и Болконского, искания Левина, отца Сергия – в самом ли деле исчерпываются «приматом рационально-нравственной сферы»? В другом разделе работы верно говорится о литературе как особом пути преобразования религиозной энергии, о конституирующей роли христианской традиции в творчестве русских писателей (С.255) и одновременно выносится безапелляционный приговор: в России, оказывается, «литература и культура, питавшиеся христианскими соками, выросшие на христианских традициях, активно содействуют самоуничтожению христианских национальных корней» (С.254).
Таким образом, монография свящ. Георгия Ореханова видится как ценный исторический труд о богословских воззрениях Л.Н.Толстого и закономерностях их рецепции в церковной и широкой общественной среде – и вместе с тем как красноречивый пример неизбежных аберраций исследователя, который пытается размышлять о взглядах художника и при этом его собственно художественное наследие выносит за скобки.