Наркис. Вообразите! И что еще будет?
Матрена. Ты, как есть, мужик неотесанный.
Наркис. И то мужик, я себя барином и не ставлю. Что ты меня из
кучеров-то приказчиком произвела, экономом, - ты думаешь, что я сейчас
барином и стал для тебя, как же! Ты выправь мне такой лист, чтобы был я, как
есть, природный дворянин, да тогда учтивости от меня и спрашивай.
Матрена. Что ты выдумываешь-то, чего невозможно!
Наркис. А невозможно, я и так живу. Как был невежа, облом и грубиян,
так, значит, и остался. И ничего я об этом не беспокоюсь, потому что мне и
так оченно хорошо.
Матрена. Что ты какой неласковый сегодня?
Наркис. А вот неласковый, так и неласковый.
Матрена. Да отчего?
Наркис. Так, ни от чего. Про разбойников много слышал.
Матрена. Про каких?
Наркис. Объявились в наших местах... человек полтораста. Шайками по
лесам и по воде на лодках.
Матрена. Да врут, чай, поди.
Наркис. Кто их знает; может, и врут.
Матрена. Что ж, ты боишься, что ли?
Наркис. Ну, вот еще выдумала! Стану я бояться, очень нужно!
Матрена. Ты что вышел-то? Тебе не нужно ль чего?
Наркис. Да, мне теперича очень требуется...
Матрена. Чего?
Наркис. Денег.
Матрена. Каких денег, что ты!
Наркис. Таких денег, - обыкновенных, государственных, а ты думала,
игрушечных? Так я не маленький, м>не не играть ими. Тысячу рублей давай!
Матрена. Да опомнись ты! Давно ли...
Наркис. Оно точно, что недавно; только, коли я требоваю, так, стало
быть, нужно. Потому как я в купцы выходить хочу вскорости и беспременно,
так, значит, чтоб мне была тысяча рублей.
Матрена. Варвар ты, варвар!
Наркис. Это точно, я варвар; это ты правду. Жалости во мне на вас нет.
Матрена. Да ведь ты меня грабишь.
Наркис. А для чего ж мне тебя не грабить, коли я могу. Что же я
теперича за дурак, что мне от своего счастья отказываться!
Матрена. Да, ненасытная твоя душа, ужли тебе мало еще?
Наркис. Мало не мало, а коли есть мое такое желание, так, значит,
подавай: разговаривать нечего. Ежели да мне с тебя денег не брать, это будет
довольно смешно.
Матрена. Ах ты... Боже мой милостивый... что мне с тобой делать!
Наркис. Уж теперь шабаш, ничего не поделаешь! Ты бы об этом прежде...
Матрена. Где ж я тебе денег возьму?
Наркис. А это не моего рассудка дело.
Матрена. Да подумай ты сам, дубовая башка, сам подумай!
Наркис. Вот еще, очень нужно! Мне какое дело! Стану я для тебя голову
ломать, как же! Думают-то петухи индейские. Я весь век прожил не думавши; а
как сейчас что в голову придет, вот и конец.
Матрена. Кровопивец ты, окаянный! (Хочет итти.)
Наркис. Постой, погоди. Не надо мне денег. Пошутил.
Матрена. Вот так-то лучше.
Наркис. А чтобы падчерицу за меня замуж, Парашу.
Матрена. Ну, не пес ты после этого?
Наркис. И денег, и приданого, всего как следует.
Матрена. У! Проклятый! Выколоть тебе бельмы-то твои завистливые.
Наркис. И сделай такую милость, свадьба чтоб была скорее. А то я таких
делов наделаю, что и не расчерпаешь. Чего душа моя желает, чтоб это было! И
пожалуйста, ты меня не задерживай. Вот тебе и сказ. Больше я с тобой
разговаривать теперь не в расположении. (Уходит.)
Матрена. Попутал меня, ох, попутал! Накинула я себе петлю на шею!
Вымотал он всю мою душеньку из бела тела. Ноженьки-то мои с места не
двигаются. Точно меня громом ошарашил! Кабы эту чаду где бревном придавило,
кажется бы в Киев сходила по обещанию.
Выходит Параша.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Матрена и Параша.
Матрена. Куда ты, куда выскочила?
Параша. Иди скорей, батюшка зовет.
Матрена. Ступай передом, я за тобой.
Параша. Я не барабанщик, впереди тебя ходить. (Сходит с крыльца.)
Матрена. Куда норовишь? Не бывать же по-твоему, не пущу я тебя ночью
шляться по двору.
Параша. Ну, так ведь уйду же и на улицу, коли ты стала разговаривать. И
не зачем уйти, а уйду. Иди домой, кличет, говорят тебе.
Матрена. Разорвусь пополам, а на своем поставлю.
Параша. Вынула ты из меня все сердце, вынула. Что тебе нужно от меня?
(Становится прямо против нее.)
Матрена. Как что нужно, как что нужно? Первый мой долг, я тебя
соблюдать должна!
Параша. Себя соблюдай!
Матрена. Ты мне не указ.
Параша. И ты мне не указ.
Матрена. Мне за тебя, за дрянь, да перед отцом отвечать...
Параша. Нечего тебе придумывать-то, чего быть не может. Не в чем тебе
отвечать, сама ты знаешь; только ненависть тебя разжигает. Что, я мешаю
тебе, что ли, что на дворе погуляю. Ведь я девушка! Только и отрады у нас,
что летним делом погулять вечерком, подышать на воле. Понимаешь ли ты, на
воле, на своей воле, как мне хочется.
Матрена. Знаю я, зачем ты вышла-то; недаром Наркис-то говорил.
Параша. Ты б стыдилась об Наркисе-то и поминать. Матрена. Так вот нет
же...
Голос Курослепова: "Матрена!"
О! Чтоб вам пусто было! Измучили вы меня! В гроб вы меня вгоните!
Параша. За что ты надо мной тиранствуешь? У зверя лесного, и у того
чувство есть. Много ль у нас воли-то в нашей жизни в девичьей! Много ли
времени я сама своя-то? А то ведь я - все чужая, все чужая. Молода - так
отцу с матерью работница, а выросла да замуж отдали, так мужнина, мужнина
раба беспрекословная. Так отдам ли я тебе эту волюшку, дорогую, короткую.
Все, все отнимите у меня, а воли я не отдам... На нож пойду за нее!
Матрена. Ах, убьет она меня! Ах, убьет!
Курослепов выходит на крыльцо, Силан в ворота.
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Матрена, Параша, Курослепов, Силан.
Курослепов. Матрена! Что тебя не дозовешься!
Матрена. Уйми дочь-то, уйми! Зарезать меня хочет.
Параша. Нечего меня унимать, я и так смирна.
Матрена. Попала я в семейку, в каторжную. Лучше бы я у родителя в
девичестве пребывала.
Курослепов. Эк, хватилась!
Матрена. Там меня любили, там нежили, там и по сю пору обо мне
убиваются.
Силан. Ты кричи шибче! И так почитай весь город у ворот, не пожар ли,
мол.
Курослепов. А ты метлой-то ее!
Матрена (Силану). И сохрани тебя господи! Что я с тобой...
(Курослепову.) Ты дочь избаловал, ты! У вас один умысел, погубить вы меня
хотите. Вели дочери покориться! С места не сойду.
Курослепов. Прасковья, покорись!
Параша. Да в чем покориться-то? Я по двору погулять вышла, а она меня
гонит. Что она обо мне думает? Зачем она меня порочит? Я честней ее! Мне это
обида. Горькая обида!
Матрена. Говори, лохматый шут...
Курослепов. Метлой-то ее!
Матрена. Тебя метлой-то! Говори, заспанные твои буркалы: мое дело
беречь ее?
Параша. Нечего того беречь, кто сам себя бережет! Не говори ты мне
таких слов!
Курослепов. Ну, что тут еще! Что за базар! Покорись, тебе говорят.
Параша. И ты говоришь: покорись? Ну, изволь... Я покорюсь. (Матрене.) Я
покорюсь, только вот я тебе при отце говорю - это в последний раз, - запомни
ты мои слова! Вперед я, когда хочу и куда хочу, туда и пойду. А коли ты меня
станешь останавливать, так докажу я вам, что значит у девки волю отнимать.
Слушай ты, батюшка! Не часто мне с тобой говорить приходится, так уж скажу я
тебе зараз. Вы меня, девушку, обидели. Браниться мне с тобой совесть не
велит, а молчать силы нет; я после хоть год буду молчать, а тебе вот что
скажу. Не отнимай ты моей воли дорогой, не марай мою честь девичью, не ставь
за мной сторожей! Коли я себе добра хочу, - я сама себя уберегу, а коли вы
меня беречь станете... Не уберечь вам меня! (Уходит.)
Курослепов уходит за ней, потупя голову. Матрена за ним, ворчит и бранится
про себя.
Силан (стучит в доску). Посматривай!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЛИЦА:
Курослепов.
Матрена.
Параша.
Серапион Мардарьич Градобоев, городничий.
Вася Шустрый.
Гаврило.
Силан.
Сидоренко, полицейский унтер-офицер, он же и письмоводитель
городничего.
Жигунов, будочник.
Девушка.
Рабочие Курослепова.
Декорация первого действия. 10-й час. К концу действия на сцене темно.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Градобоев, Силан, Сидоренко и Житунов входят в ворота.
Градобоев. Что, человек божий, хозяева не спят еще?
Силан. Надо быть, нет; ужинать хотят.
Градобоев. Что поздно?.
Силан. Да все раздор; бранятся подолгу, вот и опаздывают.
Градобоев. А как дело?
Силан. Мне что! Говори с хозяином!
Градобоев. Сидоренко, Жигунов, вы подождите меня у ворот.
Сидоренко и Жигунов. Слушаем, ваше высокоблагородие.
Градобоев уходит на крыльцо.
Сидоренко (Силану, подавая табакерку). Березинского!
Силан. С золой?
Сидоренко. Малость.
Силан. А стекла толченого?
Сидоренко. Кладу по пропорции.
Силан. Что нюхать, что нюхать, братец ты мой? Стар стал, ничего не
действует; не доходит. Ежели ты мне, - так стекла клади больше, - чтоб он
бодрил... встряхивал, - а это что! Нет, ты мне, чтоб куражил, до мозгов
доходил.
Уходят в ворота. С крыльца сходит Параша.
Параша. Тихо... Никого... А как душа-то тает. Васи нет, должно быть. Не
с кем часок скоротать, не с кем сердечко погреть! (Садится под деревом.)
Сяду я да подумаю, как люди на воле живут, счастливые. Эх, да много ль
счастливых-то? Уж не то чтобы счастия, а хоть бы жить-то полюдски... Вон
звездочка падает. Куда это она? А где-то моя звездочка, что-то с ней будет?
Неужто ж опять терпеть? Где это человек столько терпенья берет?
(Задумывается, потом запевает):
Ах ты, воля, моя воля, воля дорогая,
Воля дорогая, девка молодая -
Девка по торгу гуляла...
Входят Вася и Гаврило.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Параша, Вася, Гаврило.
Гаврило. Погулять вышли?
Параша. Погулять, Гаврюша. Дома-то душно.
Гаврило. Теперь самое такое время, что гулять-с, и для разговору с
девушками это время самое для сердца приятное. Так-с, точно мечта какая али
сон волшебный-с. По моим замечаниям, вы, Прасковья Павлиновна, меня любить
не желаете-с?
Параша. Послушай, Гаврюша, ведь этак можно и надоесть! Который ты раз
меня спрашиваешь! Ведь ты знаешь, что я другого люблю, так чего ж тебе?