- Нет, вам, наверно, непонятно... почему мы так с ней расстались.
- Прнаться, да... Но любопытствовать не смею. Чужие секреты...
- Да никакие не секреты. Просто у меня лопнуло терпение... Я у нее жил две недели, меня папа туда устроил. Ну, вроде как погостить и заодно немецким позаниматься. У меня с этим языком никак не ладится. В этом году в шестом классе экзамены по иностранному языку сделали, дак я еле выплыл...
- О... ты, значит, шестой класс закончил? Солидно.
- Ага. Я только ростом не очень, а вообще мне уже скоро тринадцать.
- Как и ему...
- Кому?
- Что?.. Ох, это я так, отвлекся... Ну и как ты жил в Лисьих Норах?
- По-всякому жил. Анна Яковлевна эта... Ну, она со своим характером. Вся такая, будто прошлого века. И с меня стала требовать, чтоб всегда поглаженный, причесанный... Вставать по часам, ложиться по часам. С десяти до одиннадцати, каждый день, зубрежка немецкая... И всегда "вините" и "пожалуйста"... И вилкой не брякать... о старинные тарелки...
- Просто как Гек Финн и вдова Дуглас, - вздохнул Пассажир. - Помнишь?
- Ага... Ну нет. Наверно, все-таки не совсем так, я зря наговаривать не хочу. Она ведь в общем-то неплохая, наверно... С ней иногда интересно было, она про прежние времена много рассказывала... И по немецкому меня подтянула.
- А -за чего же конфликт?
- Да так, накопилось... Сперва мне вовсе и не трудно было, я к ее режиму быстро приспособился. Ну, не то чтобы по правде стал таким... совсем уж воспитанным, а просто сказал себе: "Терпи, так надо". Помните, вы про маску говорили?
- Да-да... Значит, ты "принял правила игры"?
- Ага! Вот именно, будто играть стал! И даже интересно сделалось... Да там и хорошего было много! Книг у нее полным-полно, журналов старых про путешествия... И я же не все время с ней дома сидел. А Лисьи Норы - городок интересный, мы там с ребятами везде лазили, исследовали. И всякие игры устраивали.
- Любопытно. И какие же игры у... нынешнего поколения?
- Ну, например, мы акваплан сделали. Знаете?
- М-м...
- Большой кусок фанеры с веревкой. Он к моторке цепляется на буксир... У одного мальчишки есть старший брат, у него моторная лодка. Ну вот, на фанеру встанешь, за веревку держишься, будто за вожжи, и моторка тебя тащит.Быстро так,будто летишь над водой.
- Как на водных лыжах?
- Ага. Только это проще. Можно почти без тренировки, это даже у самых маленьких получалось... И здорово так!.. Ну вот, -за этого акваплана я с ней и поругался.
- Не разрешила кататься?
- Да не в том дело. Я с ее часами в воду булькнулся... У меня часов нету, она мне дала свои старые. Чтобы я к обеду в точности приходил. А я же их на руке носить не буду, дамские. Вот в кармане и таскал и забыл выложить на берегу...
- Так ты что же, одетый на этом акваплане ездил?
- А чего такого? Только босиком... По ногам брызжет, а выше колена и не замочишься. Мы с отмели стартовали и туда же обратно приезжали. Кто научился, тот никогда не свалится...
- Однако же булькнулся.
- Потому что мотор заглох! Это первый раз случилось, никто даже не ожидал... Ну и ладно бы, самому-то высохнуть недолго. Да только часы остановились наглухо, вода в них попала. Ну и началось: "Ах, какой ужас, ты не только часы испортил, но и сам мог утонуть". И еще: "Аккуратный и собранный человек не позволит себе попадать в такие ситуации..." Я не удержался. "Знаете, - говорю, - как надоело быть аккуратным и собранным! Вы меня, будто канарейку в клетке, воспитываете..." Она, конечно: "Как ты можешь так говорить, я за тебя волнуюсь..."
Мальчик шумно подышал и сильно заскрипел стулом.
- Ну, тут я и сказал: "Вы не за меня, а за часы волнуетесь. Вы не бойтесь, папа заплатит за ремонт..." Может, я зря такое брякнул, да назад не проглотишь... Она села, помолчала так выразительно и говорит: "Такого я, прнаться, от тебя не ожидала... Ты, конечно, мальчишка, но и мальчишкам не все позволено..." А потом: "Одно двух - или ты немедленно и как следует винишься, или мне остается проводить тебя на вокзал..." А чего я буду виняться, если я правду сказал...
Пассажир с осторожным интересом спросил:
- А прнайся, голубчик: ты уверен, что сказал ей правду?
- Ну... насчет часов я, кажется, зря. А насчет канарейки... Да и вообще... Так обидно сделалось. Как тут виняться?.. Она губы поджала и давай звонить на вокзал, про расписание. А тот поезд, который нужен, уже ушел. С автостанции сказали, что билетов на автобус нет. Тогда она на пристань позвонила, а тут этот "Кобург". Она говорит: "Я иду за билетом, а ты уложи чемодан и ступай за мной..." А я сумку только взял с книжкой, а чемодан не стал собирать. Пускай назло ей останется...
- А может, решил, что она еще передумает?
- Вот уж нет... - Мальчик взялся за спинку стула и утомленно откинулся назад. - Такие, как Анна Яковлевна, ничего не передумывают... А я тоже... А спина у вас, по-моему, уже не болит. Да?
- Что? - Пассажир приподнялся на локтях. - Не может быть... В самом деле... - Он осторожно пошевелился.
Мальчик улыбнулся и согнутым локтем провел по лбу.
- Сейчас болеть не будет. По крайней мере, до утра... Я вас нарочно разговором отвлек, чтобы легче было боль убрать.
- Ох, спасибо... Как же это у тебя получается?
- Получается... иногда. - Мальчик встал и серьезно сказал: - Только потом все тело гудит и есть ужасно хочется.
МЫС ГОРОД
В конце короткого коридора была буфетная дверь. За дверью оказались три липких столика (за ними никого не было) и прилавок с хмурой полной теткой в кокетливой кружевной наколке.
Мальчик взял у буфетчицы две котлеты и стакан теплого чая. Разменял хрустящую трешку - свой дорожный запас. Буфетчица сказала, что рублей нет, и дала сдачу одинаковыми монетками по пятнадцать копеек.
Гарнир вареных макарон отдавал тухлым, но котлеты все же пахли котлетами, и мальчик сжевал их, помазав горчицей. Проглотил чай. К тарелке с хлебом нахально шел крупный рыжий таракан. Мальчик повернул к нему, словно зеркальце, прямую ладонь. Таракан попятился, встал на задние лапы, ощетинил усы, кинулся на край стола и спрыгнул.
- То-то же, - сказал мальчик. И ушел на корму.
Здесь, под косо подвешенной лодкой, расположился небольшой студенческий табор. Кто-то спал, привалившись к рюкзаку, кто-то тихо разговаривал и смеялся. Похожий на цыгана парень сидел на стопке рыжих спасательных жилетов и трогал струны гитары. Мальчик встал у перил с проволочной сеткой, поразглядывал стройотрядовцев и стал смотреть на реку.
Небо совсем очистилось. Солнце уже пряталось за кромку леса на высоком берегу и лишь редка стреляло красноватыми лучами -за верхушек елей. Другой берег, нкий, луговой, был покрыт оранжевым светом. На нем хорошо видны были деревни с почерневшими рублеными бами и деревянными церквушками, которые еще не разобрали и не свезли в заповедники.
Потом выплыло -за поворота село. Уже не с одной, а с несколькими церквами. Главная была каменная, белая и ярко светилась под наклонными лучами. Золотисто-зеленый берег, желтый плес, темные и светлые колокольни, купола, маковки...
- Ну, прямо Углич, что на Волге, - сказал кто-то среди студентов.
- А и так почти Углич - Уголичи-Северские. Давний оплот здешних староверов. Даже Цари ничего не могли поделать...
- Этакая Русь рядом с Западом...
- История, чего ж тут...
Девушка в синей аэрофлотовской пилотке подняла от рюкзака голову и спросила гитариста:
- Миша, а ты песню про Углич помнишь?
Тот прихлопнул струны.
- Ту, что Димка Ярцев сочинил? А как же. Мы ее и там... помнили. Правда, командиры косились, не в жилу, мол. Но все равно...
- Эх, Димка, Димка... - сказали за грудой рюкзаков. - Главное, перед самым дембелем...
Гитарист переливчато перебрал струны, откинул волосы, посмотрел на Уголичи-Северские... Голос у него оказался высокий, почти как у девушки.
Раскалил закат на небе угли
И с размаха на реку обрушил.
И глядится в воду древний Углич
С темно-красной церковью-игрушкой...
Парни и девушки начали подвигаться к певцу, окружили. Мальчик его уже не видел. Но голос звенел.
...А игра была - не на свирели,
У крыльца толпой бояре стали.
"Покажи, царевич, ожерелье..."
И по горлу - с маху острой сталью...
Вот и все. Легенда или сказка...
От заката взгляды поднимите:
Виден в небе храм в багровой краске -
Жил да был на свете мальчик Митя...
Мальчик вспрыгнул на планшир, ухватился за трубчатую стойку фонаря. За головами и спинами опять увидел гитариста. Тот наклонился над струнами, голос у него как бы потемнел:
Жил да был... Над Волгою затишье.
Не спеша звезда в закат упала...
И вдруг с плачущим, чисто цыганским вскриком, со взмахом отброшенных волос:
...А за что во все века мальчишек -
Топорами, пулями, напалмом?!
Мальчик вздрогнул и соскочил на палубу. И услышал уже -за голов:
Тонкий крест стоит под облаками,
Высоко стоит над светом белым.
Словно сам Господь развел руками,
Говоря: а что я мог поделать?
Тихо стало, и в плеске забортной воды, в бледнеющем оранжевом свете Уголичи-Северские медленно проплывали мимо "Кобурга", который к этой пристани почему-то не причаливал...
Мальчик постоял еще на корме. Песен больше не было. Да и слушать другие после этой, про Углич, не хотелось. Он ушел на середину парохода, сел на скамейку крашеных реек, у стенки с каютными окнами. Здесь палуба была совсем узкая - от скамьи до бортового поручня не больше метра.
Прошел пассажирский помощник капитана. Мальчик подтянул ноги, поставил пятки на скамью. Помощник сказал равнодушно:
- Один, значит, едешь? Гляди не балуйся.
Мальчик обнял колени, ткнулся в них подбородком.
За высоким кожухом вертелось и расталкивало воду гребное колесо. Сквозь этот шум слышен был миролюбивый звон комаров.
Вверху на мостике сказали:
- Иван, флаг сыми, видишь, солнце ушло.
Оранжевый свет угас, небо стало зеленоватым. Мальчик знал, что потемнеет оно не скоро. Время белых ночей давно кончилось, но до осеннего равноденствия было еще далеко, и над здешним речным и лесным краем подолгу стояли белесые сумерки.