Появился на палубе Пассажир. Присел на край скамьи. Помолчал. Сказал неловко, но бодро:
- Да, голубчик, ты меня прямо воскресил.
- Вот и хорошо, - вздохнул мальчик. Не обернулся, смотрел, как наплывает высокий и почти черный мыс.
Это был крутой полукруглый холм. Лесистый, сумрачный. С обрывистым выступом над водой. Выступ напоминал забрало рыцарского, колючим гребешком украшенного шлема. Кромка "забрала" была без леса - ломаный гранитный край с редкими деревцами. От него до воды - метров сто, наверно.
И вот эта махина двигалась на пароход. Видимо, фарватер проходил недалеко от обрыва. Там ярко горела красная капля бакена, отражалась дрожащей стрункой.
Пассажир спросил:
- Спать не собираешься?
- Рано еще. Да и днем выспался.
- Это верно. Я тоже подремал... Все как и должно быть.
- Что "должно быть"? - отозвался мальчик. Без особого, впрочем, любопытства.
- Это я так... Извини, я хочу спросить... Допускаю, что выгляжу назойливым, но все-таки... Мне кажется, что тебя что-то беспокоит. Грызет, как иногда выражаются... Не могу ли я помочь?
Мальчик не удивился. Сказал, все так же глядя на мыс:
- Но меня ничего не грызет... Думаете, будто я боюсь, что дома попадет? Ничуть.
- Нет, я не про это... А может быть, тебе просто зябко? Возьми мою куртку.
- Не... мне тепло. Если надо, у меня безрукавка в сумке есть... Из козьей шерсти, домашняя вязка.
- А, это хорошо... Мама, наверно, вязала?
- Нет, не мама... Смотрите, там кто-то стоит!
Мыс придвинулся почти вплотную, обрыв нависал над пароходом. Кромка "рыцарского забрала" открыла за собой лесистую вершину холма. Черный неровный край рисовался на светлом небе, над ним висела голубая несмелая звездочка. А левее звездочки виден был неподвижный силуэт. Маленькая тонкая фигурка со склоненной головой и опущенными руками.
Конечно, ничего особенного в этом не было. Мало ли туристов на здешних берегах. Какой-нибудь пацаненок улнул палатки и глядит с высоты на окрестности...
Но беспричинная тревога толкнула мальчика - так же, как во время песни об Угличе. Он крепче обхватил колени и прижался теменем к дрожащей стенке каютной рубки.
- Стоит... - с непонятной интонацией отозвался Пассажир. Он тоже смотрел, запрокинув лицо. - Стоит. Да...
Звездочка прошла за плечами мальчишки на обрыве. Силуэт шевельнулся. В это время заскрипели доски расшатанной палубы. С носа шла, переваливаясь, буфетчица. Пассажир подвинул ноги под скамью, а сам все смотрел вверх. Буфетчица прошла, и от ее передника пахло макаронным гарниром. Мальчик придержал дыхание. В эту секунду на досках звякнуло. Денежка! Светлое небо отразилось в белом кружочке. Пассажир быстро повернулся к мальчику. Тот сбросил со скамейки ноги, нагнулся.
Однако проворнее всех оказалась буфетчица. Неожиданно легко обернулась, присела, накрыла монетку ладонью.
- Это моя!
- Почему вы решили, что ваша? - с непонятной злостью сказал Пассажир.
- А чья еще? - Буфетчица сжала находку в кулаке, встала. - Карман-то дырявый на фартуке, всю мелочь растрясла. Ох ты, пропади оно все пропадом... - И пошла прочь походкой вороватой утки.
- Вот ведь с... сытая жадюга, - с болезненной досадой пронес Пассажир.
Мальчик отвернулся. Всегда неловко, если в симпатичном человеке открывается неприятная черта. Пассажир, кажется, смутился. Закашлял.
- Наверно, она правда кармана денежку выронила, - сказал мальчик.
- Да нет. Это не ее... - вздохнул Пассажир.
- Ваша?
- Да нет... - Он опять сумрачно вздохнул. - Скорее твоя...
- А! Может быть... - Мальчик встал, подергал шорты, в кармане забрякало. - Я сегодня три рубля разменял, сплошь пятнадчиками. Наверно, один выскочил. Ладно, не разорюсь!
- В буфете разменял? - поинтересовался Пассажир.
- Ага.
- А завтра туда пойдешь?
- Не... Там противно. Как-нибудь дотерплю, утром моя пристань. А оттуда до дома полчаса на автобусе.
- Утром ты едва ли доберешься, - ворчливо сказал Пассажир. - Машина еле дышит, я в этом деле понимаю... Боюсь, что ночью мы застрянем с ремонтом.
- Это плохо, - обеспокоенно сказал мальчик.
- Так что без буфета нам, голубчик, не обойтись.
- Но котлеты я больше есть не буду. От них до сих пор в желудке тошно. Лучше уж вафли с чаем.
- Это не важно, - тихо сказал Пассажир. - Главное, чтобы все вернулось на круги своя...
- Что?! Пароход в Лисьи Норы вернется?
- Да нет, это я о своем... Не обращай внимания.
Мальчик послушал, как работает машина. Не уловил в ее ритме сбоев, решил, что опасения напрасны, и опять устроился с ногами на скамейке, посмотрел вверх.
Темная фигурка по-прежнему рисовалась на зеленоватом небе. Неподвижная... И вновь мальчик ощутил беспокойство. Словно тому, кто стоял на обрыве, что-то грозило.
Мыс уже отходил назад. Край обрыва менял очертания. Квадратный зубец сближался с силуэтом, грозя через полминуты закрыть его. Звездочка была теперь далеко в стороне.
Мальчику хотелось, чтобы стоявший на кромке ушел оттуда раньше, чем скала скроет его виду. Но тот не шевелился.
- Стоит и стоит... - прошептал мальчик.
- Стоит, - неожиданно громко отозвался Пассажир. - Куда же ему деваться...
- Почему "куда деваться"?
- Это же бронза. Скульптура.
- Да?! - удивленно и с облегчением сказал мальчик.
- Многим кажется, что просто человек на обрыве...
- Мне даже показалось, что он шевелился. Будто рукой махнул... Перед тем как тут эта пошла, буфета.
- Издалека да в сумерках что не почудится...
Темный выступ на обрыве наконец плавно закрыл скульптуру.
- А я-то думал... - сказал мальчик. - Будто мальчишка там.
- Ну, так и есть. Бронзовый мальчик, ростом с тебя.
- Значит, там парк? Или пионерский лагерь?
- Нет, место глухое. Но раньше был город...
- Как это... был? А куда девался?
- Обезлюдел понемногу, разрушился. Остатки война сровняла... А памятник вот сохранился.
- Памятник?
- Да, памятник мальчику. Жителю этого города... Кстати, место до сих пор так и называется - мыс Город. Только об этом не все знают... Ты ведь не знал, верно? - Вопрос прозвучал странно, с вкрадчивой интонацией.
- Я не знал, - насупился мальчик. - Я первый раз тут плыву. В Лисьи Норы я на поезде ехал... И вообще мы в этих краях недавно, а раньше в Тюмени жили...
- Про город на мысу и местные-то жители почти не помнят.
- Значит, он древний?
- Отнюдь...
- Тогда почему не помнят?
- Слишком заняты собственными делами.
- А этот памятник... то есть мальчик, он кто? Герой?
- Герой? Возможно... в какие-то моменты. Чтобы судить об этом, надо знать его историю.
- А вы знаете?
- Мне ли не знать, - сухо отозвался Пассажир. И наступило молчание. У Пассажира - непонятное, у мальчика - слегка обиженное. Мальчику казалось, что он имеет право услышать подробности. Но расспрашивать он не стал.
Пассажир наконец сказал:
- У реворов "Плодоовощторга" тоже бывают странности... Я долго собирал в этих местах разные истории. И подлинные случаи, и легенды... И одна них как раз об этом городе.
- Легенда?
- История, голубчик... Подлинная, хотя и маловестная... Я по канцелярской привычке все, что узнавал, записывал в тетрадки. Написал и про этот город... Упаси Господи, я никогда не метил в литераторы, писал для себя, просто чтобы не забыть... Но... - В голосе Пассажира скользнула неожиданная самоуверенно-ребячливая нотка. - На сей раз получилось, по-моему, что-то вроде повести. Возможно, не хуже других...
- А он что, погиб? Тот, кто на памятнике...
- Н-нет... Почему ты решил?
Мальчик вздохнул:
- Я не решил. Просто я не люблю историй с плохим концом.
Пассажир, кажется, улыбнулся в сумраке:
- А ты думаешь, я собрался тебе рассказывать?
Тогда улыбнулся и мальчик:
- Мне так показалось.
- Видишь ли... Я твой должник. Ты меня от хвори спас. А теперь вот сидишь и, кажется, скучаешь. И я подумал, что, если смогу развлечь тебя... Если, конечно, тебе любопытно...
- Ага, - сказал мальчик.
- Только пойдем в каюту, дружок. Зябко здесь все-таки, а история не короткая...
МАЛЬЧИШКИ В СТАРОМ ГОРОДЕ
В каюте над столом была укреплена лампочка под желтым шелковым колпаком. Она уютно засветилась. Пассажир достал чемодана клеенчатую тетрадь с разлохмаченными уголками. Надел круглые очки в тонкой серебристой оправе. Сел в кресло.
- А ты забирайся на свой насест...
- Я лучше так. - Мальчик опять сел верхом на стул. Это была привычка, от которой не отучила его даже Анна Яковлевна.
Пассажир полистал тетрадь, посмотрел на мальчика -за очков. Покашлял. При желтом свете морщины его казались резкими, как шрамы. Водянисто-серые глаза стали очень темными. Тень от носа легла на рот и подбородок - будто прижатый к губам толстый палец.
Мальчик с вежливым нетерпением поворочался на стуле.
Пассажир отложил тетрадь.
- Наверно, лучше так... Вначале у меня написано длинное вступление: история города, быт, нравы и прочая, прочая... Боюсь, что это скучно. Лучше я начну без записок, полаконичнее... На диалекте коренных жителей город назывался тогда Реттерхальм - Рыцарский шлем...
Он и правда был построен во времена рыцарей. Место подходящее... С той поры в городе осталось много всякой старины: красивые здания, церкви, два замка. Арки каменных мостов над расселинами и оврагами, которые рассекают склоны холма...
На обрыве, где сейчас памятник, стоял артиллерийский форт. Впрочем, о нем позднее... Улицы поднимались от подножия холма к вершине. Порой это были даже не улицы, а широкие и узкие лестницы с площадками, тропинки среди садовых решеток и гранитных стен с колоннами и нишами. В нишах стояли чугунные фигуры древних святых и воинов, закованных в доспехи.
А главная улица охватывала холм спиралью. Она несколькими витками шла от набережной со зданием магистрата до площади с маячной башней. Башня была круглая, с громадным стеклянным шаром наверху. Внутри шара, чуть заходило солнце, вспыхивал фонарь. Впрочем, он служил скорее для украшения, чем для пользы, потому что большие суда по реке не ходили.
- Не ходили? Она же широкая...