Все это напоминало испорченный громкоговоритель. Молодец высказывался резко, отрывисто, с болезненным пафосом и каким-то драматическим напором...
Он был пьян, но и в этом чувствовалась какая-то хитрость...
Я не заметил, как он подошел. Только что сидел не оборачиваясь. И вдруг заглядывает мне через плечо:
- Будем знакомы - Валерий Марков!.. Злостный нарушитель общественного покоя...
- А, - говорю, - слышал.
- Пребывал в местах не столь отдаленных. Диагноз - хронический алкоголизм!..
Я гостеприимно наклонил бутылку. В руках у него чудом появился стакан.
- Премного благодарен, - сказал он. - Надеюсь, все это куплено ценой моральной деградации?
- Перестань, - сказал я, - лучше выпьем.
В ответ прозвучало:
- Благодарю и примыкаю, как Шепилов...
Мы допили вино.
- Бальзам на раны, - высказался Марков.
- Есть, - говорю, - рубля четыре. Дальнейшая перспектива в тумане...
--Деньги не проблема! - выкрикнул мой собутыльник.
Он вскочил и метнулся к покинутому столу. Возвратился с измятым черным пакетом для фотобумаги. Высыпал из него кучу денег. Подмигнул и говорит:
- Не счесть алмазов в каменных пещерах!..
И далее, с неожиданной застенчивостью в голосе:
- Карманы оттопыриваются - некрасиво...
Марков погладил свои обтянутые джинсами бедра. Ноги его были обуты в лакированные концертные туфельки.
Ну и тип, думаю.
Тут он начал делиться своими проблемами:
- Зарабатываю много... Выйду после запоя, и сразу - капусты навалом... Каждая фотка - рубль... За утро - три червонца... К вечеру - сотня... И никакого финансового контроля... Что остается делать?.. Пить... Возникает курская магнитная аномалия. День работаешь, неделю пьешь... Другим водяра - праздник. А для меня - суровые будни... То вытрезвитель, то милиция - сплошное диссидентство... Жена, конечно, недовольна. Давай, говорит, корову заведем... Или ребенка... С условием, что ты не будешь пить. Но я пока воздерживаюсь. В смысле - пью...
Марков запихивал деньги обратно в пакет. Две-три бумажки упали на пол. Нагнуться он поленился. Своим аристократизмом паренек напоминал Михал Иваныча.
Мы подошли к стойке, взяли бутылку "Агдама". Я хотел заплатить. Мой спутник возвысил голос:
- Руки прочь от социалистической Кубы!
И гордо бросил на прилавок три рубля... Поразительно устроен российский алкаш. Имея деньги - предпочитает отраву за рубль сорок. Сдачу не берет... Да я и сам такой... Мы вернулись к окну. Народу в ресторане заметно прибавилось. Кто-то даже заиграл на гармошке.
- Узнаю тебя, Русь! - воскликнул Марков и чуть потише добавил: - Ненавижу... Ненавижу это псковское жлобье!.. Пардон, сначала выпьем.
Мы выпили. Становилось шумно. Гармошка издавала пронзительные звуки.
Мой новый знакомый возбужденно кричал:
- Взгляни на это прогрессивное человечество! На эти тупые рожи! На эти тени забытых предков!.. Живу здесь, как луч света в темном царстве... Эх, поработила бы нас американская военщина! Может, зажили бы, как люди, типа чехов...
Он хлопнул ладонью по столу:
- Свободы желаю! Желаю абстракционизма с додекакофонией!.. Вот я тебе скажу...
Он наклонился и хрипло зашептал:
- Скажу как другу... У меня была идея - рвануть отсюдова, куда попало. Хоть в Южную Родезию. Лишь бы подальше от нашей деревни... Но как?! Граница на замке! С утра до ночи под охраной Карацупы... Моряком пойти в загранку - сельсовет не отпустит... На интуристке жениться? На какой-либо древнегреческой бляди? Где ее возьмешь?.. Один тут говорил - евреев выпускают. Я говорю супруге: "Верка, это же мыс доброй надежды..." А супруга у меня простая, из народа. Издевается. "Ты посмотри, - говорит, - на свою штрафную харю... Таких и в кино пускают неохотно. А он чего надумал - в Израиль!.." Но я с одним тут посоветовался. Рекомендует на еврейке временно жениться. Это уже проще. Интуристов мало, а еврейки все же попадаются. На турбазе есть одна. Зовут - Натэлла. Вроде бы еврейка, только поддает...
Марков закурил, ломая спички. Я начал пьянеть. "Агдам" бродил по моим кровеносным сосудам. Крики сливались в мерный нарастающий гул.
Собутыльник мой был не пьянее, чем раньше. А безумия в нем даже поубавилось.
Мы раза два ходили за вином. Однажды какие-то люди заняли наши места. Но Марков поднял крик, и те ушли.
Вслед им раздавалось:
- Руки прочь от Вьетнама и Камбоджи! Граница на замке! Карацупа не дремлет! Исключение - для лиц еврейской национальности...
Наш стол был засыпан конфетными обертками. Пепел мы стряхивали в грязное блюдце.
Марков продолжал:
- Раньше я думал в Турцию на байдарке податься. Даже атлас купил. Но ведь потопят, гады... Так что это - в прошлом. Как говорится, былое и думы... Теперь я больше на евреев рассчитываю... Как-то выпили мы с Натэллой у реки. Я говорю - давай с тобой жениться. Она говорит - ты дикий, страшный. В тебе, говорит, бушует чернозем... А в здешних краях, между прочим, о черноземе и не слыхали... Но я молчу. И даже поприжал ее немного. Она кричит - пусти! Тут видно... А я говорю - так жили наши предки славяне... Короче, не получилось... Может, надо было по-хорошему? Вы, мол, лицо еврейской национальности. Так посодействуйте русскому диссиденту насчет Израиля...
Марков опять достал свой черный пакет. Мне так и не удалось потратить четыре рубля...
Теперь мы говорили, перебивая друг друга. Я рассказывал о своих несчастьях. Как это ни позорно, рассуждал о литературе.
Марков обращался в пространство:
- Шапки долой, господа! Перед вами - гений!..
Вентиляторы гоняли по залу клубы табачного дыма. В пьяных голосах тонули звуки автомата "Меломан". Леспромхозовские деятели разожгли костер на фаянсовом блюде. Под столами бродили собаки...
Все расплывалось у меня перед глазами. Из того, что говорил Марков, долетали лишь отдельные слова:
- Вперед, на Запад!.. Танки идут ромбом!.. Дорогу осилит идущий!..
Затем ко мне приблизился нетрезвый тип с гармошкой. Меха ее интимно розовели. По шекам гармониста катились слезы. Он спросил:
- Зачем у меня шесть рублей с аванса вычли?! Зачем по билютню не дали отгулять?!..
- Выпей, Тарасыч, - подвинул ему бутылку Марков, - выпей и не расстраивайся. Шесть рублей - не деньги...
- Не деньги? - вдруг рассердился гармонист. - Люди пашут, а ему - не деньги! Да я вот этими трудовыми руками шесть лет отбухал ни за что... Девяносто вторая без применения технических средств...
Марков в ответ задушевно пропел:
- Не плачь, девчонка! Пройдут дожди...
Через секунду их уже растаскивали двое леспромхозовских конюхов. Гармошка с чудовищным ревом обрушилась на пол.
Я хотел встать и не мог.
Затем из-под меня вылетела дюралевая табуретка. Падая, я оборвал тяжелую, коричневого цвета штору.
Встать не удавалось. Хотя Маркова, кажется, били. " Я слышал его трагические вопли:
- Отпустите, псы! Финита ля комедия!..
Не то чтобы меня выбросили из ресторана. Я выполз сам, окутанный драпировочной тканью. Затем ударился лбом о косяк, и все померкло...
Очнулся я в незнакомом помещении. Было уже светло. Тикали ходики с подвязанным вместо гири зубилом.
Укрыт я был все той же коричневой шторой. Рядом на полу обнаружился Марков. Видно, уступил мне свою постель.
Болела голова. На лбу ощущалась глубокая ссадина.
От кисловатого запаха деревенского жилища слегка мутило.
Я застонал. Марков приподнялся.
- Ты жив? - спросил он.
- Да вроде бы. А ты?
- Состояние - иду на грозу!.. Ты сколько весишь?
- Не знаю. А что?
- Еле тебя дотащил...
Приоткрылась дверь, вошла женщина с глиняной миской.
- Вера, - крикнул Марков, - дай опохмелиться! Я же знаю - у тебя есть. Так зачем это хождение по мукам? Дай сразу! Минуя промежуточную эпоху развитого социализма...
- Попейте молока, - сказала Вера.
Я с достоинством поздоровался. Марков вздохнул:
- Угораздило же меня родиться в этой таежной глуши...
Вера оказалась бледной, измученной женщиной с тяжелыми руками. Сварливой, как все без исключения жены алкоголиков.
На лице ее запечатлелось выражение глубокой и окончательной скорби.
Я чувствовал себя неловко еще и потому, что занял хозяйскую кровать. К тому же отсутствовали брюки. А куртка была на месте...
- Извините, - говорю, - за беспокойство.
- Ничего, - сказала Вера, - мы привыкшие...
Это было типично деревенское жилье. На стенах пестрели репродукции из "Огонька". В углу притаился телевизор с мутной линзой. Стол был накрыт выцветшей голубоватой клеенкой. Над моим изголовьем висел портрет Юлиуса Фучика. Между стульями прогуливалась кошка. Двигалась она беззвучно, как в мультипликационном фильме...
- А где мои брюки? - спрашиваю.
- Вера тебя раздевала, - откликнулся Марков, - спроси у нее.
- Я брюки сняла, - объяснила Вера, - а жакет - постеснялась...
Осмыслить ее заявление у меня не хватило сил.
- Логично, - высказался Марков.
- Они в сенях, я принесу...
- Ты лучше принеси опохмелиться!..
Марков слегка возвысил голос. Апломб и самоунижение постоянно в нем чередовались. Он говорил:
- Надо же русскому диссиденту опохмелиться, как по-твоему?!.. Академик Сахаров тебя за это не похвалит...
И через минуту:
- Вера, дай одеколону! Дай хотя бы одеколону со знаком качества...
Вера принесла брюки. Я оделся. Натянул ботинки, вытряхнув сосновые иглы. С отвращением закурил...
Утренняя горечь заслоняла вчерашний позор.
Марков чувствовал себя прекрасно. Стонал он, как мне показалось, для виду.
Я спросил:
- А где пакет с деньгами?
- Тес... На чердаке, - ответил Марков и громко добавил, - пошли! Не стоит ждать милостей от природы. Взять их - наша задача!..
Я сказал:
- Вера, извините, что так получилось. Надеюсь, мы еще увидимся... в другой обстановке...
- Ты куда? - спросила Вера. --Опять?!.. Вы уж присмотрите за моим буратиной.
Я кривовато улыбнулся в том смысле, что педагог из меня - плохой...