Л.Н.Толстой
(ВАРИАНТ КОНЦА ПОВЕСТИ "ДЬЯВОЛ")
...сказал он себе и, подойдя к столу, достал из него револьвер и, осмотрев его ‑ одного заряда недоставало,‑ положил его в карман штанов.
‑ Боже мой! что я делаю? ‑ вдруг вскрикнул он, и, сложив руки, он стал молиться. ‑ Господи, помоги мне, избавь меня. Ты знаешь, что я не хочу дурного, но я не могу один. Помоги мне,‑ говорил он, крестясь на образ.
"Да я могу же владеть собой. Пойду похожу и обдумаю".
Он вышел в переднюю, надел полушубок, калоши и вышел на крыльцо. Не замечая этого, шаги его направились мимо сада по полевой дороге к хутору. На хуторе все еще гудела молотилка и слышались крики погонщиков‑мальчиков. Он вошел в ригу. Она была тут. Он тотчас же увидал ее. Она сгребала колос, и, увидав его, она, смеясь глазами, бойкая, веселая, рысью побежала по раскиданному колосу, ловко сдвигая его. Евгений не хотел, но не мог не смотреть на нее. Он опомнился только, когда она перестала быть видима. Приказчик доложил, что теперь домолачивают слежавшиеся и что от итого дольше и выхода меньше. Евгений подошел к барабану, изредка стучавшему при пропуске плохо распластанных снопов, и спросил приказчика, много ли таких слежавшихся снопов.
‑ Возов пять будет.
‑ Так вот что... ‑ начал Евгений и не договорил. Она подошла вплоть к барабану, из‑под него выгребая колос, и обожгла его своим смеющимся взглядом.
Взгляд этот говорил о веселой, беззаботной любви между ними, о том, что она знает, что он желает ее, что он приходил к ее сараю, и что она, как всегда, готова жить и веселиться с ним, не думая ни о каких условиях и последствиях. Евгений почувствовал себя в ее власти, но не хотел сдаваться.
Он вспомнил свою молитву и попытался повторить ее. Он стал про себя говорить ее, по тотчас же почувствовал, что это было бесполезно.
Одна мысль теперь поглотила его всего: как незаметно от других назначить ей свидание?
‑ Если нынче кончим, прикажете начинать новый скирд или уж до завтрова? спросил приказчик.
‑ Да, да,‑ отвечал Евгений, невольно направляясь за нею к вороху, к которому она с другой бабой пригребала колос.
"Да неужели я не могу овладеть собой? ‑ говорил он себе. ‑ Неужели я погиб? Господи! Да нет никакого бога. Есть дьявол. И это она. Он овладел мной. А я не хочу, не хочу. Дьявол, да, дьявол".
Он подошел вплоть к ней, вынул из кармана револьвер и раз, два, три раза выстрелил ей в сипну. Она побежала и упала на ворох.
‑ Батюшки! родимые! что ж это? ‑ кричали бабы.
‑ Нет, я не нечаянно. Я нарочно убил ее,‑ закричал Евгений. ‑ Посылайте за становым.
Он пришел домой и, ничего не сказав жене, вошел в свой кабинет и заперся.
‑ Не ходи ко мне,‑ кричал он жене через дверь,‑ узнаешь все.
Через час он позвонил и у пришедшего лакея спросил:
‑ Поди узнай, жива ли Степанида. Лакей уж знал все и сказал, что померла с час назад.
‑ Ну и прекрасно. Теперь оставь меня. Когда приедет становой или следователь, скажи.
Становой и следователь приехали на другое утро, и Евгений, простившись с женой и ребенком, был отвезен в острог.
Его судили. Это были первые времена суда присяжных. И его признали временно душевнобольным и приговорили только к церковному покаянию.
Он пробыл в остроге девять месяцев и в монастыре месяц.
Он начал пить еще в остроге, продолжал в монастыре и вернулся домой расслабленным, невменяемым алкоголиком.
Варвара Алексеевна уверяла, что 5b0 она всегда предсказывала это. Это было видно, когда он спорил. Лиза и Марья Павловна обе никак не могли понять, отчего это случилось, и все‑таки не верили тому, что говорили доктора, что он был душевнобольной, психопат. Они не могли никак согласиться с этим, потому что знали, что он был более здравомыслящий, чем сотни людей, которых они знали.
И действительно, если Евгений Иртенев был душевнобольной тогда, когда он совершил свое преступление, то все люди такие же душевнобольные, самые же душевнобольные ‑ это несомненно те, которые в других людях видят признаки сумасшествия, которых в себе не видят.