-- Слушай, ты сам-то влюблялся? -- спросил он меня,
Сам-то? Влюблялся?.. Значит, он в Людмилу в_л_ю_б_л_е_н!
Я улыбнулся, хоть не хотел улыбаться.
-- Вижу по твоей блаженной физиономии, что уже успел!
-- Я? Нет еще...
-- Ну-у, брат! Неужели ни разу?
-- Точно не помню... Но, кажется, нет...
-- Вспомни! Не может быть!..
-- То есть однажды я испытывал кое-какие чувства... Но потом это прошло.
-- Ну, конечно.
Почему же к_о_н_е_ч_н_о? Может быть, и у него чувства всегда проходят?
Когда я ответил, что не влюблялся, я сказал Ивану неправду. Потому что не привык, чтоб взрослые задавали мне такие вопросы. А на самом-то деле почти все мальчишки у нас в кого-нибудь влюблены. Один мой друг даже остался на второй год из-за любви. Абсолютно ничего не соображал: не мог писать диктантов, контрольных по математике. Разве нормальный взрослый в это поверит? А Иван бы поверил... Я чувствовал это. И все-таки не смог ему честно ответить.
-- А я, знаешь, где первый раз влюбился по-настоящему? -- спросил вдруг Иван.
-- По-настоящему? Должно быть, в этой самой архитектурной мастерской?..
-- Знаешь где?
-- Нет, я не знаю...
-- В детском саду! Мы выезжали летом за город. И там одна девочка заболела. Ее звали Норой. Даже имя запомнил! Необычное такое легче запоминается. Ей было шесть лет. В нее были влюблены все поголовно. Ну, конечно, из тех, которые умели влюбляться в шесть лет! Она заболела, и я ей носил в изолятор букетики ягод. Огромное счастье, что она меня презирала!
-- Почему?
-- Оказалось, что я ей носил волчьи ягоды. Дикие! Они были очень красивыми. Внешне очень мне нравились!
Всю дорогу я мечтал сказать что-нибудь умное.
-- Внешняя красота не всегда совпадает с внутренней, -- сказал я.
-- Она поняла это еще раньше, чем ты: в шестилетнем возрасте. И выбрасывала мои подарки. Иначе бы ей не выздороветь никогда! Сообразительная была девчонка... И все-таки я к ней охладел. Тогда все было просто.
"Теперь уже, значит, не просто!" -- с радостью решил я. И сказал:
-- Это нельзя назвать серьезной любовью. Ну, увлечение... Такое со мной бывало сколько угодно раз!
-- Тогда ты должен меня понять! И помочь!..
Я читал в книжках, что ребята во время войны часто помогали взрослым. Иногда даже спасали от смерти! А так, в обычные дни, взрослые почти никогда не обращаются к нам за серьезной помощью. Сбегать за чем-нибудь, что-нибудь принести -- это пожалуйста. А по серьезному делу, от которого зависит их жизнь, не обращаются. Иван обратился... И я готов был сделать для него что угодно!
-- Разве у вас сейчас... увлечение?
-- А у нее?
Раньше мне очень хотелось сказать ему, что Людмила абсолютно спокойна, совсем не страдает. Но теперь я не мог соврать и сказал правду:
-- Она тоже переживает.
Он даже остановился.
-- Где же логика? -- вроде бы злился он. Но голос был радостный. -- Где же простая логика?! Ничего не сказала... Не объяснила!
Обычно, когда я мирюсь с приятелем, то для начала предлагаю ему что-нибудь приятное. Подхожу и как ни в чем не бывало говорю: "Пойдем на каток! Пойдем играть в чехарду!"
-- А вы бы просто так подошли к ней и сказали: "Пойдем в кино!" или "Пойдем играть в теннис!".
-- Я предлагал.
-- А она?
-- Не реагирует.
Зачем все так усложнять?!
-- Она очень переживает? -- тихо спросил он.
-- А вы думали нет?..
-- Кончай с этим "вы"! -- крикнул он, вот как обрадовался. -- Говори просто "ты"! Я -- за полное равноправие.
Равноправие... Вот чего мне всегда не хватало!
Часто взрослые говорили мне: "Давай побеседуем как мужчина с мужчиной!" Или: "Поговорим с тобой как приятели!" Это самое к_а_к подчеркивало, что на самом-то деле я не мужчина и мы еще пока не приятели. Разве может быть равноправие на какое-то определенное время? Разве можно быть приятелем на одну беседу?
Иван предлагал равноправие навсегда. Так мне казалось.
Мне захотелось немедленно отблагодарить Ивана. И я рассказал о плане, который придумал еще до нашей с ним встречи, дома:
-- Сделаем так!.. Я скажу, что пригласил к себе друга. Нового... Совсем нового! Все будут дома: они любят изучать моих новых друзей. А придете к нам вы!
-- Я?..
-- Ну, да! А потом уж я все объясню: разыскал вас и пригласил. Так я им объясню. Дома Людмила не сможет пройти мимо и не ответить. Она очень гостеприимная. На себя все возьму. Раз из-за меня это случилось!
Я боялся, он скажет так, как сказала бы мама: "Это хорошо, что ты обо мне заботишься. Благородно! Но в данном случае твой план не подходит..."
Он ничего подобного не произнес. Обнял меня посильнее за плечи, и мы снова пошли.
-- Я всегда говорю, что нет безвыходных положений! -- воскликнул Иван.
-- А до этого заговаривать с Людмилой не надо! -- сказал я. -- Она ведь может опять не ответить. Пройдет мимо, и все! Вполне может быть... Она у нас тоже с детского сада пользуется огромным успехом. Как ваша Нора... Мне мама рассказывала. И поэтому она очень гордая!
-- А я ведь ей не сказал про тебя ни слова. Не выдал! -- похвастался он, как мальчишка. -- Она так и не знает, кто это мне наврал про сына и двух мужей.
-- Я сам сознался...
-- Значит, ей известно, как все получилось? И все-таки не подходит? Не объясняет?.. И мириться не хочет? Ну, это уж слишком! Ну, знаешь, брат, это уж...
-- Она первая не подойдет! Потому что она очень многим нравится. Вот, например, дяде Лене, который под нами живет. Он очень известный врач: все болезни умеет лечить. А недавно мы с ней шли в театр, так все кругом на нее смотрели. И оборачивались...
-- Это я сам замечал, -- грустно сказал Иван. И добавил: -- Она уж, наверно, дома? Ты ее скоро увидишь?
Он мне завидовал! И я его понимал... Вот, например, когда я в последний раз был влюблен, то очень завидовал брату этой девчонки. Ему было всего лет семь или восемь, а я к нему даже подлизывался. Заговаривал с ним. И очень ему завидовал: ведь он видел ее каждый день -- и утром и вечером, с ней вместе обедал и ужинал. И вместе ездил на дачу, а я летом с ней разлучался. "Он всегда будет знать о ней -- через десять лет, через двадцать... Куда бы она ни уехала!" -- так думал я. Ведь я же не знал, что скоро к ней охладею. А если бы кто-нибудь мне сказал, я б ни за что не поверил. Мне, когда я влюбляюсь, всегда кажется, что это до самой смерти, на всю жизнь, до конца.
-- Значит, договорились? Вы приходите к нам в гости, потому что я вас пригласил!
-- Не в_а_с, а т_е_б_я!
Кстати, я часто думал о том, что неравноправие между нами и взрослыми начинается с этого самого; они нас -- на "ты", а мы их -- на "вы". 7
Мама, отец и Людмила, как я уже говорил, очень любят изучать моих новых друзей. Если приятель им не понравится, они обязательно дадут мне это почувствовать. Конечно, каждый по-своему, потому что у каждого из них с_в_о_й характер.
Отец постарается, чтоб то, что мой новый приятель ему неприятен, мне было приятно. Или по крайней мере, чтоб я не очень расстроился.
-- У тебя же есть просто замечательные друзья, -- скажет он. -- Слишком уж расширять этот круг -- все равно что разбавлять вино водопроводной водой: оно крепче от этого не становится. У тебя же есть такие отличные друзья. Такие надежные! Все к тебе тянутся... Любят тебя, мерзавца!
-- Это даже хорошо, что ты прощаешь ему все недостатки, -- скажет мама про моего нового друга. -- Значит, ты добр...
Таким образом я пойму, что у приятеля есть недостатки. Ну, а Людмила и в этом случае не станет переиначивать арии.
-- Что касается друзей, то тут я не за количество, а за качество, -- скажет она. -- Не знаю, так ли уж великолепны твои другие товарищи, но этот проверки на качество не выдерживает.
Ну, а если я все равно захочу проводить время с новым приятелем, они начнут отвлекать меня от него всеми существующими на земле удовольствиями: фильмами, пьесами, футбольными матчами.
В общем, я знал, что в тот вечер, когда должен будет прийти мой новый товарищ, они все трое окажутся дома.
-- Надень, пожалуйста, свой тренировочный синий костюм, -- попросил я Людмилу.
У нее был новый спортивный костюм, который мне очень нравился.
-- Зачем? -- спросила сестра. -- Ходить по квартире в спортивном костюме?
-- Он тебе очень идет. Гораздо больше, чем платье.
Людмила пожала плечами.
-- Понимаешь, я рассказывал этому другу, что ты спортсменка... что играешь в теннис и волейбол. Я хочу, чтобы он поверил.
-- А он считает тебя лгуном?
За полчаса до того, как должен был явиться мой друг, Людмила стала заниматься гимнастикой, хотя всегда занимается ею по утрам. Нет, она и не думала выполнять мою глупую просьбу, но, когда Иван позвонил к нам в дверь, она случайно оказалась в" том самом спортивном костюме.
Я побежал открывать...
Когда Иван вошел в комнату, все усиленно занимались своими делами: отец, прикрыв глаза, слушал музыку (в этот день он купил огромные пластинки, на которых умещались целые оперы и симфонии), мама вязала мне свитер, а Людмила водила рейсфедером и линейкой по своей чертежной доске. Одним словом, они и не собирались уделять моему другу какое-то особенное внимание.
Иван сказал:
-- Здравствуйте!
Тогда они все сразу отвлеклись от своих занятий. Мама с отцом переглянулись. А Людмила не удивилась. Как будто знала, что Иван должен прийти... Она никогда не удивляется.
-- Заходи, -- сказала она. Потом обратилась к маме, отцу и ко мне: -- Познакомьтесь: это Иван.
-- Леня ждет своего друга. Он думал, что ты -- это он, поэтому так разбежался, -- пояснила она Ивану.
Иван растерялся. И я решил тут же ему помочь.
-- Заходи, Иван, заходи! -- сказал я еще более громко, чем всегда разговаривал дома. -- Мы тебя ждали!..
Накануне я никак не мог произнести это самое "ты", и вдруг оно как-то легко и просто слетело у меня с языка.
-- Вы знакомы? -- спросила мама.
-- Да, мы знакомы, -- ответил я. Людмила и этому не удивилась. -- Я разыскал Ивана и пригласил...
-- Прекрасная инициатива! -- воскликнул отец. Он ничего ведь не знал о ссоре, и Людмила должна была улыбнуться Ивану: